Пенсионерка, только-только познакомившаяся с Альцгеймером, идёт в поэтический кружок. Её внук за кадром полгода насилует одноклассницу. Сама бабушка трахает паралитика — такого же, как она, старичка. Лучший корейский фильм этого года на московском кинофестивале показывали под пыльным брэндом «Азиатский экстрим», что с такими слагаемыми и предсказуемо, но не вполне справедливо. Сейчас его выпускают в прокат как возвышенную соцреалистическую мелодраму про сложную жизнь старушки. Неизвестно, что из этих двух прокатных крайностей хуже.
Режиссёр Ли Чан-дон
Режиссёру И Чхан Дону с русскими брэндами не везёт. У нас знакомство зрителей с ним началось с «Оазиса», где тоже, кстати, присутствовал секс с инвалидом. Тогда ещё был популярен Ким Ки Док, и режиссёра И записали к нему в преемники — в грубое и при этом совершенно безыскусное корейское кино с насилием, банальностями и красивыми видами.
Невозможно представить двух более непохожих режиссёров. Но в «Оазисе» корчи гениальной Мун Со Ри в роли парализованной девушки действительно отвлекали, и могло показаться, что это вполне «кимкидоковский» экспортный продукт резкой азиатской, как тогда считали, «молодой», кинематографии, сделанный специально для европейских фестивалей. Увидеть в фильме нечто большее помогло бы знакомство с остальными произведениями мастера, которые у нас так и не выпустили.
Кадр из фильма Оазис (2002)
Первой режиссёрской работой писателя и бывшего учителя корейской словесности была «Зелёная рыба», история о молодом человеке, который от социальной безысходности пошёл работать бандитом. Это единственная картина И Чхан Дона с криминальным сюжетом, отдалённо напоминающая жанровое кино — начинающий режиссёр схватился за костыли. Уже во втором фильме, «Мятной конфете», любые каноны и условности автор отбросил. Повествование было построено задом наперёд: самоубийство героя в конце девяностых, затем личные неурядицы на фоне знаковых событий корейской политики середины и начала десятилетия, потом май 1980-го года, когда персонаж Соль Кюн Гу во время срочной службы в армии участвует в резне в провинции Кванчжу (корейское «кровавое воскресение», военные тогда расстреляли протестующих студентов). С одной стороны, И Чхан Дон воспользовался довольно грубым приёмом — трагически переосмыслил и перемотал назад «Форреста Гампа», но деталями и тонкой настройкой актёров сделал многое — фильм не только о том, как страна перемолола поколение. «Мятная конфета» — это история о персональном аде, невозможности гармонии и равновесия и о тщетной попытке это равновесие найти, в данном случае, через смерть. С тех пор И Чхан Дона так и не отпускает эта тема — он чередует разные виды личных кошмаров, попутно варьируя способы достижения в них гармонии.
Кадр из фильма Мятная конфета (2000)
В «Оазисе» ужас был сконцентрирован в традиционных корейских семьях, по версии режиссёра — раковых опухолях, которые пожирают лучшее, что в них есть — главных героев фильма, «уродов»: добродушную парализованную и дебила-уголовника с золотым сердцем. Равновесие в «Оазисе» искали с помощью любви, что, конечно, сильно помогло прокату фильма в Европе, но из-за того, как это выглядело, режиссёра записали в азиатский экстрим. После «Оазиса» режиссёр И, в последнюю очередь похожий на политического функционера, попал в подобие ада сам — его выдвинули в министры культуры в кабинет нового либерального президента Южной Кореи Но Му Хена. Вернувшись через несколько лет к привычному занятию, он сделал странную камерную драму «Тайное сияние», где Чон До Ен, переживая страшное горе, пыталась сначала найти бога, а потом как-то с ним объясниться. Там тоже были привычные для автора темы, но фильм казался шагом в сторону, возможно, благодаря сложному и непонятному для нехристианина и некорейца переплетению религиозных мотивов. Правда, уже после «Поэзии» стало ясно, что случилось с режиссёром, и как изменились его фильмы после перерыва между «Оазисом» 2002-го года и «Тайным сиянием» 2007-го: главным героем у него стала женщина. Для режиссёра-писателя, который старается рассказывать сразу про целые социальные пласты и поколения, это интересный сдвиг.
Кадр из фильма Поэзия (2010)
Поэзия в «Поэзии» — это, прежде всего, особое видение мира и всё то же ичхандоновское равновесие, без которого здесь невозможно вдохновенное творчество. Пенсионерка Ми Джа пытается заново увидеть яблоки и ветки деревьев, как учил поэт на занятиях, а режиссёр подводит её к отморозку-внуку и заставляет новым взглядом посмотреть и на него тоже. Рядом с этим внуком-насильником И Чхан Дон ставит его одноклассников, тоже насильников, их циничных отцов и старика-паралитика с виагрой (кажется, никто ещё так безжалостно не обличал корейский патриархат). Женщинам он, напротив, симпатизирует: и замученной мёртвой девочке, и её одинокой матери, измождённой работой, и Ми Джа, единственное светлое воспоминание которой из раннего детства. Как её красиво нарядила старшая сестра.
Женщины-главные героини в современном корейском кино — далеко не редкость: и в мэйнстриме, и по его краям действительно нарастает феминистская волна. Можно вспомнить старую «Госпожу месть» Пак Чхан Ука или более свежие примеры: «Мать» Пон Чжун Хо, глупый ремейк «Горничной» Им Сан Су или недавнюю полукомедийную версию «Солдата Джейн» «Южнокорейский 1%» про женщину-командира спецназа. Но пока только И Чхан Дону удалось преодолеть тупой мужской взгляд на женщину, которым страдают все корейские авторы-мужчины от Ким Ки Дока до Пон Чжун Хо («Мать» прекрасный фильм, но не про человека, а про функцию). Поэтому «Поэзия» могла бы стать манифестом новой волны.
