От дождя-то не в воду же?
Н. Лесков. Житие одной бабы.
Режиссёр Андрей Смирнов работал над фильмом «Жила-была одна баба» около тридцати лет. А если прибавить время безмолвия, время умолчания, время невозможности объективного взгляда на Гражданскую войну, то работа над фильмом длилась больше века. Конечно, объективный взгляд на историю вообще невозможен: она либо слишком близко, и тогда взгляд заинтересованный (если не истерический); либо слишком далеко, и тогда уже неинтересно. («Вот вы говорите: и тогда наши во главе с Александром Невским начали наступление; что вы скажете, когда мы начнём проходить Войну Алой и Белой розы?» — спрашивал в школе историк. То и скажем: кто начал наступление, тот и «наши».) Со времён Гражданской войны и, в частности, Тамбовского восстания прошло столько лет, что вряд ли кто напишет на стекле машины: «Спасибо деду за победу». И не только потому, что победы не было.
Кадр из фильма А. Смирнова Жила-была одна баба (2011)
По форме «Жила-была одна баба» — эпос, по сути — сказ, по настроению — постапокалиптическая драма. Тамбовское восстание, которое во всех аннотациях к фильму упомянуто как основная тема, накрывает героиню так же, как и все остальные ядовитые испарения начала XX века: убивая может и не мгновенно, но неизбежно. Имя героини — Варвара — означает «чужая»; это имя, подходящее времени, варварское. Кто тут «наши», а кто «не наши», разобраться невозможно, в том числе и потому, что сама героиня — ничья. В начале фильма, в 1909 году, ей лет восемнадцать, она выходит замуж не по любви. Так, не по любви, она и проживает свою жизнь. С 1909 по 1921 год, пока длится фильм, Варвара рожает двоих детей от разных мужчин. История насилия в конце концов пытается стать историей любви, но в этом месте и в это время любви не дождаться. «Жила-была одна баба» — это рассказ о плоти и крови, обмане и невозможности бегства: сначала кровь петуха на простыне, потом кровь от побоев, потом кровь от революции, потом кровь по всей земле.
Смирнов не фильм снял, а написал русский роман, каких давно не было: с любовью к Бунину и Чехову, с дотошностью советского режиссёра, с неуклюжей нежностью и безжалостностью шестидесятника, с прекрасными и точными актёрскими работами. И без всхлипов и почти без красивостей. Сегодня большое кино пишет Историю крупными мазками и «великими людьми»: если не Колчак, то Сталин или Ельцин. Смирнов же снимает так, как будто он из «новой русской волны», — снимает о человеке, которого никто не вспомнит, не выделит из общего числа убитых, умерших или всё ещё живых. Его роман — и о русской идее, беспощадной и агрессивной («Нет народа окаянней нас», — говорит мужик на богомолье, и тут же начинается драка). И всё-таки слишком скучно и просто было бы считать Варвару символом многострадальной России, которую насилуют все подряд. Её любят беглые каторжники и малахольные мужички, не может удовлетворить собственный муж, её секут и раскулачивают, а она рожает от кого придётся, ворует, хоронит и, как у Лескова, «терпит всё, словно каменная, и не разберёшь никак: не то она чувствует, что терпит, не то и не чувствует». Варвара всё-таки не символ, она человек, просто ей выпала такая судьба, что весь реализм, вся обыденность, да и вся жизнь в конце концов идут на дно.
Кстати, у Лескова «Житие одной бабы» — история мученицы. У Смирнова баба «жила-была» (русские сказки славятся своей жестокостью), и его фильм не житие, а бытьё. Быт. Варвара (Дарья Екамасова) существует в душном, безвоздушном, подводном пространстве, её единственное спасение — делать что должно. Нет ни сил, ни времени даже думать о том, как спастись и что будет дальше: только терпеть и по-звериному цепляться за жизнь, пытаться найти своё. Да где же своё — из дома выгонят, другой дом сожгут, корову отнимут, земли не дадут. Набеги то красных, то белых, то ещё каких-то… Как постапокалиптические полчища зомби, хрипящих песню «Трансвааль, Трансвааль, страна моя».
Кадр из фильма А. Смирнова Жила-была одна баба (2011)
Легко было Скарлетт О’Хара красоваться на фоне раскрашенной гражданской войны — а что делать, если мелодраме взяться неоткуда, и любви никакой быть не может, лишь страх или страсть? «Подумать об этом завтра» не получится, потому что завтра мировая история устанет и закончится. После нас — не «хоть потоп», а потоп обязательно. Действие фильма «Жила-была одна баба», при всей его исторической достоверности, разворачивается не в историческом, а в мифологическом времени, времени сотворения нового мира. Сверхреалистичный эпос обрывается со смертью любовника Варвары (Алексей Серебряков).
Финальный потоп заливает экран в чёрно-белых, как будто хроникальных кадрах. Оказывается, всё, что мы видели до этого, было выдумкой, и лишь миф оказывается последней правдой, которая заверена хроникой. Потоп приходит не потому, что «наполнилась земля злодеяниями», и не потому, что пролились «слёзы достойного». А оттого, что сил больше нету длить это всё. Потоп этот не только библейский или из легенды о граде Китеже, не только потоп, заливающий раздутый «на горе всем буржуям» мировой пожар. Это ещё и дождь над обречённым маркесовским Макондо — тем более, что на Тамбовскую губернию и на всю Россию падает тьма такого же, как в Макондо, беспамятства.
«O rus!» («О деревня!») не впервые переводится как «О Русь!» И не впервые с такой звериной, жестокой безысходностью показан человек, живущий на земле, врастающий в неё, но всё зря: ураган — красный ли, белый, — налетит и если не сомнёт, то согнёт. В сущности, лучший аналог фильму «Жила-была одна баба» — не эпосы вроде «Тихого Дона» или «Сибириады», и даже (если говорить о литературе) не Лесков с Буниным. Лучший аналог «Бабе» — анекдот про красных и белых, которые по очереди выгоняли друг друга из леса, а потом пришёл лесник и прогнал всех. Очень русский анекдот: вечное ожидание такого лесника — один из лейтмотивов нашей истории.
Андрей Смирнов снимает фильм с этой позиции: он ни в коем случае не за красных и не за белых, он за эту землю и за тех, кто живёт на ней вопреки истории.
Кадр из фильма А. Смирнова Жила-была одна баба (2011)
«Бабу» обязательно будут ругать «за очернение России». Смирнову не привыкать, его фильмы смотрят как-то вполглаза, видя то, что хотят увидеть. «Белорусский вокзал» быстро забронзовел в массовом сознании, превратившись в видеоклип к песне про «мы за ценой не постоим», — а ведь это фильм о людях, которые не могут себя найти. Двадцать лет лежал на полке бесноватый «Ангел», в котором все были обречены и все были виновны, в котором людей убивали не столько за убеждения или бумажки, сколько подчиняясь пьяной воле времени. «Осень» была объявлена чуть ли не порнографией. «Верой и правдой» не избежал вмешательства цензуры. Во всех фильмах Смирнова есть отрешённый, страшный взгляд человека, который не «свой» и не «чужой», человека, который сталкивается со сломанным временем. Для этого взгляда несть ни товарища, ни господина. Для цензора такое невыносимо.
«Бабу» есть за что критиковать. Иногда режиссёру отказывает чувство меры: большевики в фильме разгуливают босховские, слепой поп смотрится скорее не трагически, а пародийно, а эротические сцены были бы совсем стыдными, если бы не затравленный, испуганный взгляд Варвары. Но может чувство меры отказывает не только режиссёру, но и историческому процессу, самой человеческой жизни? Совсем уж лишней кажется мокрая русская вязь в финале — цитата из легенды о Китеж-граде, пусть и с острым политическим заявлением двухсотлетней давности: «Только о нас печалуют день и ночь, об отступлении нашем, всего нашего государства московского, ведь антихрист царствует в нём и все его заповеди скверные и нечистые». Зритель и без этих слов понял бы, что перед ним град Китеж. А может, Беломорканал. А может, небесный Догвилль после вмешательства высших сил. Известно же, что человек на земле надолго не задерживается, а если задержится — это несложно исправить. Всех расстрелять, город сжечь.
