1982: Раз в неделю по субботам
Рассказ написан в качестве вступительного задания на Высшие курсы сценаристов и режиссёров, где с 1982 по 1984 год Надежда Кожушаная обучалась по специальности «Сценарист фильмов для детей» в мастерской С. Лунгина и Л. Голубкиной. Впервые опубликован в сборнике «Кино — работа ручная» (М.: Сова, 2006). Прототипом Старика является Павел Иванович Ямшанов (1908–2000), отец Н. К.
Двор, образованный четырьмя унылыми пятиэтажными домами.
В центре двора — пустырь с трансформаторной будкой и детскими качелями. Сбоку — помойка.
Осень, поздно, холодно.
× × ×
Во дворе на пустыре двое: Серёжа и Шурик. Шурик, помладше, с виноватым выражением лица, с сочувствием, которое он не смеет высказать, исподтишка следит за Серёжей.
Серёже — двенадцать, он зло и долго, спиной к Шурику, ломает ногами ящик, в каких хранят в магазинах овощи.
— А ещё, — робко решается Шурик. — Орёл сказал, что ты ему ножик обещал.
Серёжа вынимает ножик:
— Видел?
— Ух ты!..
Серёжа подходит к мусорным бакам и бросает ножик в один из них:
— Скажи Орлу: найдёт — его. Понял? — и, подхватив ногой пустую бутылку, гонит её к будке.
Шурик стоит, не решаясь ни подойти к баку, ни пойти за Серёжей.
От будки — звон.
— А Косой? — криком спрашивает Серёжа.
— А Косого мать в гости повезла, — Шурик бежит к Серёже.
— А Рыжик вообще отвалился. Ему курточку купили — он теперь в тот двор ходит.
Серёжа доламывает руками ящик на доски, кидает их Шурику, становится к бетонной стенке будки.
Шурик берёт доски одну за другой — и швыряет их в Серёжу. Серёжа уворачивается от ударов: один, второй, третий…
— Восемь! — кричит Шурик, когда одна доска всё же задевает Серёжу по штанине. — Класс!
— Теперь ты, — говорит Серёжа и отходит от будки.
Шурик растерянно становится к стене: ему страшно.
Серёжа собирает доски в кучку:
— А ты зачем вышел?
— Я же 0–27.
Серёжа выбирает доску потолще, смотрит на Шурика:
— А что такое 0–27? — и целится доской.
Шурик, не выдерживая напряжения, дёргается в сторону.
— Замри! — кричит Серёжа.
Шурик замирает в нелепой позе, с вытянутой рукой.
— А ты что: готовился?
Шурик, стараясь не двигаться, делает утвердительный знак глазами.
— И старуху проверил?
Шурик повторяет знак.
— Ну и что?
Шурик молчит.
— Отомри.
— Тамара Анатольевна, Котова, — докладывает Шурик. — Живёт одна. Соседи сказали: хозяйственная.
Серёжа отбрасывает доску в сторону, молчит.
— Больше за неделю никто не был, — говорит Шурик.
— Женщину с почты проверили? — наконец, спрашивает Серёжа.
— Так это же Косой должен был… — оправдывается Шурик и осекается.
Серёжа отворачивается от него, садится на качели.
— Он сказал: в воскресенье проверит.
— А я в воскресенье могу?! — кричит Серёжа.
— В воскресенье — с матерью!.. Утром зоопарк, потом за продуктами, потом к дяде Лёне, потом вставать в пять утра! Не знали, что ли?!.
— Я им говорил, — шепчет Шурик.
Серёжа машет рукой и раскачивается. На глазах — злые слёзы.
— Фига я ещё приеду! — бормочет он. — У нас пол-интерната не ездит, и я не поеду. С вами, как с людьми!..
— он вытирает слёзы и опять плачет, и кричит: — Валерка в позапрошлую субботу не мог? — позвонил! И я знал! И всё переделал!.. — и опять отворачивается и молчит.
— Хочешь: давай одни! — Шурик вытаскивает из карманов шнуры, пистолет, наушники.
— «Одни»! А на контакте кто? На прикрышке? А резерв? А телеграф?.. «Одни»…
Шурик думает чуть-чуть — и вынимает из кармана белый чистый лист бумаги, суёт Серёже в руки, достаёт и зажигает спичку — и подносит огонь под лист. На листе проявляется написанный невидимыми чернилами текст.
— Ух ты! — слёзы высыхают, Серёжа с восторгом рассматривает бумагу.
— Сам сделал?
— С папой, — Шурик рад, горд.
— Класс. Во! — Серёжа вытаскивает листок с цифрами. — Надо шифр переписать! А то Быков, гад, по карманам шарит! Я прятал, прятал, думал, всё равно найдёт. Он и в тумбочки лазит, везде! А так сделать — можно в тетрадку вложить — и привет! Он в жизни не догадается!
— Пошли к нам! Перепишем!
Серёжа отдаёт ему листок, засовывает руки в карманы:
— Не хочу. С папочкой своим играйся.
Шурик молчит, думает, ищет, что бы сказать и предложить. Серёжа, подпрыгивая, движется к дальнему дому.
— Замри! — придумывает Шурик.
Серёжа усмехается, вынимает из кармана руку: пальцы крестом.
— «Замри»!.. — и опять прыгает.
× × ×
— Серёжик! — кричит из окна дома слева сладкий женский голос. — Без двух! Ты просил!
— Слышу, ма! — отвечает Серёжа. — Спасибо!..
И они оба: Шурик — во все глаза, Серёжа — прищурясь, смотрят на окна пятого этажа дальнего дома.
Секунда, две — и в окне около лестничной площадки на пятом этаже гаснет свет.
Ещё время — и по лестнице начинает спускаться чья-то фигура.
× × ×
Шурик жалобно смотрит на Серёжу. Тот прыгает, не обращая внимания на его взгляд.
× × ×
Из подъезда выходит Старик. Выходит — и останавливается в растерянности перед огромной лужей, покрытой коркой свежего льда. Он о ней не забыл — он о ней не знал.
— Лужа давно? — тихо спрашивает Серёжа.
— С четверга.
— Понятно. Обход есть?
— Есть! За кустами.
— За кусты идите! — кричит Серёжа Старику.
Тот кланяется, кивает и идёт за кусты, хрумкая ногами по свежему льду.
— Доложить обстановку, — приказывает Серёжа.
Шурик оживляется, сосредоточивается, собирается:
— Есть доложить обстановку!.. — на ушах — наушник, у рта — «передатчик». — Я 0–27, Я 0–27! Докладываю обстановку! Объект вышел!..
— Двадцать один, — подсказывает Серёжа.
— Двадцать один ноль-ноль, как всегда, — подхватывает Серёжа, слушает наушник и сообщает серьёзно: — Приказано вести!
— Есть вести!
— Есть вести! — «передатчик» — в карман, наушники — под шапку, игра началась.
× × ×
Старик идёт по двору, вокруг пустыря, к арке, через которую выход на улицу. Серёжа и Шурик, перебежками, скачками и немножко ползком двигаются за ним. Серёжа серьёзен, напряжён, в нём появились кошачьи повадки, губы плотно сжаты, глаза прищурены: он упоён. Шурик тоже серьёзен, но без азарта. Они на секунду сходятся:
— Я — 0–27!.. Докладываю: объект подходит ко второму дому!
— Хвоста не привёл?
— Нет.
— Проверь.
— Есть! — Шурик исчезает, появляется:
— Чисто!
— Хорошо. Доложи в центр: замечена неожиданная подозрительность и нервозность.
Думаю, что это Косой.
— Будем убирать?
— Да.
— Есть. Центр, я 0–27, я 0–27… — Шурик докладывает, Серёжа передвигается поближе к Старику, внимательно разглядывает его: пальто старое, ботинки не чищены, перчаток нет.
— Докладываю, — шепчет Серёжа себе. — Пальто перелицованное, не хватает трёх пуговиц. Шарф красный, шерстяной. Кисти рук красные…
— Серый! — вдруг радостно толкает его в бок Шурик.
Серёжа гневно оборачивается, но в ту же секунду сам радостно выдыхает: из арки выходит и идёт навстречу Старику Старуха.
— Готовность номер один! — объявляет он. — Выхожу ближе, Старуха — на тебе! — и выскакивает на дорогу.
— Есть! — шепчет Шурик.
× × ×
— Скрасился месяц багрянцем… — поёт Старуха.
Серёжа с независимым лицом проходит мимо Старика в подъезд, но Старик вдруг, заметив Старуху, неожиданно для мальчиков, бросается в тот же подъезд, пряча голову в воротник, как страус, опережая Серёжу.
× × ×
Серёжа входит за ним, проходит мимо: тот стоит молча, лицом к стене. Серёжа поднимается выше.
× × ×
— Поедем, красотка, кататься! Давно я тебя ожидал! — поёт Старуха во весь голос и проходит мимо подъезда.
Старик ждёт ещё, осторожно выглядывает — и выходит. Серёжа — за ним.
× × ×
На дворе — неожиданность. Около Шурика стоит Рыжий, ровесник Серёжи, в огромной, цвета солнца куртке:
— Серый, привет!
Серёжа подходит к Шурику, не отвечая на приветствие Рыжего, и строго докладывает:
— Вышел на контакт. Веду до поста номер один. Прикpoй, — и догоняет Старика.
Рыжий изумлён. Шурик тоже.
— Рыжий, ты идёшь? — лениво кричит парень постарше, ленивый, взрослый, — и Рыжий нехотя уходит.
× × ×
Старик и Серёжа идут рядом.
— Примерно сколько времени? — вежливо спрашивает Серёжа.
— Начало десятого, — отвечает Старик.
— У! Детское время! Плохо, что осень, да? Рано темнеет.
Мимо них проходит и обгоняет их Шурик, с неподдельным уважением глядя на Серёжу. Вот он в арке — и на улице.
× × ×
— Я люблю лето, — говорит Серёжа. — Одни каникулы. Никуда ездить не надо.
× × ×
Они доходят до арки. Старик вдруг останавливается и разворачивается:
— Всё. Спасибо. До свидания.
— Почему? — удивляется Серёжа.
— Дальше я пойду один.
— Почему?
— До свидания.
— А я тоже пойду.
— А я прошу тебя уйти.
— Почему?
Старик молчит, ждёт.
— Да ладно! — Серёжа начинает злиться. — Что ли я не знаю, куда вы ходите? Все знают.
— Знают, и хорошо. Тебе будет неинтересно.
— О! — придумал Серёжа. — Хотите, научу без денег звонить? Хотите? Один пятнадчик опустил, номер набрал, а кнопку не нажимайте! А говорить надо не в ту трубку, в которую говорите, а в ту, в которую слушаете! Только громко! И всё! И хоть сколько! А поговорили — трубку повесили — пятнадчик вывалился! И всё!
— Мне не надо, — говорит Старик, — До свидания.
Серёжа отходит на несколько шагов и заводится:
— А что, у вас денег много? А чё вы тогда такой грязный? Купите пальто, если денег много.
Старик молчит.
Серёжа отходит подальше и говорит громче:
— А почему у вас ботинки рваные? Вас собачка покусала?
Старик идёт на него.
Серёжа отходит за угол.
Старик ждёт.
— Ой, здрассте! — Серёжа выглядывает и опять прячется.
Старик тихо проходит к самому углу.
— А вы в Штатах были? — выглядывает Серёжа, и, не договорив — потому что Старик замахивается на него, — отбегает в глубь двора, по-настоящему испугавшись:
— Ладно!.. Идите! Идите-идите! Тихой сапой!.. Ну, по-быстрому, пока я добрый!..
× × ×
Старик отворачивается и выходит на улицу.
× × ×
На улице — взрыв света и шума, даже мокрый снег.
Автобусы, трамваи, машины, очень много прохожих.
Старик сжимается, стараясь протиснуться незаметно и быстро: идти недалеко, несколько шагов, до телеграфа в том же доме. Он не видит Шурика, который внимательно следит «за возможными контактами», не замечает Серёжу, оббежавшего его и забежавшего на телеграф.
Старика останавливают двое подвыпивших людей и просят разбить им спор. Старик пытается отказаться, но всё же разбивает руки и идёт дальше.
За спорящими тут же уходит Шурик.
Женщина на ступеньках долго не может открыть зонтик, не давая Старику пройти…
× × ×
Наконец, Старик на телеграфе. Он достаёт платок и вытирает со лба пот.
Телеграф маленький: две кабины и один междугородний телефон-автомат.
Женщина в окошке здоровается со Стариком и вместе со «Здрассте» высыпает на окошко пятнадчиков на три рубля. Он достаёт кошелёк, расплачивается, она улыбается и показывает на часы:
— Опоздали!
Он тоже изображает что-то вроде улыбки и входит в кабину междугороднего телефона-автомата, за стенку которого кое-как втиснулся и сидит на корточках Серёжа.
× × ×
Старик в кабине. Он даёт себе передышку, настраивается: надевает очки, раскладывает на полочке письмо с красными пометками, квитанцию, вырезку из журнала — и набирает номер.
× × ×
Серёжа по слуху записывает цифры: длинная вертикальная палочка, ещё одна… вот цифра короче — и палочка короче…
× × ×
Телефон трещит и рычит. Старик напряжённо слушает и, дождавшись ответа, быстро нажимает на кнопку:
— Алло?.. Наташа?.. Здравствуй!.. — и на глазах выступают лёгкие неожиданные слёзы.
Она что-то говорит, говорит долго, на пять пятнадчиков, он слушает, кивает, пожимает плечами, фыркает, удивляется и соглашается без слов, как человек, не умеющий разговаривать по телефону.
× × ×
Серёжа внимателен: слёз он не ожидал — ему интересно.
× × ×
Старик с удовольствием рассмеялся, выдохнул, помолчал, счастливый, помолодевший.
— Слушаю-слушаю! — наконец говорит он, ждёт ещё и неуклюже спрашивает:
— На вопросы отвечать? — и упирается глазами в письмо.
— Первое. Как моё здоровье… — он отодвигает письмо и пожимает плечами. — Как обычно. К службе в армии не пригоден. Болезни мои тебя интересовать не могут. Возраст.
— Второе. Что я сейчас читаю? Читаю… — он разворачивает письмо и зачитывает свою пометочку на полях. — «Мастера искусств об искусстве», том третий. Читаю понемногу. Почти сразу забываю. Приходится конспектировать. Но читаю регулярно. Час-полтора в день.
— Третье. Как я питаюсь… — он опять откладывает письмо и пожимает плечами. — Как обычно. Овощи, молоко. Молоко нерегулярно. Очень большие очереди… Посылку получил. Спасибо. Молоко и соки. Храню на случай болезни. Больше не высылай. Раз в неделю я покупаю и молоко, и соки. Правда, скользко. Уже два раза упал…
— он слушает её возражения и раздражённо пожимает плечами.
— Мне же надо чем-то жить!..
× × ×
Серёжа не двигается, не записывает.
× × ×
— На вопросы ответил, — говорит Старик. — Теперь смешное.
— Он кладёт перед собой вырезку из журнала и зачитывает:
— «Крокодил», номер 31, ноябрь, из рубрики «Улыбки разных широт»: «Во что вы играли во дворе, Фредди, ты такой грязный!» — «Не помню точно, мамочка, но я был…
— он делает паузу и выдаёт: — МЯЧОМ!» — и сам смеётся, высовывая язык от удовольствия.
× × ×
Серёжа слушает, думает, снисходительно усмехается.
× × ×
Старик развеселился, подобрел.
Монет осталось немного, он спохватывается:
— Теперь совет. Аспирантура в твоём возрасте — последняя и единственная возможность, — он говорит по слогам, вколачивает. — Старайся. Учись. Ты пишешь, что тебя хвалит руководитель, — не верь. Он обязан хвалить всех, кто учится… — он слушает и от того, что у него нет слов для доказательств, нервно стучит кулаком по полочке. — Таких, как ты, — тысячи! Ты-ся-чи! Я не обижаю, я говорю правду, которую, кроме меня, тебе не скажет никто!.. Приезжать не надо. Не надо… — он пожимает плечами и резко оскорбляется.
— Почему это я должен заболеть?! Я здоров!..
× × ×
На экране загорается надпись: «ОСТАЛОСЬ ТРИДЦАТЬ СЕКУНД».
× × ×
Старик торопится, нервничает:
— Всё! Осталось тридцать секунд… — он опять плачет лёгкими быстрыми слезами. — Спасибо, спасибо. Деньги выслал как обычно. Квитанция номер 072/12. Запиши: если потеряются, чтобы можно было разыскивать… — он кивает, кланяется. — Нет, писать не буду. Ты же моих писем не читаешь. Нет, не читаешь. Я задал тебе вопрос, на который ты не ответила… — ему не хочется заканчивать разговор ссорой, поэтому он обрывает расспросы, выпрямляется. — Всё! Сейчас отключится!.. — время кончилось, но автомат почему-то не отключается. — Сегодня опять привязался хулиган… Хорошо… Да, в субботу, как обычно. Да… — он опять кивает, кланяется и нервничает, потому что автомат работает. Он вдруг решается. — Напиши о себе!.. Я же ничего не знаю. Кроме слухов… Слухи разные… Всё! Отключилось!
— и он резко вешает трубку.
Надпись продолжает гореть — он вертит рычажки, кнопки, ручки, — надпись гаснет.
× × ×
Улица с шумом и гамом. Серёжа идёт с телеграфа, засунув руки в карманы.
Шурик ждёт в подворотне:
— Ну?
— Нормально.
— А эти такси взяли — я не успел…
— Ничё…
Они идут во двор. Старик впереди, далеко, уже подходит к своему дому.
— В общем, так, — докладывает Серёжа через паузы. — Звонит в другой город. Номер примерно 888—44—22. Наташа. «Мастера искусств об искусстве», том третий. Квитанция дробь двенадцать.
Шурик шепчет, запоминая.
— «Крокодил» за ноябрь. Время час-полтора. Адресов не называл. Два раза тысяча, один раз тридцать секунд. Она отвечает почтой.
— А почему по субботам?
— Такое условие, — помолчав, отвечает Серёжа.
× × ×
Они входят во двор, садятся на качели. Серёжа смотрит наверх, на дальний дом, на пятый этаж. Света нет. Он шарит глазами по двору — и видит Старика, который неподвижно сидит на скамеечке, около своего подъезда, спиной к ним.
× × ×
— А классно получилось! — анализирует Шурик. — Главное, Рыжий, как увидел — прибалдел! Он его два раза выводил на контакт — и мимо!.. А как старуха выскочила — я вообще, думаю: вот ничё себе! Как повезло!..
Серёжа смотрит на Старика. Тот сидит неподвижно.
— Смешное рассказал, — вспоминает он. — Парни играли во дворе, а один был мячом.
— Мячом?
— А ничё, да? Мячом?
— Конопаева сделать мячом! — смеётся Шурик. — Класс, да? Такой мячик!
Серёжа смотрит на Старика. Тот сидит неподвижно.
— А я парням ничё не скажу, — вытягивает губы Шурик.
— Надо было выходить, да? Пусть теперь позавидуют. Главное, если мы его выследим, знаешь, как можно… заработать! Медаль!.. Или благодарность…
Серёжа смотрит на Старика, встаёт.
— Ладно, я поканал.
— Ещё же рано! — удивляется Шурик, вскакивает. — Сейчас Валерка подойдёт, Косой!.. Шифр не переписали! Ты что?!
— Замри! — говорит Серёжа и быстро идёт к Старику.
× × ×
Он подходит ближе: Старик сидит неподвижно.
Серёжа осторожно обходит его — и резко заглядывает в лицо.
Он успевает заметить безмятежную детскую улыбку на его лице — но Старик видит Серёжу, пугается и загораживается рукой:
— Что надо?!
Серёжа молчит и пожимает плечами. Потом поворачивается и уходит.
× × ×
— Живой! — говорит он Шурику, улыбается, облегчённо выдыхает. Молчит немножко и объясняет: — Загнётся ещё — вся работа к чёрту. Чего ты?
Шурик сидит, не двигаясь, с открытым ртом.
— А! — вспоминает Серёжа и смеётся. — Отомри!.. — шарит в карманах, вытаскивает целый ворох жвачек. — На. Парням раздашь, — и быстро идёт домой.
— До субботы! — кричит Шурик.
— Чао! — кричит Серёжа весело и входит в подъезд.
× × ×
— Серёжик! — кричит сладким голосом женщина из окна. — Осталось десять минут!..
× × ×
Шурик подходит к помойке и примеривается, как бы половчее вытащить ножик из бака.
× × ×
А во дворе уже совсем темно. Только мягким тусклым светом освещён Старик, так же неподвижно сидящий у своего подъезда.
Читайте также
-
«Мамзель, я — Жорж!» — Историк кино Борис Лихачев и его пьеса «Гапон»
-
Сто лет «Аэлите» — О первой советской кинофантастике
-
Итальянский Дикий Запад — Квентин Тарантино о Серджо Корбуччи
-
Опять окно — Об одной экранной метафоре
-
Территория свободы — Польша советского человека
-
Ничего лишнего — Роджер Эберт о «Самурае» Мельвиля