Школа: «Один маленький ночной секрет» — Молчание Миры
Школа «Сеанс» уходит на каникулы, закончился первый учебный год. А мы продолжаем публиковать работы итогового проекта, посвященного отечественному кино последних десяти лет. Об «Одном маленьком ночном секрете» Наталии Мещаниновой, которая недавно присоединилась к преподавательскому составу мастерской, пишет Дарья Набокова.
Говорить о молчании в фильме, герои которого так много и бытово говорят по меньшей мере странно. А учитывая, что речь в «Одном маленьком ночном секрете» идет о домашнем насилии (проблеме столь острой, что о ней впору кричать), писать о молчании неуместно. Но я попробую. Ведь именно в этом притаившемся молчании вся сила этой работы, ее обаяние и ужас.
Фильм Наталии Мещаниновой — сказка про Золушку. Героиня, 14-летняя Мира, по всем канонам сюжета — нежная, застенчивая, но и отзывчивая, стойкая, витальная. И самое главное — верящая в чудо. Это современная сказка, поэтому вместо злой мачехи — отчим-насильник, а вместо робкого отца — родная, ничего не видящая мать. У отчима так же есть две родные дочери. Они все вместе соберутся за праздничным столом в новогоднюю ночь и будет будто бы нормальный семейный праздник. Обычная жизнь, как у всех. Но только внешне.
Режиссер работает гиперреалистично, в документальной манере камера следует за героями и действием, в кадре всегда что-то да происходит. Свободы в пространстве мало, ее почти нет. Квартиры здесь, как и в жизни, маленькие, переполненные вещами, мебелью, красками. Пространство дома не эстетизируется. Но магическим образом герои, а вслед за ними и камера, постоянно перемещаясь из комнаты в коридор, из коридора в комнату, петляя между диванами, сушилкой с бельем, столами и стульями, создают из этой обычной, ничем не примечательной квартирки лабиринт Минотавра. Ничего не утаить, нигде не спрятаться от ненасытного хозяина лабиринта — отчима. Он змеей подколодной выныривает внезапно и всегда в нужный момент. Не выбраться отсюда без волшебства, кажется, оно одно может вызволить Миру из заточения. Но спасает себя девочка сама.
«Изображение кричащего человека вполне способно оглушать и в тишине»
Если нельзя свободно говорить, можно свободно молчать, не поддакивая и не говоря того, что ждут мама и отчим. Между молчанием мудреца и молчанием раба есть еще твердое и решительное молчание человека, который не потерял надежду на перемены. Это выбор, сила, благодаря которой ее «отпустят на бал». И придет фея, только в облике дерзкой подружки, а не доброй крестной. И будет чудесное превращение, только произойдет оно на лестничной клетке. И найдется бальное платье, пусть в этом фильме это и будет топ с блестками. И по мановению руки «феи» глиттер превратит Золушку в принцессу.
А дальше будет праздник и встреча с принцем. Она случится на фоне зимнего озера, словно брейгелевской «Ловушки для птиц». К слову, фамилия у Миры — Голубь. Её выпустили полетать, но на свободе окажется та же неволя. Этот маленький секрет Мира всегда носит с собой. Не тайна и даже не молчание делают её принцессой бала, а стремление жить как будто ничего не происходит. Так же, как все, дружить, любить и веселиться. Поэтому она отчаянно соглашается на все предложения вечера: крутить файербол, лететь на картонке с горы, танцевать, бесстрашно ставить свою музыку, влюбляться. Но секрет всегда с ней — тенью плетется, комом в горле стоит. Она не вписывается в компанию сверстников, но и выделяться в стае опасно — сразу станешь изгоем. «Не таких как все» могут забить до смерти, вот и Мира подбитой птицей упадет на пол в конце вечеринки. Чуда не случится. Никто не решится ее спасать, даже выслушать не готовы. «А обо мне кто-нибудь подумал?» — кричит Мира в кульминационной сцене, но каждый всегда будет думать только о себе.
Насилие приводит к деформации времени
Фильм звучит постоянно: слова, музыка, взрывы фейерверков. Редки моменты, когда режиссер дает глоток тишины. Речи будничные, ничем не выдающиеся, настоящие, близкие и понятные, слышанные в семье или когда-то в юности. За этой звуковой завесой — в том-то и дело, что только завесой — насилие и молчание о насилии. И значение этого молчания растет вместе с безудержностью речи. Но Мира пробирается сквозь несказуемость, сохраняя себя. В сцене, где подростки «убивают врагов», поджигая петарды, бросая их с балкона и громко крича имена, Мира взрывает своего единственного врага молча. «Это не по правилам», — возмутятся пацаны. «Я крикнула», — твердо и без шуток говорит Мира. Антонен Арто когда-то сказал, что «изображение кричащего человека вполне способно оглушать и в тишине». Метафора крика, данная взрывающейся петардой, и тишина несказанного имени бьют обухом по голове.
Кроме немоты и терпения есть еще и настоящая любовь к маме. Это единственное, что противостоит ужасу реальности и миражу надежд, подаренных праздничной ночью. И противостояние это дано лишь одной монтажной склейкой: между сценой насилия и сценой детской радости в объятиях матери. Полюса, сближаясь, порождают взрыв. Это известно из ядерной физики. Здесь те же законы. Насилие приводит к деформации времени. Жизнь, как пленка, порезана, кадры перепутаны.
Пространство обязательно даст надежду на перемены, но и непременно обманет
Ребенок, переживший такую травму, взрослеет раньше положенного срока, но остается ребенком. Он живет две жизни, как при параллельном монтаже: наивным, чистым и искристым ребенком и раненным взрослым, которому необходимо скрывать травму, прятать ее в себе. Постоянные переключения между ребенком и взрослым происходят мгновенно. Остается загадкой, как Мещаниновой удалось добиться от юной неопытной актрисы такого бесшовного перехода из одного состояния в другое. Часто в рамках одной сцены.
Мира — взрослая: она владеет собой, контролирует всё сказанное, не поддается на искушения проговориться, хотя сюжет то и дело манит это сделать. Но она и ребенок, которому нужна забота и любовь. Отношения с мамой для девочки — это весь мир. Счастье хохотать в маминых объятиях — все, чего хочется Мире, и только молчание героини может длить ее детство. Она, как зверек, инстинктивно, чувствует, что слова все разобьют, сказать — значит обрушить всю эту боль на маму, признать свое взросление, признать эту реальность. Лучше провалиться в диван, как в черную дыру, забыться, «не быть» в минуты насилия, и проснуться на утро, чтобы видеть рядом маму.
Фильм построен как история в истории. Композиционно: каскадное начало и такой же финал. Жизнь обыденная, страшная — ею начинается и ею заканчивается фильм. А внутри этой будничной жизни мимолетный праздник, контрапункт к повседневности. Искра ярко вспыхнет и погаснет, все кончится хмурым утром первого января и размазанной тушью. Волшебное озеро превратится в котлован, через который беглянку под конвоем будут возвращать в её мягкую тюрьму. Оттого еще острее звучит название «Ловушка для птиц»: пространство обязательно даст надежду на перемены, но и непременно обманет.
Отвечая на вопросы зрителей после премьеры, Наталия Мещанинова сказала: «Я выстраивала эту историю так, чтобы жизнелюбие Миры и ее способность влюбляться, способность видеть красоту в этом мире, могли ее спасти от этого кошмара. Она еще будет жить в этом аду и терпеть. И потом, как только она подрастет и обретет свою силу, она раненная и травмированная, но продолжит жить свою жизнь, уже без них»
Читайте также
-
Потому и нет его — «Балабанов. Колокольня. Реквием»
-
«Волшебной формулы нет. Есть волшебный шанс» — Разговор с Сергеем Сельяновым
-
Школа: «Дорогие товарищи!» Андрея Кончаловского — Проснись, страна огромная
-
Школа: «Сказка» Александра Сокурова — Царство сна, теней и смерти
-
Наш учитель-эксцентрик — Портрет Олега Ковалова
-
Школа: Проект «Реальность» — Расколотая жизнь