«Ненависть» тогда и сейчас
В ретроспективном прокате «Ненависть» Матье Кассовица. Александра Боканча рассказывает, как картину приняли во Франции середины 1990-х и что поменялось в ее восприятии сегодня.
Герои вышедшей в 1995 году «Ненависти» — еврей Винц, бенинец Юбер и араб Саид — троица «пришельцев», затерявшихся в невзрачных многоэтажках. Они вечно подначивают друг друга, провоцируя на непрекращающиеся приключения, спорят и сталкиваются, подшучивая друг над другом из-за разницы в темпераментах — от взрывной ярости до отрешенной угашенности. Несмотря на явные различия, их объединяет общее социокультурное поле: они живут на окраине города, «ситэ». «Ситэ — это когда 80% населения нечем заняться» утверждает сам Кассовиц, когда его просят дать определению расплывчатому термину. Жители ситэ конца 1970-х — первое поколение детей иммигрантов, которые когда-то обосновались во Франции в поисках лучшей доли после распада Французской колониальной империи. Пока родители обустраивали быт в оторванных от центра банльё, дети познавали, что значит быть другими.
Социолог Ахмед Бубекер назовет родившихся в 1970-х поколением «общей судьбы» (sort partagé), таким детям французская школа предрекала общее будущее — закончить основную учебную программу, но на большее и не надеяться. Они слоняются по улицам в попытках убить время, пытаются что-то умыкнуть, чтобы перепродать или как-то еще разжиться карманными деньгами. Осознание этого разжигает бунт, и с начала 1980-х в коммунах города Лиона — Вийёрбане, Вольс-ан-Велене или Винесьё — начались первые масштабные «набеги», погромы, кражи автомобилей и порча чужого имущества. Прямиком из Лиона местные беспорядки перемещаются в парижские пригороды. Так, в марте 1991 года в Сартрувиле охранник убивает подростка, который попытался украсть бутылку виски в кафетерии. На следующий день весть о событии расходится по остальным ситэ, жажда мести за мертвого ребенка провоцирует массовые беспорядки. Первые стычки с полицией перерастут в настоящую уличную герилью, которая будет продолжаться до октября-ноября 2005-го, это кульминация, которую все мечтают вычеркнуть из памяти. У всех этих волнений будет один сценарий, который двадцатисемилетний Матье Кассовиц, сын режиссера Петера Кассовица, бежавшего из Венгрии после событий 1956 года, уложил в одно емкое слово — La Haine, «ненависть».
Если повзрослеть, то придется признаться себе в том, что пора покинуть район, а покинуть его невозможно
Ненависть в фильме проявляется по-разному. У Винца и Саида она «кинематографическая» — они не любят фликов, а, выкурив косячок представляют себя скорсезовским таксистом или ганстером вроде Тони Монтано. Оба принадлежат к поколению «zapping», любителей пощелкать пультом телевизора. Винц, конечно, не Бикль, он вовсе не хочет очистить город от грязи — а способен только кривляться перед зеркалом. Когда дело доходит до принятия решений — его тошнит от страха. Его удел — танцевать во сне под разудалый клезмер, а потом, накинув модные американские куртки, купленные за десять евро на ближайшем блошином рынке, красоваться перед девчонками, слушать Боба Марли, отвисать на детской площадке и курить гашиш, чтобы забыться. Если повзрослеть, то придется признаться себе в том, что пора покинуть район, а покинуть его невозможно. Можно, конечно, обмануть себя — перейти на сторону полиции, такие тоже бывают — реальный факт, включенный Кассовицем в фильм. Но тогда суждено всегда быть чужим среди своих.
Это еще не память, но уже воспоминание, греза, напитанная плотью и кровью двух контрастных цветов, о том, что случалось, случилось и может случиться
В попытке спастись от прописанного сюжета личная трагедия чернокожего Юбера. Он мечтает открыть свой боксерский зал и перестать наконец как в анекдоте падать с крыши: пролетать этаж за этажом — «пока все хорошо, пока все хорошо…». Этот анекдот здесь каждому знаком с детства, только герои разные: у одного раввин, у другого совершающий намаз мусульманин. Исход полета предрешен, хотя жители пригорода давно ничем не отличаются от тех, кого называют français de souche — «коренными французами». Они цитируют те же фильмы и шутки: в топе «Пришельцы» с Жаном Рено и скетчи Inconnus.
Кассовиц, которого во Франции обвиняли в «богемно-буржуазном» взгляде на то, чего он сам не пережил, отвечал на штампованные нападки лапидарно: «Неважно то, откуда ты родом, важно то, куда ты идешь»1. Сегодня очевидно, что видеть в фильме лишь документ времени, выискивать совпадения с жизнью пригородов (а этим занимались почти все специализированные журналы от Positif до Cahiers du cinéma, в которых целые номера посвящались изучению «пригородного кино») странно. У него сновидческая структура, что слой за слоем покрывает сюжетную канву. И выбор черно-белого изображения понятен: это еще не память, но уже воспоминание, греза, напитанная плотью и кровью двух контрастных цветов, о том, что случалось, случилось и может случиться.
1 Цитата по: Vincent Remy, Il y a vingt ans, «La Haine» sortait… Et Mathieu Kassovitz avait la rage // Télérama, publié 31.05.2015
Но из собственной ненависти вырваться так же сложно, как из гетто
«Отверженные» Ладжа Ли — Плохой хороший агроном
Спустя четверть века после выхода фильма, современные кинокритики и журналисты не перестают воспевать его культовость, а режиссеры следующих поколений цитируют приемы. Так, виртуозно снятый пролет камеры над районом в недавнем фильме Ладжа Ли «Отверженные» (2019) превратится в отдельную сюжетную линию. Впрочем, тут долгая панорама над крышами домов оправдана драматургически: дрон принадлежит мальчишке, который подглядывает за местными девчонками, но случайно снимает превысивших полномочия полицейских. В «Ненависти», снятой, когда квадрокоптеров еще не было и в проекте, полет — продолжение трипа, который ловит накурившийся Юбер. Вырвавшись за пределы ненавистного гетто, он летит как птица от окон диджея, выставившего на подоконник динамики с гангста-рэпом и Эдит Пиаф. В одной картине разговор ведется между строк, почти в сюрреалистической традиции, а в другой, французский кинематограф вступает на тропу американского сюжетостроения — ружье обязательно выстрелит, когда это будет необходимо. Другое же различие между фильмами в том, что в «Ненависти» полностью отсутствует тема религии, которая с 2000-х обострилась не только во Франции, но и за ее пределами. В «Отверженных», более приближенных к нашим дням, религиозный вопрос хоть и не акцентируется, но все-таки прочерчивает линию противостояния, в котором побеждает тот, кто умеет вести диалог. Но из собственной ненависти вырваться так же сложно, как из гетто.
«Ненависть» приходит не только в кинематограф, но и в музыку. Одновременно с выходом фильма в 1995 году в музыкальных магазинах появляется компиляция хип-хопа: «Ненависть, музыка, вдохновленная фильмом». Для французского рэпа — это возможность заявить о себе. В композициях, не являющихся саундтреком к фильму, говорится о темах, им поднятым. Одна из центральных, Sacrifice de poulets («Жертвоприношение копов») рассказывается о массовых беспорядках в одном из парижских пригородов. И лирический герой буквально списан с Винца или Саида: «Le monde est à moi, je suis Tony Montana / Мир принадлежит мне, я Тони Монтана». Другой ключевой для понимания эпохи текст в композиции IAM «La 25ème image» («25-й кадр»):
Les enfants, les égarés sont comme des feuilles | Дети, сбившиеся с пути, подобны бумаге
Et l’écran leur offre l’encre de la violence| И экран предлагает им чернила насилия
À la recherche d’une identité, d’une vérité | В поисках идентичности, истины
De la frontière entre le clair et l’obscur | Границы между светлым и темным
L’image prend désormais le contrôle de la personnalité | Образ теперь берет на себя контроль над личностью
La fiction devient réalité et la réalité un cauchemar| Вымысел становится реальностью, а реальность — кошмаром
Пять актов социального
Уже в 2015 году Jul снимет клип на композицию Dans l’appartement («В квартире») с первого и до последнего кадра остроумно цитируя самые запоминающиеся сцены из фильма Кассовица: от коровы, что периодически мерещится Винсу, до неудачной стрижки, которую он делает Саиду. Жюля знает каждый молодой француз, без него не обходится ни одно массовое мероприятие, его популярность можно сравнить лишь с другим гангста-рэпером Booba, большая часть текстов которого посвящена борьбе с полицейским произволом. В Dans l’appartement повторяется и один из центральных лейтмотивов «Ненависти»: «J’ai trop la haine mec, alors j’me vide oui — Я полон ненависти, и поэтому я опустошаю себя». Так к началу 2020-х «Ненависть» для французов уже не просто классическое произведение. Она понятна каждому — и жителю ситэ, и обитателю 5-го арондисмана. А в ближайшем времени нас возможно ожидает еще и музыкальная комедия по мотивам фильма, ведь сам Матье Кассовиц изначально писал, снимал и монтировал фильм в ритме своих любимых хип-хоп исполнителей. Поэтому, наверно, и сложно забыть диджея Cut Killer’a, сводящего «Fuck the Police» и «Non, je ne regrette rien…»
Читайте также
-
Дело было в Пенькове — «Эммануэль» Одри Диван
-
Зачем смотреть на ножку — «Анора» Шона Бейкера
-
Отборные дети, усталые взрослые — «Каникулы» Анны Кузнецовой
-
Оберманекен будущего — «Господин оформитель» Олега Тепцова
-
Дом с нормальными явлениями — «Невидимый мой» Антона Бильжо
-
Отменяя смерть — «Король Лир» Сергея Потапова