27 июня на «Ленфильме» открылась выставка фотографий режиссера и оператора Дениса Клеблеева. Публикуем несколько экспонатов и слов Ксении Рождественской. Если вы в Петербурге — приходите!
Фото: Денис Клеблеев
Денис Клеблеев — прежде всего, человек, который смотрит, а потом уже — фотограф, оператор, режиссер-документалист. Фотографии он учился у Александра Лапина, режиссуре — в мастерской Марины Разбежкиной, смотреть умел всегда.
На что бы он ни смотрел — на водителей где-то на Камчатке («31-й рейс», лучший полнометражный фильм Артокфеста-2012), на преподавателя квантовой физики («Странные частицы», Гран-при Cinema du Reel, 2014), на Алису Фрейндлих (фильм «Алиса. Волнение», 2020) или на берлинское шапито, в его взгляде нет предвзятости. Он — и это редкое умение — смотрит не для того, чтобы пригвоздить человека к реальности при помощи камеры. Наоборот, и в кино, и в фотографии он исследует зазор между героем и реальностью, ищет точки возмущения пространства, те, где мир рябит и просвечивает, те, где герой стряхивает с себя реальность.
Фото: Денис Клеблеев
Цикл «Прогулки по Берлину» нельзя отнести к чистому жанру «уличной фотографии»: Клеблеев, любящий гулять с камерой по знакомым и незнакомым городам, не интересуется сюжетами и не ищет «решающий момент». Он говорит, что гуляет по городу «как по кино», и спокойно воспринимает людей, смотрящих прямо в объектив: «они ведь на меня на самом деле смотрят, просто камера к голове моей близко».
Не портрет города, а зазор между Берлином и реальностью, дым и ветер вместо календаря.
Клеблеев предпочитает ч/б, не любит репортажную съемку, не делает подписи под фотографиями и не помнит, в каком году он все это снимал: чем меньше зритель знает, тем больше у него пространства для воображения. Отказ от цифры превращает фотографию в «отложенную случайность» — пока не проявишь пленку, не видишь, что получилось. Большая глубина резкости делает равноценными все объекты на фото, все, что попало в кадр, весь видимый мир, и зритель, таким образом, может сам выбирать и конструировать сюжет.
Внутренние сюжеты и рифмы этого цикла, вроде бы, очевидны: загадочная история с клоуном, пары и одиночки, нелетающие птицы и летающие предметы, просторы и ограничения, — но это случайные рифмы и сюжеты, случайные — равноценные — вспышки жизни. Не портрет города, а зазор между Берлином и реальностью, дым и ветер вместо календаря. Клеблеев тормошит и развеществляет город, дает ему возможность стряхнуть с себя реальность, перестать быть Берлином, посмотреть прямо в объектив.
Для функционирования сайта мы используем файлы cookie и данные о вашем IP-адресе. Если вы не хотите, чтобы эти данные обрабатывались, вам придется покинуть сайт. Если вы не против, нажмите «Хорошо».
