Детская киношкола им. МакГаффина: «Взрослые, кажется, завидуют детям»
Дарья Гладышева
— Как тебе пришла в голову идея сделать киношколу для детей?
— Два года назад у «МакГаффина» была куча курсов для взрослых, и регулярно задавался вопрос: будет что-то для детей? А я сложно к этому относилась, думала, что нужна какая-то спецпрограмма: история кино для детей, например. А потом мы провели маленький летний интенсив для детей наших друзей — так, побаловаться. И стало понятно, что они все хотят снимать. Что теория не нужна. И когда их родители отправляют на историю кино, то это — «родители отправляют». А сами дети говорят: «Дайте мне камеру, у меня есть идея, я очень хочу». Так, мы сначала организовали в Москве курс, коротенький, а потом в Черногории лагерь — уже 21-дневный. Дети учились делать все самостоятельно, от разработки сценария до цветокоррекции. Очень быстро стало понятно, что никакие это не дети, учатся очень быстро и лет с 13-14 уже абсолютно самостоятельны. Это только название — «детская киношкола», а так у нас все по-взрослому. Давай я тебе расскажу, что значит «по-взрослому».
— Давай.
— Все детские программы ориентированы на конечный результат, то есть на фильм — короткометражный и обычно игровой (с документальным — отдельная история, детям не очень интересная). Любая программа начинается с питчинга.
— У вас полный цикл!
— Да. Короткая программа, полная — неважно: дети питчингуют свою идею, причем немного в принудительном порядке, потому что они начинают ныть: «Ой, у меня нет идеи». Мы тогда их отправляем на улицу: «Иди, ищи героя». У них до этого уже есть лекции, где им объясняют, кто такой герой, какие есть уровни конфликта. В конце питчинга они сами выбирают те проекты, которые им интересны, понятно, что под нашим руководством: зимой у нас мальчик выиграл по голосам, а у него в сценарии — машина с арбузами, очень важный элемент. Я им объясняю: машину с арбузами зимой мы вам не сможем организовать. Потом они разбиваются по группам — по профессиям…
— Как они разбиваются по профессиям? Разве они не все хотят быть режиссерами?
— Да, это целая проблема. Они же вначале думают, что в кино есть только режиссеры и актеры. До питчинга обычно идет три занятия, чтобы их втянуть в кино, чтобы объяснить им этапы кинопроизводства. Объяснить, кто есть кто. И они уже более-менее готовы к тому, что если ты проиграл на питчинге со своей идеей, то все равно будешь работать.
— Тот, кто победил — режиссер, а остальные — группа?
— Вот, сейчас снимается фильм «Битва на линейках». Парень выиграл питчинг, но сразу сказал, что не хочет быть режиссером, а хочет играть главную роль. Он уже был в большом кино, все знает, но свою позицию режиссера он сдал девочке, другой. Победителям мы объясняем: ты теперь режиссер, твои идею выбрали из двадцати пяти других, за тобой идет команда, ты теперь — ответственный.
— Все же это не настоящее кино, а кружок для детей: они не сами собирались вокруг режиссера, их родители привели. Получается командная работа?
— Как-то это быстро решается. Обычно проблем не бывает. У нас ушло трое за всю историю, потому что не смогли сработаться.
— Вы компенсировали ушедшим стоимость обучения?
— Там разные экономические подоплеки были, но никого не обижали. Например, наша киношкола в Культурном центре ЗИЛ бесплатная, правда краткосрочная… Дальше они работают по группам: ты художник-постановщик, ты костюмер. К ним приходят, читают лекции профессионалы. Идет долгий этап подготовки. В постоянной школе они с нового года готовились и только сейчас начались съемки. Плюс, мы их учим, что делать дальше. Смонтировал кино, покрасил, сделал звук — теперь надо разослать на фестивали. Кино не заканчивается, когда ты его сделал. У нас есть продюсерский курс, они краудфандинг сейчас осваивают на Planeta.ru. Очень переживают, что поставили 20 тыс., а набрали 7… Мы, мои ровесники, когда учились снимать кино, все время чего-то ждали — эти ждать не будут. Захотели — сняли. Они знают, как пойти в рентал и выбить себе скидку на оборудование. Они знают, что если у тебя хорошая история, то к тебе придет актер сниматься бесплатно — у них так было несколько раз. Они мне говорят: «Можно нам квадрокоптер?» — «Слушайте, у киношколы нет квадрокоптера». Ну нет у нас, мы бедная киношкола. Но у тебя в команде есть продюсер — вот и думайте, что делать. В общем, это очень интересно.
— Что вы им предоставляете из оборудования?
— Честно говоря, у нас нет практически ничего пока, кроме нескольких камер, базового света и пары компьютеров. Никаких инвестиций у нас никогда не было, мы ни у кого ничего не просили. Постоянная школа на самоокупаемости. Хотя, сейчас появились первые спонсорские деньги, но не на школу, а на конкретные фильмы. После того, как подготовительный период прошел, мы берем оборудование у партнеров, под страховку. Профессиональный свет и звук. Дети сами заполняют заявки. Понятно, что RED или Alexa им пока не дают, но на Blackmagic они уже снимают, в 15 лет — с оператором-наставником, который помогает проверить все настройки и выставить свет, но камера все равно в руках ученика.
— Как устроено преподавание?
— Есть некий художественный руководитель, который головой отвечает за группу с их фильмом. Что-то вроде ментора. У нас сейчас пять фильмов и четыре ментора — один взял два фильма. Это не мастодонты — у них нет столько времени и интереса к детям, — а молодые, но уже квалифицированные преподаватели, те, кто работают в индустрии, уже делал короткие и полные метры. Кто может себе позволить на протяжении трех-четырех месяцев вести группу детей. Помимо работы над проектами есть программа лекций, которую читают другие профессионалы. У нас наставником был Максим Трапо, оператор. Актеры снимаются — Мария Смольникова из «Сталинграда» и Елена Муравьева из «Физрука». Звукорежиссеры-наставники — Василий Федоров («Родина», «Стартап», «Дурак» — прим. ред.) и Никита Ганькин («Как меня зовут», «На дне» — прим. ред.). Приходят художники-постановщики, костюмеры, гримеры… Они все из индустрии, мы их выдираем на эти лекции. У нас принцип, чтобы дети делали сами. Мы им помогаем в основном до съемок. А вчера поняли, что с началом съемок менторы и лекторы сами заигрались… Никто же ничего сейчас не снимает, все сидят на краудфандинге и ищут финансирование. И вдруг детские фильмы превратились в настоящее кино: светики приезжают, оружие настоящее, исторические костюмы, генератор, вот, будет. Взрослые, кажется, завидуют детям.
— А бывает, что ученики знают что-то лучше взрослых?
— Они очень технологичны, но мало знают в плане теории. Я монтажер по профессии, я себя пытаюсь держать в форме, прохожу курсы повышения квалификации периодически, но они запросто могут завалить меня вопросами на лекции. Они за неделю могут освоить практически любую программу, технологию — руками. Глазами — цветокоррекцию — пока делают слабо. С ними интересно, потому что ты очень быстро видишь результат обучения.
— То есть, зрелости у них нет, а способность к восприятию — повышенная?
— Да, но зрелость тоже такое понятие… Мы к ним в начале относились, как к детям, а сейчас этого больше нет. Мы вспоминаем, что это дети, когда они что-то обещают и не делают — ответственности еще нет. Но ты бы слышала истории, которые они рассказывают… Там нет ничего детского. У них нормальное понимание, что такое хорошо и плохо, что такое отношения мужчины и женщины. Это не детские истории.
— Приведи примеры.
— Например, «Сахар». Традиционная драма, все будут плакать. Мальчик, день рождения, идет война. Мама продает кольцо, чтобы купить ему подарок. Приходит, дарит подарок, оказывается, что это сахар. Заходит девочка четырехлетняя, смотрит на сахар и говорит: «А что это?». Мальчик понимает, что она никогда не видела сахара и отдает ей этот кусочек. Оказывается, что это 9 мая, и мама говорит: «Сахара теперь хватит на всех». Мне кажется, помогли родители — слишком драматично и сентиментально. Но дети рыдали на питчинге.
— Подожди, это костюмный фильм?
— Да. Мы им впервые в жизни дали тему — военную. Есть идеи и посложнее: например, с названием на немецком — Verantwortung/«Ответственность». Там история советского перебежчика: отец-перебежчик убивает друга сына, а дальше конфликт сына и отца. Финал трагичный.
— Слушай, я не верю, что 15-летние подростки придумывают сюжеты только на военную тему.
— Нет, это мы сейчас альманах «Дети войны» готовим, к 9 мая. Из невоенных самая эксцентричная история была про барана, она снята. Человек бежит по лесу, падает теряет сознание, просыпается — напротив него сидит баран, начинает с ним разговаривать и приказывает ему убивать людей. Похоже на Хармса. Взрослые читали сценарий и ничего не понимали, никто не соглашался с ними работать… В общем, в итоге выяснятся, что баран — это совесть героя, который вначале бежал, потому что украл очень важный чемодан. Или «Предположение», фильм о девочке, которая посмотрела фильм «Шоу Трумана», и ей стало казаться, что вокруг только подставные актеры. Мораль: ты — не центр вселенной. Или черно-белый фильм «Без чувств», наша гордость. Парень от рождения не испытывает никаких чувств, в него влюблена девушка и, видимо, безнадежно. В ту ночь, когда она навсегда уехала, в нем проснулось чувство, но жить с ним он не смог. Кстати, на питчингах не редкость, когда в финале главный герой умирает именно от невозможности больше жить. Правда, героям обычно лет пятнадцать.
— А военные фильмы вы им предложили снимать, чтобы сразу приучить делать кино на конъюнктурные темы? Им же здесь потом работать.
— Мы независимая школа, зачем нам конъюнктура? Серьезно, это не заказ. Нам было интересно узнать, что они вообще думают про войну. Если ты будешь задавать им вопросы, то по большей части они тебе скажут, что «пора валить». По историям получилось все очень честно. Есть драмы, традиционные. А есть истории с элементом сомнения: а зачем война? а я тут причем? В общем, война — это уже не про них. Они очень космополитичны и эгоцентричны. Но подумать на тему той войны, думаю, точно не вредно. Они пока готовились к съемкам, научились отличать немецкую военную форму и оружие по годам, брали интервью у своих бабушек и дедушек, посмотрели много хроники.
— А из каких они семей?
— Стали появляться дети кинематографистов, режиссеров и актеров — видимо, сарафан прошел. А до этого были дети и племянники тех, кто учился во взрослом «МакГафффине». Сейчас нас чаще всего находят в интернете по запросу «киношкола». Многие приходят потому, что увлекаются или монтажом, или съемкой. Еще приходят из театральных студий: актерами побыли, захотелось чего-то большего. Сейчас у нас программа комплексная, а в следующем году надо уже будет делить по профессиям — созрели. Смотришь на человека и понимаешь: ему не нужна ни режиссура, ни операторское дело, он хочет только писать.
— А как все-таки с возрастом набора: 12 лет и 15 лет — это ведь большая разница.
— Нет такой разницы, она чувствуется только первые дни, когда пятнадцатилетние бегают курить за угол. Когда начинается подготовка, процесс, то двенадцатилетний, если он не кисель (а в киношколе только активные могут учиться), то все нормально — он выполняет свои функции: ищет реквизит, составляет вызывные листы, ну, или разрабатывает диалоги…
— А что у вас происходит в регионах?
— В регионах не совсем про детей, больше для студентов. А в Уфе недавно открылась франшиза «МакГафффина», но это взрослая история. У меня много занятий в Подмосковье и на каникулах — вот, как в Черногории, Болгарии и Гонконге.
— В Петербурге вы что собираетесь делать?
— Мне начали звонить друзья друзей и спрашивать, планируем ли мы что-то в Петербурге. У меня сейчас нет сил расширяться, но нашлись на месте люди, которые согласились все организовать. Петербург все-таки — город другой, и механизмы привлечения людей мне совершенно непонятны. Поэтому мы решили прежде чем запускать сложные по организации и дорогие постоянные программы, провести маленький интенсив. Собственно, в мае. У детей задача по сути за четыре дня (ни монтаж, ни цветокоррекция не входят) понять, что такое подготовительный период в кино и что такое съемки. У них будут наставники — молодые петербургские киношники, но профессиональные. А еще это способ привлечь внимание к постоянной программе в Петербурге, которую мы планируем открыть в сентябре. Реагируют пока плохо — про «МакГафффин» в городе почти не знают, хотя у нас были в прошлом году и мастер-классы, и лекции.
— Что будет дальше с вашими учениками?
— Еще рано говорить. Первый день постоянной киношколы был в ноябре 2013-го года. У нас всего несколько человек учатся в 11 классе, им надо уже думать — что, куда. Самый яркий парень, оператор, сразу решил, что летит в Лос-Анжелес, и семья может себе это позволить. Он уже купил себе оборудование, все знает — и он еще в десятом. Куда идти-то, Маш? У «МакГафффина» сейчас осталось две линейки: дети и повышение квалификации для взрослых. Дырка между профессионалами и детьми пока не заделана. Куда ты их предлагаешь отдать? Во ВГИК? Они за два года отсняли около семи короткометражных фильмов, поездили по фестивалям, поработали с известными кинематографистами — операторами, режиссерами, продюсерами. И вот они приходят на первый курс ВГИКа… Ты их заражаешь кинематографом, а потом хочешь на пять лет куда-то сослать.
— Как раз теорию смогут поучить.
— Да, согласна, но за пять лет можно завять. Не знаю, надо ли это говорить вслух, но я про себя думаю: не хочу, чтобы они получали киношное высшее образование. У меня очень сильный ученик хочет быть нейрохирургом, ему еще два года до поступления. В нем уже все есть, он мыслит очень по-киношному. Его фильм на телевидении показали, никто не верит, что сделал 15-летний. Хочет он в нейрохирургию — пусть идет. Потом вернется, поучится во ВГИКе два года. Главное — что? Чтобы дети научились выражать свои мысли киноязыком. Задача не самая сложная. Есть механизмы, есть камера, есть монтаж, есть актеры. Ты им потихоньку даешь в руки эти инструменты, и они понимают: «Я могу рассказать свою историю образами кино». Но если честно, я не знаю, куда их направлять после киношколы, кроме как в нормальные человеческие профессии.
Читайте также
-
Самурай в Петербурге — Роза Орынбасарова о «Жертве для императора»
-
«Если подумаешь об увиденном, то тут же забудешь» — Разговор с Геннадием Карюком
-
Денис Прытков: «Однажды рамок станет меньше»
-
Передать безвременье — Николай Ларионов о «Вечной зиме»
-
«Травма руководит, пока она невидима» — Александра Крецан о «Привет, пап!»
-
Юрий Норштейн: «Чувства начинают метаться. И умирают»