Оттуда: «Виннету — сын Инчу-Чуна»
Ино-прокат позднего СССР — гигантский бизнес, в котором идеология сугубо вторична, а коммерческий интерес превыше всего. Телефильмы стран народной демократии перемонтировались, переименовывались и шли в кинотеатры под маркой оригинальных произведений. Вместо дорогущего Голливуда закупались малобюджетки независимых и трэш-студий. Европейские хиты сокращались не из партийных или ханжеских побуждений (трудно представить кино, в котором неодетые барышни торчат на экране дольше пяти секунд — купюры же из покупных картин достигали получаса экранного времени), а строго по деловым причинам: если фильм выходит на восьмистах копиях, каждая минута сокращения дает ощутимую экономию пленки. Конечно, это был шахер-махер в стиле одесских торбохватов — но мелкость обмана компенсировалась масштабом сделки. Все были в шоколаде: производителям приварок к основной кассе, государству — комиссионные на таких вот бизнес-схемах, а не избалованному авантюрным трэшем народу — каникулярное развлечение по сходной цене.
Покончив с антологией внутреннего проката «Родина слоников» (в продаже), хроникер советского ретро Денис Горелов взялся за зарубежный. Книжка почти готова, остались довесочки-безешки для полной картины.
Их мы и публикуем.
«Виннету — сын Инчу-Чуна»
ФРГ—Югославия—Италия, 1963-64, в СССР — 1975. Apache gold/Last of the Renegades. Реж. Харальд Райнль. В ролях Пьер Брис, Лекс Баркер, Марио Адорф, Клаус Кински
Сын вождя мескалеро-апачей Виннету после испытания тотемным столбом и дырявым каноэ породняется с бродячим геодезистом Верной Рукой. Быть им отныне арбитрами территориальных споров аборигенов с алчными железнодорожными и нефтяными магнатами. Приговор один — вышка. Не нефтяная.
Оседлые нации до крайности падки на миф о благородных кочевниках: горцах, индейцах и цыганах. Для того и весь романтизм придуман: пестрой банде тряпичников-конокрадов приписать особенный поведенческий кодекс, прямую осанку, небывалую красоту лиц и речей, культ вольной воли и равноправной дружбы со всяким зверьем от змей до медведей. Опоэтизировать их трубки, серьги, таборы, бубны и ножи. Согласуя миф с неприглядным опытом живого общения, поделить дикарей на плохих и хороших. Настоящие, то есть целиком вымышленные горцы-индейцы-цыгане-моджахеды горды, неподкупны, моногамны и всегда держат слово. Скверные, недостойные гордого имени индейцы-цыгане хитры, жадны, льстивы и нападают вдесятером на одного. Обычно это одни и те же люди — как вольнолюбивые моджахеды, режущие русских гяуров, и подлые дикари, стреляющие в спину славным американским парням.
Чем дальше расстояние от оригинала — тем романтичней сказки. Немецкий миф об апачах и их белом брате тем и хорош, что писан с дальней дистанции — про турок им такого не впаришь, как и нам про чечен. Виннету — их Макар Чудра, Хаджи-Мурат, сын гор, друг степей и атаман кодр. На саге про инчу-чунова сына, собранной из двух автономных серий франшизы, возник шанс оценить оригинал нации романтиков поверх бледной гэдээровской подделки. Природные немецкие сантименты легли на исконный немецкий садизм, рождая нужную детям контрастность. На пепелище перебитых поселенцев Верная Рука находил плюшевого мишку. Дочь вождя Рибанна венчалась с белым лейтенантом с ярко накрашенными губами. Койот Сантер носил позолоченный жилет и говорил гнусности голосом Джигарханяна, а в финале висел на обрыве над частоколом копий на глазах терпеливо ждущих бойцов и стервятников.
Вообще, западные немцы оказались изобретательней восточных по части пленки, кантри-музыки и заковыристой интриги. Рельсы у них шли под салуном, что позволяло пустить на обороняющихся опоссумов паровоз-таран, бревенчатые щиты на колесах пробивались четырьмя пулями одна в одну, комический партнер в пещере состреливал сталактит по башке снайперу, а привязанный к столбу, кланялся этим столбом по башке охраннику. Песнь скал на губной гармошке была неподражаемым аттракционом дойче-варваристики. Белые братья улыбались достойно, подбородком походя на немецких футболистов, — белые волки улыбались фальшиво, усами походя на немецких кельнеров. Конечно, Пьер Брис уступал Гойко Митичу, но у него была Верная Рука Лекс Баркер. Да и сам Митич мелькнул во второй серии вождем дружественного племени — обозначая индейское перемирие меж Востоком и Западом Германии.
Русский перевод, как мог, сглаживал дойче-грубости. Где у них были «макаки» — у нас звучали «воины», вторая серия «Трубка мира» в оригинале звалась «Последние подонки». Но и переводу не дано было унять расчетливые потачки мелкому подростковому садизму.
Когда над беглым гадом Форрестером вырастала цепь сосредоточенных лучников, пионеры в зале припечатывали: «Играем в ежика».
И все играли в ежика.
Читайте также
-
Школа: «Звезда» Анны Меликян — Смертельно свободна
-
Не доехать до конца — «Мы тебя везде ищем» Сергея Карпова
-
Слово. Изображение. Действие — Из мастер-класса Александра Сокурова
-
2024: Кино из комнаты — Итоги Павла Пугачева
-
Десять лет без войны — «Возвращение Одиссея» Уберто Пазолини
-
Высшие формы — «Спасибо, мама!» Анны Хорошко