Да поможет нам Бог — «Мелочи жизни» Тима Милантса
В прокате драма «Мелочи жизни», где герой Киллиана Мерфи противостоит могущественному католическому монастырю. О новой интерпретации старого сюжета, знакомого зрителям по драмам Стивена Фрирза и Питер Муллана, рассказывает Александра Кузнецова.
«Мелочи жизни» — экранизация одноименной новеллы Клэр Киган, адаптированной сценаристом Эндой Уолш. Действие разворачивается в Нью-Россе — городке и градообразующем предприятии, женском монастыре, одной из так называемых «прачечных Магдалины», где церковь перевоспитывает заблудшие женские души.
Однако в центре истории — не жертва монашеской строгости (традиционно в такие заведения попадали проститутки, беременные подростки или хулиганки), а простой горожанин, угольщик Билл (Киллиан Мерфи), который живет в атмосфере вязкого каждодневного ужаса. На дворе декабрь 1985 года, и фильм вполне мог бы стать рождественским, если бы боязливая тишина, торопливые взгляды и понимающее молчание не уничтожали любой намек на праздник и чудо. И первым признать это готов именно Билл.

Биллу Ферлонгу около сорока пяти, у него есть дом, жена Айлин (Айлин Уолш) и пять дочек. Рано утром, еще до рассвета, он развозит уголь по клиентам, днем загружает топливо в мешки для новой партии заказов, вечером соскребает жесткой щеткой угольную сажу с рук и лица. Перед сном ужинает с семьей, которую очень любит. С первых же сцен камера Франка ван ден Эедена пристально следит за лицом Киллиана Мерфи, порой заполняя им весь кадр. Острый, но усталый взгляд, болезненность и стойкость, мучительные мысли, неведомые другим сомнения, — очевидно, он давно погружен во внутреннюю жизнь, где и чертится линия его судьбы.
В ее взгляде и образе — нечто апокалиптическое
В паре километров от дома, в женском монастыре, молодых матерей лишают собственных детей, а из юных беспризорниц воспитывают тихих рабов. Город закрывает глаза на истерзанных бедняжек и затыкает уши, чтобы не слышать стенаний. Всем «непросто», но Биллу это молчание дается труднее других. Его мать была такой же «падшей женщиной». Ей просто повезло оказаться на службе в доме богатой и доброй землевладелицы (Мишель Фэйрли). И не свезло погибнуть молодой, когда сыну было всего лишь около шести. Билл не просто знает о проблеме, она лежит на нем грузом свидетельства.

Выполняя очередной заказ монастыря, мужчина находит в угольном сарае беременную девушку. Вернув ее в теплое (скорее, просто обогреваемое) здание к монахиням, Билл, пусть и с благими намерениями, но делает ей хуже. Ее умоют, переоденут, накормят и вернут на работу, но забота продлится лишь до тех пор, пока герой рядом. Потом — снова ледяной пол открытого сарая, сломленная воля, еще меньше доверия и надежды.
Вечером желтоватый свет фонарей и блики на мокром асфальте заливают кадр ржавчиной
Настоятельница монастыря, сестра Мари (Эмили Уотсон), — главная хранительница местных правил и здешних зверств. За роль властной и зловещей матушки, в которой сочетаются политические амбиции, непробиваемая жестокость и совершенная пустота личности, актриса получила приз Берлинского фестиваля. В ее взгляде и образе — нечто апокалиптическое. Если монахиня сидит у камина, отблеск пламени обязательно будет в ее лукавых глаза; если стоит за уличной кафедрой в рождественский вечер, то гирлянды тотчас подсветят лицо снизу, превратив его в инфернальную маску. Несложно и даже разумно опасаться такого человека. Вот и горожане давным-давно позабыли разницу между уважением и страхом.

Камера змеей скользит по одноэтажному Нью-Россу. Днем здесь пусто, мрачно и холодно, дома по большей части не каменные, но город все же окаменелый. На какой улице ни остановись, в небе будут торчать пики монастыря — не стоит забывать, кто здесь ближе к Богу. Вечером желтоватый свет фонарей и блики на мокром асфальте заливают кадр ржавчиной. Будто сам воздух медленно и верно гниет. Билл хочет спасти беременную девчонку. Ему даже не нужно произносить это вслух, чтобы окружающие почуяли рядом с собой опасность, раздражителя морального покоя городка. Жена шепчет: «Если хочешь чего-то добиться в жизни, что-то нужно не замечать». Добрая приятельница твердит: «Эти люди могут испортить тебе жизнь». Тревога, живущая во всех горожанах, из слона легко делает муху, а из яркой краски — слепое пятно. Тем и питаются абсурдные и варварские явления вроде «Прачечных Магдалины».
Новизна слова «Мелочей жизни» — в главном герое, потерпевшем второго ряда
Фильм заканчивается в тот момент, когда ему впору было бы начаться: Билл забирает девушку из монастыря. Они проходят мимо онемевших соседей и ловят их пока еще не понимающие взгляды. В настоящей жизни всё начнется именно здесь: на монахинь рождественским снегопадом повалятся жалобы «опекаемых» девушек, и практика воспитательно-исправительных монастырей будет упразднена за несколько ближайших лет. Истории воспитанниц приюта доберутся до киноэкранов, будь то ретроспективный взгляд и расследование собственной жизни героиней «Филомены» Стивена Фрирза, или истории «здесь-и-сейчас» из «Сестер Магдалины» Питера Муллана.

Новизна слова «Мелочей жизни» — в главном герое, потерпевшем второго ряда. И как никогда кстати здесь на первом плане Киллиан Мерфи. Атмосфера фильма определяет героя и определяется существом актера, в котором спокойствие всегда идет рядом с беспокойством, а прочность с хрупкостью. Он — суть этой жестокой, но ненадежной эпохи и ее повседневных трагедий. Поэтому не жертва и не бравый храбрец за справедливость, а тихий герой, понимающий проблему изнутри, оказывается способен расколоть эту реальность. Пустить по ней первую трещину и надеяться, что паутина расползется.