Наталья Шарапова
Наталья Шарапова

Космический ковбой


— В «Американском Астронавте» рефреном звучит фраза «чему вас учил отец?» Так чему же?

— Мой отец работал в автомастерской… к кино он отношения не имел. А сам я очень плохо учился, писал со всеми возможными ошибками, но при этом любил придумывать истории. Мои карманы были набиты бумажками с рассказами, которые я сочинял. Когда мне было девятнадцать, я начал рисовать и заниматься музыкой. Кино же для меня началось с анимации: я попал на анимационный фестиваль в Сан-Франциско, понял, что это хороший способ свести воедино музыку, живопись и литературу, и начал работу над своим первым мультфильмом. Я работал над ним три года. Использовал ручную ротоскопию.

Вообще, родители не очень понимают мои картины. «Американский астронавт» (The American Astronaut) прошёл мимо, «Стингрей Сэм» (Stingray Sam) понравился моей маме, но как работа публицистического толка. Она не увидела в нём ничего смешного. Мой последний проект с детьми (Виллой и Джонни) — «Сумасшедший и вор», наверно, имеет больше шансов, хотя там достаточно много провокационных и «странных сцен»: например, когда дети ловят мух.

— «Американский Астронавт» формально является мюзиклом, и по своей структуре сильно напоминает музыкальный альбом…

— Это правда. Так я формулировал свои идеи на стадии сценария, такими категориями мыслил, когда начинал работать. Я хотел избежать обычной «голливудской» структуры, позаимствовав её у музыки. Кроме того, я часто использую ту музыку, которую когда-то написал сам. И для меня нет чёткой границы, где кончается одно искусство и начинается другое. На мой взгляд всё очень сложно переплетено. Буквально с того момента, как вышел первый звуковой фильм «Певец джаза». В моём случае всё осложняется тем, что режиссура для меня стала естественным продолжением работы охранником и MC в ночных клубах Сан-Франциско. Творческий подход вообще зависит от жизненного опыта. Профессиональные инстинкты переходят от профессии к профессии.

— Мюзикл очень старомодный жанр. Работая над «Американским Астронавтом», вы пытались его возродить или, напротив, максимально чётко обозначить свою ироническое к нему отношение?

— Мюзиклы совсем не такой старомодный жанр, как кажется. Когда люди говорят о мюзиклах, они, конечно, вспоминают про Фреда Астера и Грейс Келли, забывая о взлёте жанра в семидесятые. Когда выходили такие фильмы как «Иисус Христос — суперзвезда», «Волосы», «Томми», «Шоу ужасов Рокки Хоррора». А сегодня любой человек, снимающий мюзикл, это ещё и наследник британца Денниса Поттера, автора телевизионных «Грошей с небес» и «Поющего детектива». Мне очень нравилось то, что он делал, я многое у него почерпнул, хотя, конечно, никогда не пытался копировать его стиль. Это невозможно.

Кори Макэби | CoryMcAbee.com

— А как вы ставили хореографию номеров в «Американском астронавте»?

— По-разному. Во втором номере с Эдди, я просто выкрикивал инструкции, а актёр на ходу импровизировал. Я кричал что-то типа: «Достань пушку» — и он делал вид, что достаёт пистолет, или: «Двигайся, как будто отбиваешься от птиц» и так далее. Идея была в том, чтобы он танцевал совсем неуклюже. А это было несложно. В танце двух посетителей в туалете мы, например, работали с двумя людьми не умевшими танцевать. Марк Мэнли — крепкий, невысокого роста. Его мы просили танцевать, как будто он в свинцовых ботинках. Его партнёр знал только один кубинский танец, его мы и использовали. Подход всегда разный.

— Вы также жанрами жонглируете. То в свинцовых ботинках, то птицы нападают… «Астронавт» — это ведь не только мюзикл, но ещё и вестерн, научная фантастика. Вы так признаётесь в любви к классическому Голливуду или просто любите посмеяться?

— «Американский астронавт» — это на самом деле автобиографический фильм, и вся его эстетика пришла из мира, в котором я вырос: дед жил в пустыне, отец был механиком, сам я дневал и ночевал в барах, где работал охранником и играл музыку. В какой-то момент своей жизни я просто понял, что не хочу больше этим заниматься. Я ушёл с работы в очередном клубе, денег не было, но я решил летом ничего не делать, жить по друзьям, работать над тем, что нравилось. А в результате остался бездомным и безработным на гораздо больший срок: три года. Всё это время я беспрерывно писал «Американского астронавта». Когда фильм был закончен, все вдруг начали называть его «космическим вестерном». С этим ярлыком я согласился, хотя во время работы над фильмом, задумываться о жанре мне не приходилось.

— А «Стингрей Сэм»?

— Как раз там я пытался воплотить в жизнь то, что было сказано про «Американского астронавта», а именно снять космический вестерн. Фильм строился из коротких эпизодов, мне хотелось сделать кино пригодное для просмотра в любом формате, на лэптопе, на телефоне, между делом. У фильма появился политический акцент. Это был конец эры Буша, и мы все были, мягко говоря, несколько раздражены. Мне хотелось перенести актуальные проблемы на галактический уровень, как это было в телешоу шестидесятых, когда «маккартизм» и «холодная война» обсуждались в разнообразных космических одиссеях. Засилье табачной рекламы, частные тюрьмы, гегемония фармацевтических компаний, истощение естественных ресурсов, разрушение центров промышленности (таких как Детройт), аутсорсинг и прочие злободневные проблемы были помещены в придуманный ландшафт, чтобы было удобно посмотреть на них под другим углом. Мне хотелось, с одной стороны, сделать фильм насыщенный информацией, а с другой стороны, сложно его структурировать, чтобы дать возможность эту информацию усвоить. Насытить музыкальными паузами, включить элементы мелодрамы.

Кадр из фильма Кори Макэби Стингрей Сэм (2009) | CoryMcAbee.com

— Две эти работы складываются в цельную космическую эпопею. В чём для вас заключается магия космоса?

— Для меня космос с самого детства был чем-то оптимистическим. Когда я был ребёнком, человечество смотрело в будущее. Прекрасное, светлое будущее. Невероятные летающие машины… Витамины, которые должны были продлить нам жизнь… Даже такая детская классика как «Кот в шляпе» Доктора Зюсса была ориентирована на завоевание космоса, на то, что когда-нибудь мы будем жить на Луне. Космос был повсюду. Дэвид Боуи в инопланетных костюмах, Элтон Джон, поющий о завоевании межзвездного пространства, «Звёздные войны», «Стар Трек» — всё это было футуристически наивным. Будущее казалось оптимистичным. Сейчас о будущем не говорит никто. Будущее — это страшноватое место, которое понимается только как возврат к прошлому. Чтобы найти ответы мы теперь смотрим только назад. Когда я делал «Стингрей Сэм», мне хотелось, чтобы главный герой был «человеком космическим». Стингрей Сэм — настоящий космический герой: он оптимист, он готов ввязаться в любую авантюру. Я воспринимаю космос как надежду.

— У вас довольно забавный мир будущего получился. Клоны какие-то, общество, разделённое по половому признаку… К чему бы это?

— В «Астронавте» мне хотелось создать мир детства, которое вдруг «повзрослело». Дело в том, что, взрослея, мы вырастаем из каких-то детских чувств и эмоций. Это процесс отчуждения от себя. А мне хотелось создать мир, в котором детство не забыто. Поэтому не хотелось привнести в фильм что-то от школьной дискотеки: мальчики — налево, девочки — направо. Это мир выросших двенадцатилетних подростков. Если вдруг у парня появляется какой-то опыт с девушкой: об этом тут же узнают все его друзья и все её подруги.

А «Стингрей Сэма» это ещё немного подросший «Американский Астронавт». Например, ковбой из «Американского астронавта» превращается в более настоящего ковбоя. Он в шляпе.

Что касается клонов, то Фредуорд и другие «родились» из моей зацикленности на тему естественных ресурсов и фармацевтических компаний. Это можно воспринимать и как комментарий на перемену гендерных ролей, банки спермы и доноров из стран третьего мира. О том, как новейшие веяния в медицине и фармацевтике разрушают естественный баланс в природе.

Кадр из фильма Кори Макэби Стингрей Сэм (2009) | CoryMcAbee.com

— Вопрос по спецэффектам. В «Американском астронавте» у вас очень элегантный способ убивать людей — они превращаются в песок. Это было бюджетное решение или метафора?

— Это практическое решение. Я писал сценарий, ориентируясь на то, чтобы было бы проще и дешевле снять. Так что идея «песочной» дезинтеграции показалась очень логичной. В «Астронавте» не так много спецэффектов. И те, что есть — оптические. Например, эффект, когда после убийства черничного пирата профессор Гесс уходит, и статичная камера выезжает в открытое космическое пространство, а в темноте проплывает корабль, мы сделали прямо на площадке. У нас было две картинки, которые мы осветили и проецировали друг на друга с помощью стёкол. Все космические сцены также были сделаны в студии. А космические корабли были нарисованы. Изначально мы заигрывали с трёхмерной анимацией, но после десятого предложенного варианта я понял, что 3D, как бы профессионально оно не выглядело, всё равно оставляет ощущение очень грубой модели, черновика. Чем проще, тем лучше — таков был мой подход. Я вдохновлялся в этом смысле «Процессом» Кафки в интерпретации Орсона Уэллса. Он начинается с картинок выполненных углём: по ним мы восстанавливаем историю. Увидев этот фильм, я понял насколько эффективными и простыми могут быть способы передачи информации. Как, например, во «Взлётной полосе» Криса Маркера. В «Американском астронавте», кстати, есть сцена полностью сделанная из фотографий. В конце концов космос «Астронавта» был основан на пятидесяти зарисовках, которые мы сделали с моим дизайнером. Из всех эффектов только один, с дымом, был сделан на компьютере.

— А в «Стингрей Сэме»? Скажите хотя бы, как вы робота сделали.

— У меня была такая стандартная мыльница с возможностью снимать и показывать видео. Из неё собственно и был сделан робот, мы купили проволоки в местных магазинах и сделали ему руки и даже ботинки. Ходил он при помощи моих пальцев: мы снимали в студии для комбинированных съёмок, используя «зелёный экран». Руку мне задрапировали.

Главное в обоих фильмах то, что удалось «подменить» пространство: находясь в студии или в баре, мы смогли убедить зрителей, будто мы находимся в космосе. Мы побывали на Венере, находясь при этом в поле. Основным спецэффектом в «Стингрей Сэме», кстати, был коллаж. Это давало возможность не сдерживать свою творческую фантазию.

Кадр из фильма Кори Макэби Американский астронавт (2001) | CoryMcAbee.com

— На съёмках «Сэма» вам пришлось быть отцом и режиссёром одновременно. Как вам этот опыт?

— Работать с дочкой в «Стингрей Сэме» было удивительно просто. Она вообще всех удивила своей способностью следовать инструкциям. Как с режиссёром она вела себя со мной значительно лучше, чем с отцом, когда я её дома после съёмок пытался накормить ужином или уложить спать. Вообще, это не первый проект, который я с ней снимал. Она уже работала в моём короткометражном фильме «Рино». Когда в 2006 году, ещё до айфонизации всей Земли, «Сандэнс» заказал пятерым режиссёрам фильмы для мобильных телефонов.

Сейчас мы со Скоттом Миллером заканчиваем ещё один проект. Бюджет почти нулевой, меньше тысячи долларов, снимаем на цифру. Там снялись уже двое моих детей: Вилла, которой сейчас восемь, и Джонни, ему два года. Это одиссея двух маленьких детей, называется «Сумасшедший и вор». Там всего два взрослых героя, один из которых — «мальчик, который однажды видел женскую грудь». Вообще, об этом фильме ещё практически никто не знает. Мы работаем над ним около полугода, и меня он страшно радует. Я искал золото, а нашёл платину. Потрясающе. Вилла уже «взрослая», хорошо контролирует ситуацию, а Джонни, напротив, приносит на съёмочную площадку страшный хаос. Получается очень хорошо. Мы планируем выпустить фильм в 2012 году, когда закончим «Охотников на оборотней из Мидвеста» (Werewolf Hunters of the Midwest).

— Что это за фильм?

— Я работаю над ним уже много лет. Это история старого охотника на оборотней из Мидвеста, живущего во времена, когда люди уже не верят в монстров. В частности в оборотней. А он живёт в глуши и охотится на них, потому что знает, что незадолго до конца света с оборотнями что-то должно произойти… Должен быть какой-то знак, нечто, что укажет на наступление апокалипсиса и в какой-то степени даже его вызовет. Цель нашего героя отложить конец света. Но человек он пожилой, и потому находит себе помощника, совершенного олуха. Охотник понимает, что ученик никуда не годится. В нём, как и в любом другом человеке «постгероического» времени, просто нет нужных для опасного промысла качеств, однако охотник берёт его под свою опеку. Я, кстати, буду играть в фильме одного из волков, поэтому отращиваю сейчас бороду.

— Можете сказать каким будет фильм?

— Ну, во-первых, он тоже будет чёрно-белым. Во-вторых, там будут музыкальные номера. Но в космос мы всё-таки не полетим.

Кадр из фильма Кори Макэби Американский астронавт (2001) | CoryMcAbee.com

— Как вы относитесь к тому, что вас сравнивают то с Линчем, то с Мэддином? Лестно или раздражает?

— С Линчем сравнивают, потому что его дебют «Голова-ластик» тоже был чёрно-белым. По стилю и содержанию мы абсолютно разные. Раздражает, когда критики сравнивают меня с неизвестными мне режиссёрами, утверждая, что я, ну, разумеется, снимал под их влиянием. Иногда это очень хорошие режиссёры. Так, например, произошло с Гаем Мэддином. Сначала я никак не мог понять, кто это такой, зато теперь я большой его поклонник. То же самое происходило, когда я занимался музыкой. Меня сравнивали со Скоттом Уокером. Я послушaл и зафанател от него.

— К слову о музыке: на чём вы играете в группе? И не скучаете по временам, когда посвящали музыке больше времени?

— Играю на автоарфе, это очень старый инструмент по типу плоской цитры. Мы сейчас делаем программу «Освежёванный кролик», приквел нового фильма «Охотники за оборотнями». А так… конечно, скучаю, но занимайся я только музыкой, мне вряд ли удалось бы так точно высказаться на тему выпивки и баров.

Кадр из фильма Кори Макэби Американский астронавт (2001) | CoryMcAbee.com

— У вас роман с главным американским фестивалем независимого кино, «Сандэнсом». Как он начался?

— «Сандэнс» поддерживал меня с самого начала моей карьеры. Я сделал свой первый мультфильм и послал его в Сан-Франциско, на фестиваль Фонда киноискусства. Кто-то с «Сандэнса» его там увидел и отобрал в программу фестиваля 1992 года. Когда они мне позвонили и спросили: не хочу ли я показать у них свой мультфильм, я был несколько ошарашен, я же его туда не подавал. Даже спросил, что это за фестиваль такой. В 1992—м они ещё не были так популярны.

Когда я написал «Американского астронавта», я вообще не знал, что с ним делать и решил сначала нарисовать раскадровку. Я подошёл к этой работе очень тщательно и отослал результат Джону Куперу из «Сандэнса», который сейчас отвечает за отбор художественного кино. К рисункам я приложил письмо, в котором просил совета, что же мне со всем этим делать. И через месяц мне прислали приглашение на семинар по сценарному мастерству. Я поехал туда из Сан-Франциско. Пришлось бросить работу вышибалы в стрип-клубе Тендерлойна (самый злачный район Сан-Франциско). Приехал в Парк-сити. Горы, всё время светит солнце, все улыбаются. Моим наставником был автор фильма «Бунтарь без идеала» Стюарт Штерн. Ему, также как и автору «Подозрительных лиц» Крис Маккуорри, очень нравился мой сценарий. Но когда я там был, я ничего не переписывал. Что изменилось, так это мой взгляд на сценарное дело. Тот опыт мне помог во время кастинга и работы на съёмочной площадке.

— Как вы распространяете фильмы?

— Сами, через веб-сайт. Альтернативы этому способу мы пока не нашли. У нас были предложения, но все они оказались для нас убыточными.

— Какой совет вы могли бы дать начинающим независимым режиссёрам?

— Не уверен, что могу дать какой-то общий совет. Главное для некоммерческого режиссёра знать, зачем ты снимаешь своё кино. Тогда всё в порядке. Я часто встречаю людей, которые себя обманывают: они говорят, что хотят быть независимыми, а на самом деле только и думают о том, как бы попасть в большой бизнес. Правда заключается в том, что одно почти никогда не ведёт к другому, и, делая странные некоммерческие фильмы, почти невозможно протоптать дорогу к Голливуду.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить