Александр Паль: «Закрытая у нас страна, не делает куннилингус»
Еще одна важная премьера этой недели — «Верность» Нигины Сайфуллаевой. О фильме с небывалыми для отечественного кинематографа эротическими сценами критики говорят с самого начала лета, испытывая весь спектр чувств — от удивления до возмущения. Мы поговорили с исполнителем главной роли Александром Палем о его героях, фильмах и флешмобе в поддержку фигурантов «московского дела».
СЕАНС – 73. «F**K»
Во «Вконтакте» есть сообщество «Типичный Челябинск». Как по-вашему, типичный челябинец — он какой?
В Челябинске живет много рабочих, а раньше еще ссыльных много было. Но ничем таким особым челябинец от другого не столичного жителя России не отличается. В Челябинске то же самое, что и везде. Отошел от центра и все — приехал. Вот, правда, с метеоритом челябинцам повезло.
Вы еще не стали на родине народным героем? Часто приезжаете?
Приезжаю раз в год. Есть друзья, сохранились связи. Но не знаю, герой ли… Друзья как-то спокойны по этому поводу. Иногда спрашивают, конечно, как там Ургант, но я обычно отвечаю: «Хорошо», и дальше тема затухает, возвращаемся к своим бытовым вопросам.
Семья хотела, чтобы вы стали актером?
Мама не верила в это совершенно. Говорила, что там все куплено. «Зачем ты едешь в Москву? Все равно у тебя ничего не получится. Таланта же нет». Меня сподвиг дядя, мамин брат. Он всё говорил: не верь, там такие же люди поступают, как ты. Не получится — поедешь на следующий год. Он мне психологически помог.
Все подходили, говорили, что фильм ништяк, и мне казалось, что так всегда на премьерах и бывает.
Почему вы выбрали именно ГИТИС и Леонида Хейфеца?
Я просто поступал везде, и везде провалился, кроме Серебренникова и Хейфеца. Про Хейфица я даже не знал, кто это, когда поступал. Но во время поступления у нас с теми, кто дошел до последнего тура, сложилась хорошая команда. И я подал документы туда. На следующий день после того, как все решилось у Хейфеца, был Серебренников, но все, кто прошел в ГИТИС, пришли к нему с бодуна. И, в общем, в школу-студию МХАТ попали те, кто к Хейфецу как раз не попал — Никита Кукушкин, Филипп Авдеев… Человек пять их было — и все попали к Серебренникову..
Что вы читали на вступительном?
Программа, если честно, была не очень: Достоевский, кусок из «Преступления и наказания», Аверченко, две басни. Которые на самом деле никто читать не умеет. Еще был Вознесенский…
Почему Вознесенский? Не самый же очевидный выбор.
Это было стихотворение про Енисей. «На плотах». Нас несет… Оно мне по темпераменту было близко. Дядя посоветовал, я его прочитал и понял, что это мое.
Кино у вас с «Горько!» началось…
Нет, кино началось с Каримова: сначала были съемки «Все и сразу», а уже через полгода «Горько!».
Когда вы читали сценарий «Горько!», какие у вас были впечатления от него?
Я его сразу начал пересказывать друзьям, хотя почти никогда так не делаю. Все слушали, ржали, и я понимал, что будет круто, а насколько круто — не представлял. Когда была премьера «Горько!» — а это была моя первая большая премьера в жизни — все подходили, говорили, что фильм ништяк, и мне казалось, что так всегда на премьерах и бывает. А как иначе? А потом были другие премьеры, и я понял, что нет, совсем не всегда.
Как вы вообще туда попали?
У Каримова был директор картины, который работал и на «Горько!». Он и предложил меня Крыжовникову — на роль жениха. Я пришел на встречу с Андреем Першиным [Жора Крыжовников] в совершенно разобранном состоянии, за день до этого отравился, и мне вообще все было по барабану… И я ему сразу сказал: «Андрей Николаевич, приятно познакомиться, вы извините, если что, я буду выбегать в туалет». И сразу у нас такой юморной разговор пошел. Потом, когда уже вызвали на пробы с его женой Юлей Александровой, он говорит: «А может попробуемся на брата-гопника?». И потом у нас была съемка двухминутного теста для «Базелевса». Я еще тогда был с длинными волосами, снимали у МГУ, я подбегаю к свадьбе и на жениха бросаюсь, кричу ему: «Леха, ты меня подставил!» — А невеста отвечает: «Да не Леха он, Сережа!». Вот на этом этюде меня проверяли: могу ли это быть я. Роль, кстати, потом изменилась: в сценарии был прописан рецидивист за тридцать, реальный такой мужик. А мне было 23 года, молодой парень, который всем говорит, что он на зоне за общаком следил. Понятно, что такое невозможно, и поэтому тоже возникал юмор.
Вам вообще образ хулигана и гопника хоть в чем-то соответствует? В школе как учились?
Был отличником, но только до 6 класса. 9 класс закончил с 13 тройками. Постоянно какие-то разборки были во дворе. Были, конечно, приятели, у которых детство было пострашнее, но примерным мальчиком я не был. Таких ребят, как мой герой, я повидал.
По поводу «Горько!» есть два полярных мнения: одни говорят, что Крыжовников любит своих героев, а другие, что он их презирает и высмеивает. А вы как думаете?
Раньше я бы сказал однозначно — любит, а сейчас уже не стал бы так односложно отвечать. Он, конечно, чуть-чуть подтрунивает над ними. Делает так, чтобы они проявились, заставляет их выглядеть неловко, но выводит к чему-то человеческому. В общем, издевается, но любя.
Как вы сейчас выбираете роли? Часто приходят предложения, которые эксплуатируют уже сложившийся образ?
Да постоянно. 80 процентов материала — общее место, эксплуатация, еще 15 процентов — нормально, можно работать, и вроде бы не стыдно, и денег можно заработать, но непонятно, что это мне даст в творческом смысле. И даст бог, два процента материала, где есть что-то по-настоящему интересное. Так их нужно не просто прочитать, нужно еще пробы пройти… И чтобы все получилось. Есть несколько фильмов, которые мне нравятся, но там, по-моему, не все получилось. Иногда получается не все, при этом удовольствие от роли получаешь.
Можете назвать?
Могу. «Все и сразу». Или «Тряпичный союз» Миши Местецкого — вообще один из любимых фильмов моих. Из тех, где я снимался, конечно. «Тряпичный союз» был очень честным фильмом. Это был дебют, на площадке тремор — там все менялось на ходу.
Про некоторых актеров иногда говорят: стал лицом своего времени. Про Сергея Бодрова, например, так говорили. Можно ли сказать про Александра Паля так сказать?
Ну и кем бы я был, если бы сейчас ответил: да, конечно, я сейчас выражаю время как Бодров? Вообще, думаю, что выражение времени — не заслуга и творческое достижение актера. Можно идеально совпасть с материалом, что и случилось с тем же Бодровым на «Брате». Он же снимался и после «Брата», и до — в «Кавказском пленнике». Отличный фильм, хорошая роль, но выражением времени она не стала. А вот «Брат» попал. Таких фильмов единицы. Есть ли такие фильмы сейчас? Думаю, что нет. Есть какое-то количество актеров, которые сейчас снимаются, и в них что-то такое мелькает, искрит немножко. Но одного конкретного, по-моему, нет.
В этом году было два кадра, сопоставив которые, можно все понять об актере и времени сегодня: Александр Петров на встрече с Владимиром Путиным и Александр Паль в автозаке.
Смешно, конечно. Хотя то, что именно Петров на прямой линии, по-моему, ни о чем таком особенном не говорит. Как и то, что это я оказался в автозаке. Но монтаж картинок получается забавный, конечно. Мне кто-то даже прислал такой мем: «Это — я, а это — сын маминой подруги». Ну, я поржал и переслал Петрову. Он тоже поржал.
Это правда, что вы с Петровым жили в одной комнате в общежитии?
Правда. Первый год жили в квартире на Нагатинской, которую институт снимал, потому что не хватало мест. А потом переехали в общагу. Съехались.
Вы же недавно еще на режиссера учились, да?
Да, в Московской школе кино. Не закончил, отучился год, а потом началась работа с Нигиной Сайфуллаевой, начались «Толя-робот» и «Бихэппи» — и я взял академку. Есть мысли про режиссуру, нравилось и учиться, и снимать. Сейчас с вами разговариваю, а на рабочем столе компьютера несколько этюдов лежат.
А за современным кино вы следите?
Практически ничего не смотрю, только когда обсуждают что-то. Вот «Звоните ДиКаприо!» посмотрел, когда его все обсуждали. А так, в основном, зарубежное…
Тогда про зарубежное: Брэд Питт или Леонардо ДиКаприо?
Брэд Питт, однозначно. И давно. Ди Каприо, конечно, шикарный артист и, может, даже лучше, чем Питт, но слишком старается. Есть в нем какое-то карьерное стремление. Питт проще. Я вполне могу себе представить, как он выходит поссать с бутылкой пива. А как это делает ДиКаприо — не могу.
Кого бы вы хотели сыграть?
Раньше, когда поступал, мечтал сыграть Болконского, Дон Кихота, большие какие-то роли. Потом понял, что роль — это не главное, а главное — у кого играть и с кем. Можно сыграть маленькую роль, и будет круто. Мы как-то с Кукушкиным обсуждали, какая классная пара у нас могла быть — Дон Кихот и Санчо Панса. Но сейчас какой-то роли мечты у меня нет.
Safe Mode
Кукушкин вас поддержал, когда вы запускали флешмоб про Устинова. Ввязываться в политику не страшно было?
Страшно не было. Все это было спонтанно: увидел новость — написал в фейсбуке. И мне все начали писать: что будем делать? Я нашел телефон адвоката, он мне сказал, что единственный законный способ помочь — это выходить на пикеты, записывать обращения, публиковать открытые письма. Тогда возникла идея флешмоба, и я позвонил Кукушкину, Добрыгину, а мне позвонил Никита Ефремов. Я знал, что ребята меня поддержат. У нас возникла группа в «телеграме», и понеслось.
Были какие-то неожиданные для вас реакции?
Знаю, что за глаза про меня говорили: «Куда он лезет!». Я вообще спокойно отношусь к политике, и сам не из тех, кто любит выходить на баррикады. Пару раз бывал на митингах, видел — там разные бывают люди. И провокации бывают, что уж. В общем, я спокойно отношусь к тем, кто дома сидит. Сейчас, наверно, я уже стал более политизированным. Естественно, когда политические издания тебя начинают упоминать, как-то начинаешь больше читать, интересоваться. Меня же в первый раз взяли на митинге в 2017-м, совершенно случайно. Я шел на Никитскую через Тверскую, остановился посмотреть, и меня задержали. В этом году уже пошел осознанно. А когда дали срок Павлу Устинову, меня это просто потрясло. И еще дело Голунова. Меня же тоже часто полиция останавливает.
Я хожу в капюшоне, чтобы на улицах не особо узнавали, а капюшон для них срабатывает, как красный флажок: раз в капюшоне — значит наркоман, у тебя что-то есть. Пару раз меня жестко прямо останавливали с автоматами и шмонали. Когда на машине едешь — тоже тормозили: «Чувак, у тебя что-то есть!». По два-три раза в неделю. Поэтому, когда взяли Голунова, я очень хорошо понимал, как это бывает. И было понятно, что пришили чуваку. Разозлило.
Раньше казалось, что актерская среда совсем не политизирована. Изменилось ли что-то сейчас, после эйфории, когда удалось добиться пересмотра дела?
Думаю, что не особо изменилось. На санкционированные митинги, может, будет больше людей ходить, да и то… Никто не хочет быть задержанным. Почему сработало? Почему все вышли? Потому что увидели в задержанном коллегу. У нас дружный цех. Когда случается беда, все консолидируются. Многие не знали, что Паша Устинов актер, но, узнав, смогли перенести ситуацию на себя. Увидели что-то близкое. Рэпперы, блогеры, другие творческие люди намного сильнее политизированы. Кто-то по одну сторону баррикад, кто-то по другую. Идет размежевание, борьба. Актеры в этом смысле всегда были на задворках, старались не выпячиваться. Я знаю такую вещь — старые артисты учили — нельзя говорить не свой текст. Может, поэтому актеры часто помалкивают. Многие просто не следят за политикой. И не понимают, что говорить.
«Верность» Нигины Сайфуллаевой — Антистыд
При этом в общемировом контексте сформировался запрос: актер, как и любой творческий работник, медийная фигура, должен иметь свое мнение по ряду вопросов. Экология, Трамп, #MeToo… Каждый участник индустрии должен высказаться… Кстати, про #MeToo: как с этим обстоят дела в России?
У нас это если и обсуждается то в духе: «Ты видал, что там творится? Кевина Спейси уже выносят!» Нас это не касается, типа, и ладно. Сам я с харассментом, честно, не сталкивался. Один раз слышал от подруги что-то такое, и удивился очень. Но наверно, это все и у нас есть, но мне трудно об этом говорить: я все-таки парень. Да и медийный я уже. Трудно со мной.
Для вас в кино есть какие-то этические границы, за которые вы не могли бы перейти?
У меня есть фильмы, от которых отдергиваешься при просмотре. Вот у меня так было при первом просмотре «Груза 200». Понятно, что это шикарное кино, и на самом деле ничего страшного в нем нет. Второй раз смотришь, и удивляешься — как все круто снято. Может быть, это самый сильный балабановский фильм с точки зрения операторской, монтажной, исходя из того, как там сюжет продвигается. В общем, если это круто и оправдано с художественной точки зрения, то рамок у меня нет.
Вас не удивило, что «Верность» порождает такую острую реакцию, многие воспринимают фильм чуть ли не как откровение?
Да, прямо как сексуальную революцию. Это, конечно, удивляет. У нас в фильме, действительно, есть интимная сцена с Женей Громовой. И было понятно, что она произведет определенное впечатление на зрителей. Но не такое же… В России, наверно, действительно так никто не снимал, но в Европе таких фильмов полно. По мне, так фильм в этом плане довольно консервативный. Про нормальных ребят, которые занимаются обычным, естественным сексом.
Как вам кажется, почему за последние двадцать лет в России сделано буквально два с половиной фильма, в которых секс вплетен в драматургию, является частью художественного мира фильма. Почему в русском кино нет секса?
Ну, мне было всего два года, когда распался Советский Союз, но, кажется, именно в нем все и дело. Я недавно разговаривал с другом из Челябинска, и между делом рассказал про «Верность», и в частности, то что я в фильме делаю куннилингус. И он говорит мне: «Ты чего, пилоточник? В пилотки ныряешь? Тридцать лет, а он в пилотки ныряет!». Я даже не сразу понял, о чем он вообще. Потом догадался: «Погоди, ты что, никогда не делал куннилингус?» — «Нет, конечно. Я же мужик». И я думаю, что он не один так рассуждает, конечно. В пределах Садового кольца, может, принято иначе. Но в целом закрытая у нас страна, не делает куннилингус, или делает, но выключив свет, и страшно при этом переживая. А на дворе, между тем, 2019 год.
Читайте также
-
Самурай в Петербурге — Роза Орынбасарова о «Жертве для императора»
-
«Если подумаешь об увиденном, то тут же забудешь» — Разговор с Геннадием Карюком
-
Денис Прытков: «Однажды рамок станет меньше»
-
Передать безвременье — Николай Ларионов о «Вечной зиме»
-
«Травма руководит, пока она невидима» — Александра Крецан о «Привет, пап!»
-
Юрий Норштейн: «Чувства начинают метаться. И умирают»