«А камера нас рассудит» — «Особняк» Бориса Юхананова
К старту онлайн-ретроспективы «Кинотеатр Бориса Юхананова», за трансляциями которой можно следить у нас на сайте и «Вконтакте», публикуем статью о фильме, открывающем показы. Почему «Особняк», несмотря на обилие исторической и документальной фактуры, стоит воспринимать не как документальный фильм, а как призрачный портал в неведомое, рассказывает Борис Нелепо.
Полтора года назад я был на фестивале в Мар-дель-Плате. В последнюю ночь, направляясь к себе в номер, я оказался у двери, на которую не обращал раньше внимания. Уже не первый раз я жил в гостинице Gran Hotel Provincial — монументальном памятнике не оправдавшимся надеждам, связанным с этим городом. Торжественно открытый в середине прошлого века «Провинсиаль» стал самой большой гостиницей Аргентины, а расположенное в нём казино — самым масштабным в мире. За волшебной калиткой был позабытый корпус. Заброшенные комнаты, полные утвари, посуды и даже сантехники. Десять лет этот корпус «Провинсиаля» стоял заколоченным. «Стоило перейти мост, как призраки не замедлили явиться». Остатки прежней жизни остались в его чреве нетронутыми. До самого утра я бродил первым за годы гостем по этим коридорам.
Как из сегодняшнего дня смотреть на восьмидесятые? Один полюс — «Лето», другой — «Груз 200». Наверное, если наложить одну картинку на другую наплывом, то должно получиться более-менее правдоподобное изображение. Только на этой карте не обнаружить мира Юхананова.
Кинотеатр Бориса Юхананова
«Сумасшедший принц: Особняк» (1986/2017) Бориса Юхананова — такой же странный, призрачный портал. Мой рассказ о нём может быть только сродни приснившейся экскурсии по грустной имперской гостинице. Строго говоря, перед нами ключевой для истории кино артефакт — первый полный метр, снятый на VHS-видео в Советском Союзе, запечатлевший опять же первую в стране независимую театральную компанию «Театр Театр». Как и все придуманные Юханановым имена собственные, «Театр Театр» противится выпрямляющей воле корректора. Самое главное в этом названии, которое пишут и так, и эдак, — утоплено в пробеле между удвоением театра. Это пробел — пространство постоянного ускользания Б.Ю., пространство вненаходимости.
Как из сегодняшнего дня смотреть на восьмидесятые? Один полюс — «Лето», другой — «Груз 200». Наверное, если наложить одну картинку на другую наплывом, то должно получиться более-менее правдоподобное изображение. Только на этой карте не обнаружить мира Юхананова. Да, это безответственное рассуждение, ведь я здесь турист — родился два года спустя после съёмок. Я смотрю и пересматриваю «Особняк», завороженный этой красотой; как героини «Селин и Жюли совсем заврались» Жака Риветта, — оказываюсь в загадочном доме, который очень сложно описать.
За три десятилетия до прихода в Россию иммерсивного театра юханановские зрители бродили по ленинградскому дому, где в разных комнатах шло действие. «Театр Театр» на короткое время оккупировал огромный разрушающийся особняк. Здесь несколько раз репетировали и играли первые спектакли — «Мизантроп», «Монрепо», возможно, «Хохороны». Атмосферу наэлектризовал миф о выборгском парке Монрепо: «Парк открылся мне как огромное послание из ХIХ века, от человека, которого звали барон Николаи. Он создал искусственный парк, и мы двигались по тропинкам этого парка и понимали, что только в этом движении ты познаешь самого себя. Монрепо подарил мне как бы мгновенное путешествие во времени» (Б.Ю.).
Несущие конструкции идущего чуть больше часа «Особняка» — пять больших сцен. Пролог: основатель группы «Оберманекен» Анжей Захарищев Фон Брауш рисует помадой на лобовом стекле автомобиля вступительные титры. Снятое в ч/б буйство «Новых Художников»: Густав Гурьянов, Тимур Новиков, Олег Котельников, Иван Сотников играют «первое восстание интеллигенции». Затем в пустой комнате этюд Ларисы Бородиной по мотивам одноактной пьесы Теннесси Уильямс «Говори со мной словно дождь и не мешай слушать». Конфликт Юхананова с молодой актрисой Адой Булгаковой, пришедшей из окружения рок-групп «Секрет» и «Алиса». Наконец, её «исповедь девочки 80-х» — душераздирающий монолог о том, что значит быть женщиной.
Спектакль-бродилка, хеппенинг с комментарием, импровизационный игровой этюд, наконец, парадокументальный театр. Всё так, но подлинная красота «Особняка» не описывается бухгалтерским перечислением того, чем этот фильм впервые оказался.
Объективная ценность — драгоценность даже — «Особняка» очевидна. Это капсула времени, сохранившая как сцены из жизни советского андеграунда, так и антологию новаторских для того времени театральных практик: спектакль-бродилка, хеппенинг с комментарием, импровизационный игровой этюд, наконец, парадокументальный театр. Всё так, но подлинная красота «Особняка» не описывается бухгалтерским перечислением того, чем этот фильм впервые оказался. Да и для исторического документа здесь слишком проявлена воля по созданию авторского мира.
Юхананов в кадре всё время ходит с фонариком или софитом, чей свет перегружает камеру, порождает лучи, наподобие тех, что свели с ума Филипа Дика в «Валисе», черные дыры, резкие световые контрасты.
Этот незаметно завершенный фильм, вдруг ни с того ни с сего появившийся сегодня, как все тот же портал, — первая глава видеоромана в тысячу кассет «Сумасшедший принц». Четыре картины из этого цикла — «Игра в ХО», «Фассбиндер», «Эсфирь», «Японец» — сравнительно известны и давно вошли в канон отечественного видео. Проект мечты, снимавшийся в конце восьмидесятых-начале девяностых, так и не был закончен. Юхананов планировал, как минимум, шестнадцать глав. Ту самую тысячу кассет он называет матрицей — не отсюда ли берет начало употребление этого слова Ильей Хржановским, который так же называет весь отснятый материал «Дау»? Как и в «Дау», документация вымысла ( вымысел и документальное) преображается монтажом в законченные и очень разные произведения. Даже напряженная сцена ссоры режиссера и актрисы, которую натренированный современными цензорами глаз стремится увидеть в кривом зеркале дискурса о «власти», — похоже тоже игра. Как в сцене с «Новыми художниками», где художник объявляет, что он теперь актер, который будет играть художника. В «Особняке» игра определяет всё, она еще не стала игровыми структурами, «игрой в ХО»… Окружающий мир заговаривается, заклинается чуть ли не патафизическим: «Наступает вечер, 6 часов утра, перуанские абрадакабристы занимаются новым поиском».
Из телеграммы в рассказе «Душечки» Чехова Юхананов взял слова «хохороны сючала». Их можно прокричать, ими можно давиться, проплакать, «смехом хочется напиться». Юхананов играет с первой в своей жизни видеокамерой, как этими словами. Из движений камеры рождается какой-то совсем другой мир. Для меня «Особняк» — это путешествие света и цвета. Видения Орфея (путешествие от мужского к женскому?): Юхананов включает и выключает свет для актеров, а его камера мерцает, смешивают зеленое и фиолетовое так, как это не удавалось и лучшим художникам. Попробуйте сделать стоп-кадр: любое из получившихся изображений окажется завораживающим видением. Юхананов в кадре всё время ходит с фонариком или софитом, чей свет перегружает камеру, порождает лучи, наподобие тех, что свели с ума Филипа Дика в «Валисе», черные дыры, резкие световые контрасты. Видео не поспевает за светом: только здесь можно увидеть, как в изображении повисают «нити» света (как в плёночном кинематографе иногда в проектор попадает волос). Символом «Электротеатра Станиславский» станет много лет спустя лампа.
Чуть ли не единственное, что осталось в «Особняке» от «Мизантропа», — это портрет Мольера. Ада Булгакова показывает свои фотографии, как она танцует канкан. «Особняк» снят длинными планами, редко прибегая к монтажу, — революционная возможность видео. Но VHS не позволяет наплывов, о которых мы уже говорили. Ольга Бородина сидит на диване, секунду спустя пропадает. Этот кадр — лучшее доказательство того, что перед нами какой-то вымышленный риветтовский мир. Да, я всё больше думаю о том, что это видео — не документ.
Те, кого мы видим на выцветающих кадрах с помехами — это уже не Юхананов, не Булгакова и не Фон Брауш, а поселившиеся в этом заброшенном видеодоме ангелы; они и сняты так. Мне очень хочется и дальше навещать их, ещё не ждущих распада империи, не знающих, как пишется слово «видео», употребляющих в мужском роде слово «авеню». «Я схожу в кино, буду сидеть в темном зале, слушать о чем говорят вымышленные люди. И вот так однажды, вернувшись часов в одиннадцать из кино, я посмотрю в зеркало и увижу, что волосы мои стали совсем белыми и пойму, что жила в этой гостинице уже так долго».
