Кристоф Оноре: «Это вовсе не оммаж Марчелло Мастроянни»
В прокат выходит «Мой Марчелло» — комедия, в которой Кьяра Мастроянни решает примерить маску своего великого отца. Окружающие cперва недоумевают, но затем подыгрывают. Публикуем записанный сразу после каннской премьеры разговор режиссера Кристофа Оноре с Анной Стрельчук.
Ваш фильм посвящен не только Мастроянни и не столько Мастроянни, сколько актерскому ремеслу и кино в целом. Как возникла и трансформировалась идея?
Отправной точкой была попытка исследовать коллективную память, которую создает кино, и сопоставить ее с более интимной и личной памятью людей, работающих в кино, чтобы увидеть, как эти два наследия пересекаются. Когда я начал говорить о проекте с Кьярой, она сказала: «Невероятно, ведь скоро будет столетие со дня рождения моего отца, и если мы сделаем этот фильм, будет просто идеально, мне не придется ездить на фестивали и произносить высокопарные речи. Просто покажем фильм, он сам всё скажет».
По-вашему, «Мой Марчелло» — это история о смешении частной и публичной жизни актера или актрисы?
Как кинозрители мы знаем, что слава некоторых актеров (ведь не все актеры становятся знаменитыми) вызывает подозрение со стороны зрителя. Будто за славой всегда прячется некая неудобная истина. Да, мой фильм задается вопросом: что это за секрет, скрываемый славой? Но я не хотел раскрывать секреты знаменитых людей. Наоборот, мне хотелось создать более интимный и личный их образ.
Существует много книг, посвященных жизни Марчелло Мастроянни, и я не прочитал ни одной
Вы писали сценарий в одиночку или сотрудничали с Кьярой?
Сначала я просто рассказал ей идею и попросил разрешения. Это было дружеское соглашение между нами: «Ты не против, если я начну фильм, который станет портретом актрисы, теряющей свою идентичность и находящей ее снова, отождествляясь с отцом?» И, так как мы много раз работали вместе, она сказала: «Да, наконец-то мы сделаем комедию». Затем я написал сценарий и отправил его в одно и то же время (как сейчас помню, это было в пятницу вечером) Катрин [Денев], Кьяре [Мастроянни] и Фабрису Лукини, и ждал все выходные, чтобы увидеть их реакцию.
Так что сценарий не был написан в соавторстве с актерами. Это была моя фантазия об их жизнях. Я руководствовался принципом: ничего не раскрывать об их частной жизни. Это жизнь, которую я придумал для них.
Актерам позволялось импровизировать?
На съемочной площадке я режиссер, который презирает сценариста… Просто потому, что сценарист — я сам. И я убежден, что происходящее в день съемок с актерами интереснее того, что было написано. Я всегда призываю актеров и актрис экспериментировать, чтобы сцена и настроение порождали что-то новое. Некоторые, как Кьяра, очень мало импровизируют, не позволяют себе этого. Фабрис Лукини, напротив, обожает импровизацию (дай ему палец, он руку откусит).
Помимо актеров, которые играют как бы самих себя, у вас есть еще и персонаж-режиссер в роли самой себя. Расскажите о Николь Гарсиа в вашем фильме.
У нее два лица. С одной стороны, она очень известная и талантливая актриса, которая снималась в фильмах Алена Рене, а с другой стороны, она великий режиссер. Поэтому, когда я понял, что мне нужен режиссер в кадре, то подумал, что будет здорово предложить эту роль Николь Гарсиа. Она достаточно умна и иронична, чтобы сыграть саму себя. Одну из самых моих любимых ролей Катрин Денев сыграла у Николь Гарсиа, в фильме «Площадь Вандом». Это тоже своего рода портрет женщины, заключенной в плену своего образа.
Как будто смерть могла бы войти в фильм, но в итоге осталась на пороге
Что касается отношений между матерью и дочерью, можно ли сказать, что Катрин Денев является не только матерью, но и ангелом-хранителем для Кьяры?
Я уже работал с Кьярой и Катрин вместе над «Возлюбленными». Это был довольно странный фильм. Честно говоря, я не знаю и не хочу знать, каковы их реальные отношения. Мой фильм предлагает сценарную и романтическую версию отношений матери и дочери. Я не думаю, что Кьяра осмелилась бы поставить в качестве мелодии звонка своей матери «Валькирию» Вагнера, например. Но было весело поработать в таком ироничном контексте. Фильм стремится быть максимально честным, искренним и точным. Но эта искренность и точность основаны на договоре, что это не документальная лента про их отношения.
Можете рассказать поподробнее о подготовке к фильму? Вы узнали что-то особенное о Марчелло Мастроянни?
Нет, на самом деле, я себе это запретил. Существует много книг, посвященных жизни Марчелло Мастроянни, и я не прочитал ни одной. Мне это совсем не было интересно. Я бы чувствовал себя очень неловко, если бы включил в фильм какие-то факты из жизни Мастроянни. Однако я пересмотрел — ладно, не все фильмы с Марчелло Мастроянни (их слишком много, есть даже такие (преимущественно итальянские), которые сегодня почти невозможно найти), — но большинство. Я попытался наполнить свой фильм множеством отсылок к тем фильмам, в которых играл Марчелло Мастроянни. Почти в каждом эпизоде есть сцены, вдохновленные его выдумками и образами.
Хочу спросить вас о сцене, когда Кьяра приезжает в Рим. Перед тем, как участвовать в итальянской телепередаче, она подходит к кладбищу, на котором похоронен Марчелло Мастроянни, но не заходит туда…
Когда мы снимали в Риме, мой отель был прямо рядом с кладбищем, и я все съемки думал: «Я пойду к могиле Мастроянни»… но так и не решился! Знаете, я бретонец, я боюсь мстительных духов. Этой сцены на было в сценарии. Однако, когда мы снимали короткую поездку на скутере с Кьярой, я сказал ей: «Просто остановись перед кладбищем, но не входи внутрь», и просто прибегнул к маленькому режиссерскому приему, остановив странную поп-музыку на фоне, чтобы создать внезапное чувство разрыва, как будто смерть могла бы войти в фильм, но в итоге осталась на пороге.
Думаю, все мы просыпаемся с мыслью: «Я хочу быть кем-то другим»
В фильме чувствуется большая любовь к Феллини и Висконти. Насколько это ваше кино?
Для меня «Белые ночи» Висконти связаны с Жаком Деми. Когда я был молодым киноманом, моим любимым фильмом (который я открыл для себя в 14 лет) был «Лола» Жака Деми. Я люблю ее до сих пор. Вот только «Лола» является ремейком «Белых ночей» Висконти: Анук Эме ждет своего возлюбленного, который уехал в Америку, и отказывается от новой любви, потому что верит, что ее возлюбленный вернется. В фильме Висконти Мария Шелл также ждет возвращения своего любимого и отказывает Марчелло Мастроянни. Я видел «Белые ночи» много раз. И хотя обычно Марчелло ассоциируют с Феллини, в «Белых ночах», где он еще очень молод, есть что-то, что меня особенно трогает.
Кажется, в вашем фильме Кьяра наконец дает себе волю быть собой…
Фильм рассказывает довольно обыденную историю, хоть в нем играет знаменитая актриса и знаменитая семья, но происходит с ними то, что могло бы случиться с любым из нас. Мы все когда-то испытывали, как другие навязывают нам идентичность, которая не является полностью нашей. По сути, мой фильм — это портрет женщины, которая в какой-то момент говорит миру: «Ну… раз уж вы принимаете меня за моего отца, я стану моим отцом, я изменюсь и буквально стану им!», что позволяет ей измениться. Она не отказывается быть женщиной, чтобы стать мужчиной, не отказывается быть дочерью, чтобы стать отцом. Она проходит через фильм, меняя себя, и мы, как зрители, тоже начинаем проецировать свои воспоминания о некоторых фильмах на ее персонажа. Поэтому для меня это кино — о том, как женщина пытается вырваться из навязанной идентичности.
Выходит, вопрос принятия идентичности здесь важнее, чем вопрос культурного наследия? Это не дань уважения Марчелло Мастроянни?
Конечно! Для меня это вовсе не оммаж Марчелло Мастроянни. Вовсе нет. Да, я люблю Марчелло Мастроянни, он великий, но я не фетишизирую актеров. Думаю, все мы просыпаемся с мыслью: «Я хочу быть кем-то другим, а не тем, за кого меня принимают», и, конечно, для меня это также актуально. Вот я — болтливый французский режиссер из Парижа, и мне тоже хотелось бы убежать от того, что проецируют на меня люди, говоря, что я из Бретани и ничего не знаю о среде, в которой росла Кьяра Мастроянни.
Меня интересовало, как персонаж в какой-то момент вырывается из тюрьмы ожиданий, и как фильм превращается в своего рода прогулку, где уже не видна грань между сном и явью. Даже декорации начинают трансформироваться. Гардеробная превращается в улицу, на которой Феллини снимал знаменитую сцену с Клаудией Кардинале и Марчелло Мастроянни в «Восьми с половиной». Кино позволяет всем нам, и зрителям, и авторам, не только раскрывать себя, но и создавать себя заново. Нам, обычным людям тоже, а не только детям кинозвезд…
Читайте также
-
Абсолютно живая картина — Наум Клейман о «Стачке»
-
Субъективный универсум — «Мистическiй Кино-Петербургъ» на «Ленфильме»
-
Алексей Родионов: «Надо работать с неявленным и невидимым»
-
Самурай в Петербурге — Роза Орынбасарова о «Жертве для императора»
-
«Если подумаешь об увиденном, то тут же забудешь» — Разговор с Геннадием Карюком
-
Денис Прытков: «Однажды рамок станет меньше»