Наталья Шарапова
Наталья Шарапова

Что-то типа Догмы


Бен Зайтлин

— Вас не удивляет, что вы оказались в Одессе?

— После того, как я узнал, что здесь недавно был потоп, уже не очень. Кругом сплошная Атлантида, страшно просто кино снимать. Я знаю про события в Крымске, это чудовищно. Надеюсь, я смогу немного помочь городу материально. По Луизиане знаю, как много надо усилий на восстановление…

Как-то я мрачно начал! (смеется) Вообще мне очень нравится Одесса. Дико обаятельный, одновременно большой и маленький город, очень душевный фестиваль. Потрясающая реакция на фильмы, я имею в виду не только на «Зверей», но на все кинопоказы. Люди хлопают каждый раз, когда им нравится какой-то момент или сцена, почти как в театре. Я не видел такого на Западе.

— Расскажите, что с вами было до «Зверей дикого Юга»?

— Я учился в университете Уэсли, в Коннектикуте. Потом взял семестр обучения за рубежом и уехал в Прагу в школу анимации — к самому Яну Шванкмайеру. Там я занимался стоп-кадровой анимацией. Это было весело до определенного момента, но потом страшно меня достало, тогда я и увлекся кино. Сначала я сделал короткометражку «Победа на море». Фильм тоже был о шторме. Там герои строят себе ковчег из обломков и пытаются спасти людей, попавших на дно океана. Весь фильм они плавают на куче мусора и пытаются спасти утопленников. Эта короткометражка стоила до черта денег и, можно сказать, прославилась. После нам написала компания Cinereach и предложила сотрудничество. Потом программа Sundance labs предложила нам прислать сценарий — вот так мы и начали работать над «Зверьми».

— А «вы» — это кто?

— «Мы» — это Court 13, творческий коллектив, с которым мы вместе уже сделали несколько проектов и будем работать дальше. Это наш творческий союз, что-то типа Догмы, только у нас нет таких четких формальных ограничений. Мы за коллективный, общинный подход к делу. Горизонтальное самоуправление. Максимальная свобода каждому участнику процесса. Постоянные пересмотры сценария в зависимости от обстоятельств съемки. Максимальное проживание истории всей командой: если мы снимаем фильм о потопе, мы все живем на плотах, деревьях и лодках. Мне рассказали, что здесь, на Украине один русский режиссер уже много лет снимает фильм о России тридцатых годов и заставляет всю съемочную группу — от первого оператора до дворника — носить советские френчи и панталоны. Вот и у нас аналогичный метод, только без «заставляет». Основная идея — снимать только то, что ты сам прочувствовал и узнал, поэтому прежде чем начать съемки, мы живем жизнью наших героев. Это сродни журналистике Хантера Томпсона. Мы как нищие художники, которые собирают инсталляции из атрибутов повседневности. Мы пытаемся использовать этот подход во всем — и в декорациях и в кастинге.

Звери дикого Юга. Реж. Бен Зайтлин, 2012

— Как возник замысел? Это была реакция на трагедию Катрины?

— Нет, совсем нет. Тему наводнения навеяло местом съемок. Фильм вольно интерпретирует пьесу моей хорошей подруги, Люси Эливар. В то время я как раз перебрался в Луизиану, хотел написать сценарий про этот штат и наткнулся на пьесу Люси. Мы поменяли мальчика на девочку и перенесли действие из Джорджии в Луизиану. Добавили шторм и общину. Вообще первая редакция сильно отличалась. Мы не сразу поняли, что это пьеса должна быть о силе внутреннего мира и воображения. И о нашей способности создавать миры.

— А как вы описывали этот проект, чтобы получить финансирование? История не очень продаваемая…

— Она вообще не продаваемая. Нам просто повезло: компания, которая согласилась поддержать фильм, видела нашу предыдущую работу. Ну, и решила поверить нам на слово. Мы понимаем, что подходим к процессу кино нетрадиционным образом. Мы все декорации сами делали, строили своими руками каждый сет. Это DIY подход, который обычно у людей ассоциируется только со студенческими фильмами. Нас поддерживала некоммерческая организация, которая хотела попробовать что-то новое. Нам просто повезло. Если бы их интересовали деньги, то начались бы обычные американские разговоры: возьмите этого актера, он хорошо продается. Или давайте снимать вот в этом жанре: он охватывает максимальную целевую аудиторию. У нас не было всего этого бреда.

— Как все-таки был устроен съемочный процесс?

— Я же говорю, сплошная самодеятельность. Ни у кого из нас не было специального дизайнерского образования. Главным дизайнером у нас на сете была моя сестра. Мы просто решили все сделать максимально просто и разделить все, что мы делали, на проекты. У нас было много скульпторов, художников и музыкантов, людей, которые не связаны с кино; после этого проекта они продолжили заниматься своим делом. Мы просто старались дать каждому максимальную свободу.

— В фильме ваши герои лучше всего справляются без государства, на сете — без традиционной режиссуры. Как вы относитесь к тому, что «анархия — мать порядка»?

— Нет, что вы… Какая анархия! Это чисто профессиональная вещь. Мы жили в Луизиане всей командой три месяца. С актерами мы работали в два приема: 90% времени занимало совместное написание роли — с помощью интервью и импровизаций. С исполнителем роли отца мы по ночам сидели в пекарне (он не мог бросить работу, поэтому мы работали по ночам) и придумывали персонажа. Он мне рассказывал о себе. Я приходил домой и «переводил» его слова в действия персонажа. На следующую ночь я ему читал кусок сценария, и он говорил: «Да, похоже, я мог бы так поступить». Или: «Нет, ничего общего, я бы так не сделал». Основываясь на его реакции, я переписывал роли, реплики, иногда просил его записать что-то собственными словами. После того, как роль была написана, импровизации прекратились. Мы пытались исполнить то, на чем вместе остановились. Были, конечно, моменты, когда что-то надо было заменить, но не очень часто. Вообще я был очень доволен работой на съемках. Изможден, но доволен. Мне кажется, в обычных условиях с профессиональными актерами у меня бы так не получилось. Не удалось бы позволить жизни так изменить вымысел. Вся вторая часть с взрывом, все пришло в процессе съемок, какой-то гений места… Мой метод работы — написать притчу, и потом, в зависимости от места и людей, сделать из нее историю.

Звери дикого Юга. Реж. Бен Зайтлин, 2012

— Откуда взялась чудесная исполнительница главной роли?

— Местный талант. Мы перепробовали чуть ли ни тысячу кандидаток: пытались найти сочетание чего-то трогательного и яростного. Такую сильную героиню, которая в то же время была бы ребенком. Это было не очень просто, но то, что я в итоге нашел в пятилетней Квенжане Уоллис, превзошло все мои ожидания, потому что она оказалась еще и очень умной. Многие качества наша героиня заимствовала у самой актрисы. Когда случилась трагедия в Новом Орлеане, она еще была грудным младенцем, так что о ее собственных переживаниях не может быть и речи. Но фильм не о шторме ведь.

— О каких героях детских книжек вы думали, когда придумывали главную героиню?

— Обо всех понемножку. Мои родители — специалисты по фольклору, так что я знаю миллион сказок. Во-первых, Гекльберри Финн, потом Эллиот из «Инопланетянина», Элоиза из «Плазы», Чарли Бакет с шоколадной фабрики, герои книг Роальда Даля, таких, как «Матильда», «Денни, чемпион земного шара» или «Ведьмы» — и так до бесконечности. Я все время читаю сказки, до сих пор.

— Откуда взялся миф про быков?

— Это не настоящий миф, это вымышленная история, основанная на пещерных рисунках. Учительница рассказывает детям предание о быках и о том, как они вымерли. О пещерных людях, которые смогли их победить. Для учительницы миф — это способ преподать моральный урок о необходимости быть сильным, противодействовать существам, которые тебя сильнее. О том, что значит быть мужественным. Хашпаппи в силу своего детского воображения воспринимает эту историю по-другому. Она представляет себя кусочком пищи для чего-то большего, например, огромного животного. Так что когда учительница рассказывает эту историю, бык становится проекцией всевозможных страхов Хашпаппи. И она побеждает своих «быков» во время наводнения. Но, как я и говорил, в Луизиане нет пещерных рисунков и мифов про быков.

— Местные жители вас не корили за то, что вы несерьезно подходите к их трагедии? Я помню, когда Джонатан Фоер написал мифологизированную историю о событиях 11 сентября, многие приняли его в штыки…

— Нет, наоборот, местные жители очень обрадовались, что кто-то решил сделать не документальный фильм об ужасах наводнения, а художественную историю о волшебном мире этого места. Этих людей уже много лет снимают на камеру и стенографируют, и им это порядком поднадоело. А предложение сделать игровой фильм они восприняли с восторгом. В нашем фильме также очень важна тема привязанности к дому. Ведь многие люди, застигнутые ураганом Катрина, не бежали, а оставались, потому что не хотели расставаться с домом. Таких людей порицали, их никто не пытался понять. А я попытался ответить на вопрос, что связывает нас с домом, отчего люди не могут себя оторвать от дома. Для детей место особенно важно, поэтому мне было важно рассказать эту историю от лица ребенка.

Звери дикого Юга. Реж. Бен Зайтлин, 2012

— Как вы отважились на 16mm?

Такой вот я сентиментальный человек (смеется.) Старый добрый ARRI 416. Это был прежде всего творческий выбор, так как нам хотелось получить текстуру и зерно, а это получается только на 16mm пленку. Простая, доисторическая техника лучше вяжется с нашей идеей первобытного кинематографа. Да и потом снимать на 16mm в нашем случае было просто удобнее. Таскать за собой генератор и харддрайвы — то еще удовольствие, особенно в условиях выживания на болоте. Мы перемещались на маленьких лодочках. Ближайший магазин был в 15 милях. 35 или 40 градусов жары, дикая влажность. Идеальная погода для того, чтобы убить всю имеющуюся электронику. Также при 16mm съемке не нужно было так много искусственного света. Тащить с собой столько отражателей, флагов и прочих прибамбасов не было никакой возможности. А условия там были с точки зрения освещения как раз непростые: то слишком яркое солнце — в цифре все бы было оранжевым, то, наоборот, темень страшная. Преимущество пленки в том, что даже если она будет засвеченной, информация о цвете все равно остается. Она не превращается в бесконечные безликие нули и единицы. Так что даже если пленка слегка темнее или светлее — общая тональность всегда остается. И это было огромным плюсом для нашей съемочной группы. Мы не должны были часами выставлять свет. Я не фанатик пленки и не против цифры. В каких-то условиях цифра лучше, например, когда снимаешь в квартире, можешь постоянно подзаряжаться и сбрасывать отснятый материал на компьютер.

— Не знаю, читали ли вы отзывы на «Зверей», но если читали, то, наверное, видели бесконечные сравнения с «Древом жизни». Для вас эта аналогия понятна?

— Да, я понимаю, почему у людей в голове строится такой мостик. К слову, я очень уважаю Терренса Малика, особенно люблю его фильм «Пустоши». Мы оба используем голос за кадром, но на этом, как мне кажется, сходства заканчиваются. Целью Малика является духовная медитация и попытка понять взаимоотношения человека с природой. Наш фильм тоже об этом, но в гораздо более простом варианте: это скорее приключенческая история на философскую тему. В моем фильме есть повествование, у Малика в «Древе жизни» более сложный, поэтический, лирический подход. Так что сравнение не совсем точное, хотя оно для меня, честное слово, очень лестно.

— Что вы планируете делать дальше и будете ли переезжать? Кинопроизводство в Новом Орлеане, возможно, самая нетрадиционная вещь из того, что вы делаете.

— Я никогда не был в LA, где мне, как режиссеру, наверное, логично было бы жить. Но я никогда не мог нормально работать в родном Нью-Йорке, потому что это настолько дорогой город, что там невозможно посвятить себя исключительно творчеству. Все время были какие-то идиотские подработки, но без них нечего было есть. Из Нью-Йорка я вообще-то хотел переехать в Европу: сначала в Прагу, где я когда-то учился, потом в Грецию. Но в обоих случаях что-то не срослось, и я оказался в центре Америки, на Миссисипи — с ума сойти. Сначала я приехал к друзьям и снял несколько короткометражек. Все как-то сработало.

Новый Орлеан дает необычайную экономическую свободу, это уникальное место со своей, очень специфической культурой. Магическое место. Конечно, более живое, чем Нью-Йорк. Нью-Йорк всегда стремился сказать новое слово, преуспеть. Новый Орлеан существует по другим законам и для меня, как человека выросшего в Нью-Йорке, Орлеан — это сказка. Но главное — это возможность работать. Она там есть. Последние шесть лет я просыпаюсь, встаю и занимаюсь тем, что мне нравится — кино. Это невероятно и прекрасно. Деньги как-то сами приходят. Сначала я попал в мелкую аварию, и мне огромную сумму заплатили по страховке, потом финансирование из фондов кино. Не то что у нас как-то много денег, но на кино хватает.

— А творческие планы?

— Мы работаем над новой картиной: там будет больше экшна, элементов комедии, действие будет происходить в Луизиане. Но как любой режиссер, я достаточно суеверен, чтобы не хотеть распространяться о едва начавшемся проекте. Коллектив Court 13 будет продолжать работать в обычном для него режиме.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить