Сериал
Елена Костылева Василий Корецкий
Елена Костылева,
Василий Корецкий

Краткий курс счастливой жизни


Бездны на краю
Василий Корецкий

Краткий курс счастливой жизни. Реж. Валерия Гай Германика, 2011

Критиковать «Краткий курс счастливой жизни» сложно в первую очередь потому, что автор его трудноопределим. Любое кинопроизведение — плод коллективной работы, именно поэтому кино (или сериал, что в данном случае не важно) так интересно для анализа общественных настроений. Но проблема «ККСЖ» в том, что это не артельная работа. Скорее, письмо дяди Федора, палимпсест, сшитая из разнородных кусков и оживленная волшебным словом «современность» невеста Франкенштейна. О какой-то невероятной современности сериала говорят практический все, но это — главный обман «ККСЖ». Дух настоящего вообще невероятно трудно ухватить. Цайтгайст можно почуять только потом, на расстоянии. Нельзя узреть настоящее: им можно только быть или не быть. Огромная удача Германики в том, что ей как-то удалось стать частью сегодня. Огромная неудача проекта — в том, что социальный реализм тут подменен натурализмом: документальная точность деталей — максимум, на что способны авторы. Синтеза, то есть создания формулы настоящего, которая бы позволила опередить индивидуальный опыт авторов и зрителя, тут не происходит. Сериал оказывается не цельным высказыванием, но образчиком своеобразной полемики, вроде синхронных монологов двух талантливых глухих, легко считываемые и неоднократно продекларированные базовые житейские позиции которых настолько схожи, что я бы не стал называть это борьбой формы и содержания). Это параллельное говорение двух создателей — Анны Козловой и Валерии Гай Германики — удивительным образом исключает из диалога не только условного соавтора, но и зрителя. В результате «письма поверх» традиционная структура эфирного сериала, который, как правило, состоит из микроситуаций, заканчивающихся «клиффхэнгером», идет вразнос: сценарист слишком часто прибегает к помощи случая и божественному вмешательству, что не позволяет нагнетать саспенс да и вообще немедленно подрывает зрительское доверие к истории, а Германика перегибает с живостью: вся жизнь, присутствующая в кадре, это какие-то личные приколы режиссера и ее круга. Эта жизнь прорастает сквозь козловский сценарий, как сорняк — сквозь гнилую крышу. Презрение режиссера к исходному сценарному материалу столь велико, что передается оно и зрителю. Сопереживать героиням, переживающим однообразные злоключения, нельзя. Но и смеяться вместе с Германикой тоже не всегда можно. Остается наблюдать за борьбой исполнения с замыслом.

Краткий курс счастливой жизни. Реж. Валерия Гай Германика, 2011

С одной стороны, существует текст, написаный Козловой. Это довольно субъективный, как будто человеконенавистнический рассказ о городской пульпе: некрупные нувориши, люмпен-клерки и прочие, кого у нас принято называть лоуэр-миддл классом. Бросается в глаза, что род деятельности героев, трудовые отношения, быт — то есть, то, что должно как-то характеризовать их классовую принадлежность, показано в фильме максимально небрежно, обще. Мадам Бовари убил не мышьяк, а векселя. Здесь же нет ни закладных, ни сберкнижек, деньги берутся из воздуха: все попытки персонажей взять кредит и непосредственно соприкоснуться с экономической сферой жестко пресекаются режиссером. Капитализм еще не наступил (что совершенно верно), и герои «ККСЖ» живут натуральным хозяйством, главная валюта которого — сексуальное желание. Да, тот единственный реализм, существование которого допускается сюжетной конструкцией Козловой, не социальный, а сексуальный. Поиск партнера — единственная цель всех контактов Саши и ее коллег, они плохие родители и плохие дети, их дружба носит характер тайного женского общества, военного союза против общего врага. Мужчины в массе своей не лучше. Они так же фрустрированы, но кроме того еще и разобщены. Единственным очевидно счастливым и знающим, чего он хочет, человеком предсказуемо оказывается психиатр, который хранит в чулане кейс с женским бельем и чуть что поминает Лакана. Хотя, казалось бы, причем тут Лакан?

Возможно, при том, что именно он является автором максимы, как нельзя более точно описывающей жизнь героинь «ККСЖ» — «сексуальных отношений не существует». Это зияющее отсутствие (несмотря на двуспальные кровати, гордо занимающие центральное место в интерьере квартир героинь) предельно честно заявлено уже в эпиграфе каждого эпизода: аудиокурс счастливой жизни, который слушает на своем айфоне Саша, навязчиво задается вопросом — что же такое любовь? Но ответа так и не предлагает. Для каждой из работниц агентства «Новый рекрутер» любовь — это способ заглушить глубочайшую экзистенциальную тоску, но такой способ, как верно констатирует голос Ирины Хакамады, не работает. Главная претензия к сериалу — скучно и однообразно — на самом деле служит признанием его радикальной, глубинной точности в изображении не отдельных социальных аспектов, а жизни в целом. Это парадоксальный случай, когда множество мелких врак и домыслов вдруг складываются в какую-то тотальную правду. Кажется, именно вот таким образом «исключения подтверждают правило».

Правило одно — «вы звери, господа». Свиньи и черви, суки и козлы. С каким-то совершенно людоедским драйвом создатели «ККСЖ» в четыре руки упрощают понятие «человек», настаивая на своем базовом недоверии к миру. Цинизм тут не в самом утверждении, что «жизнь ужасна», а в недалекой трактовке. Жизнь, особенно сексуальная, действительно, в чем-то ужасна: в ромкоме чувства развиваются поступательно и приводят к завершающему необратимому счастью, в реальности же влечение больше похоже на нескончаемое кружение вокруг глубокой пропасти. Желание неутолимо, и вызывающе идиотское поведение большей части мужских персонажей сериала — предохранитель, оберегающий героинь от осознания этой жутковатой правды. Мудаки парадоксальным образом спасают надежду, потому что каждый многолетний, и, стало быть, счастливый брак оказывается затяжной катастрофой: супруги механически изводят друг друга, требуя от жизни непонятного, злятся на партнера за то, что все как-то не так, врут, изменяют, не слышат друг друга.

Героини «ККСЖ» жаждут вовсе не коитуса, а признания. Столкновение с миром чистого секса для них носит характер кошмара, вспомним эпизоды в Переделкино и в мавританской гостинице. Исключенные из любых других форм отношений кроме сексуальных, занятые столь отчужденным трудом, что он даже ускользает от фиксации камерой, они отчаянно жаждут самоидентификации. «Кто я? Чего я хочу?» — вот те вопросы, которые они бессловесно задают реальности. Реальность безмолвствует. «Средний класс» еще не осознал себя, и «ККСЖ» ему в этом осознании не помощник. Идеальный образ-шаблон, с которого хочется делать жизнь? На экране мы видим что угодно, но только не это. Радость узнавания? Возможно, но только не себя, а суки-соседки.

Краткий курс счастливой жизни. Реж. Валерия Гай Германика, 2011

Второй слой «ККСЖ» — это, естественно, режиссерская форма, в которой существует повестование. Если угодно — это речь, то есть конкретное воплощение сообщения. Именно устную речь тот же Лакан считал наполненной смыслом (его несут оговорки, интонации, мимика, жесты и т.п.). Забавно, что в случае «ККСЖ» речь существенно отличается от сообщения, которое она якобы призвана передать: Германика говорит, что во время съемок часто полностью отходила от написанных Козловой диалогов, заставляла актеров импровизировать, то есть проговариваться. Возникающий в результате натурализм — это натурализм ситуации, эпизода, натурализм антропологический, не выходящий за рамки телесного: интонации, жеста, речевых характеристик. Среда, в которой существуют герои «ККСЖ» принципиально неузнаваема: пространство московских клубов и галерей выглядит просто условным городским ландшафтом, лишенным любых примет времени и топоса. Зато вокруг тел разворачивается пространство странной культурной игры. Поверх угрюмого, проблемного текста сценария Германика пишет сумбурный, захлебывающийся, бессвязный текст массовой культуры, словно посылая шифрованные сообщения своей узкой референтной группе. В результате структура сериала принимает черты параноидального бреда: с одной стороны, обедненный внутренний мир героинь, их фиксация на сверхценной идее брака (заведомо несчастного, как нам тут же демонстрирует Германика), с другой — фейерверк маленьких инсайдерских приколов (вроде крема для вымени), растянутых порой на пол-эпизода, и, видимо, очень важных для режиссера.

Существенная проблема этих анекдотов заключается не только в их затянутости, но и в том, что это не сообщения, а чистый факт коммуникации. Германика словно проводит ковровую бомбардировку культурного поля, лихорадочно взрывая все возможные модные и топики. Модные темы вроде увлечения кулинарией или чтения, простите, психологической литературы тут просто маркированы, но смысла не несут. Характерный пример — волшебная метаморфоза ужина, который собираются готовить герои Вартанова и Слю: что-то рыбное с чернилами каракатицы внезапно превращается в курицу.

Краткий курс счастливой жизни. Реж. Валерия Гай Германика, 2011

Этот немного безумный культурный неймдропинг страшно раздражал бы, не будь он поддержан трюком более высокого порядка. Оживляя персонажей спонтанной актерской речью, Германика одновременно проводит их типологизацию, соотносясь — что очень показательно — не с антропологией, а с кинематографом. Каждый второй герой «ККСЖ», пришел сюда из какого-то другого фильма. Очевидно, что Хазанова снова рассказывает нам «Сказку про темноту», феерическая пара Вартанов-Слю посылает настойчивые приветы всем поклонникам Вуди Аллена, а Алексей Барабаш, даже внешне похожий на Сета Рогена и Марка Дюпласса представляет интересы кидалтов и прочих любителей игровых приставок, смешных футболок и комедий Джадда Апатоу.

Эта необязательная игра киноотражений и фактов культуры призвана примирить с реальностью «ККСЖ» — назойливой, изматывающее однообразной, вязкой, словно повторяющийся гриппозный ночной кошмар. Действительно, когда едешь в купе или лежишь в одной палате с другими, незнакомыми тебе людьми, спасти от их бесконечной, зацикленной на банальных неразрешимых проблемах словесной жвачки может только просмотр фильма на лэптопе или айпэде.

 

Обратный кастрат
Елена Костылева

Краткий курс счастливой жизни. Реж. Валерия Гай Германика, 2011

— Ну ты прям королева Шантеклера, — говорила мне бабушка каждый раз, когда я одевалась. В детстве.

Оказывается, в эпоху ее молодости вышел такой фильм — «Королева „Шантеклера“», где «Шантеклер» — это кабаре, где танцует и поет красавица Чарито, которая потом влюбляется в юношу из хорошей семьи. Узнав, что она актриса, тот в отчаянии бросается в море.

А вы говорите, «Краткий курс счастливой жизни».

С Германикой есть проблемы. Если рассмотреть пресуппозиции, из которых она исходит в этом сериале, то получится очень проблемное, скажем так, кино — и не в смысле, что проблемы у Леры…

Лера.

Королева Шантеклера.

Мы не знакомы, но все говорят «Лера». Об этой раздражающей московской манере называть известных людей сокращенными именами писала Маша Кувшинова — получается что-то типа «Коля Гоголь».

Кадр со съемок сериала Краткий курс счастливой жизни. Реж. Валерия Гай Германика, 2011

Оставим за рамками этого текста все извиняющие обстоятельства: сериал снят для Первого канала по чужому сценарию, от которого, кажется, не осталось ни строчки, с парой навязанных актеров, да и вообще, возможно, «Лера» никакой ответственности за него не несет. Оставим в покое субъективную камеру, будем считать это запоздалой данью моде. Оставим в покое все, о чем обычно пишут, и попробуем поднять подтекст, лежащий в основе этого удивительного продукта — сейчас, когда уже никто не помнит, какие были рейтинги, и как гремела «Школа», и какой хороший фильм «Все умрут, а я останусь». Хороший?

Я уже где-то прочла, что обычных реакций на «ККСЖ» две:

1. «Круто».

2. Оскорбленная женщин — «мы не такие, мы тоньше, нас всех тошнит».

Обе верные. Что круто, можно не объяснять — процент реального в том, что делает «Лера», выше, чем в прочих продуктах для телевидения — вот так констатируем и этой констатацией ограничимся, даже не вникая в то, что такое это Реальное.

И второе тоже правда — мы (женщины) действительно тоньше, чем показано. Это косвенно доказывается тем фактом, что в «ККСЖ» самые лучшие и живые — самые простые характеры. Например, «Волобуев — маньяк», «Собчак — с собаками» (мне Вася объяснял, что это такой юмор — Собчак с собаками) или «воровка — мать мента». Последняя удалась просто на диво, цельность образа невероятная. Но вот если в герое еще трепыхается нечто, не позволяющее ему (ей) кого-то завалить, проработка образов уже приблизительна. Об этом тоже много и долго писали — ну, что художники на самом деле не такие и не в Переделкино, что психотерапевты не трахает подопечных на рабочем столе, а «Слю в жизни вообще другая» и т.д.

Забудем обо всем этом, постараемся дойти до могилы Пастернака — то есть до самой сути.

Краткий курс счастливой жизни. Реж. Валерия Гай Германика, 2011

Слегка перескажем сюжет — словами, отражающими смысл, а не затемняющими его, как это сделано в сериале.

В центре сюжета — офис рабовладельческой фирмы, поставляющей рабов в другие фирмы. Владелец офиса, привилегированный и не бедный человек, находится в отношениях с молодой красивой постсоветской матерью-одиночкой, которая весь сериал решает для себя вопрос, шлюха она или нет, потому что именно этот вопрос советские женщины оставили ей в наследство: сначала ей говорит об этом мама; потом ее заметают вместе с секс-работницами во время рейда в стрип-клубе, и она вынуждена объясняться с ментами; еще ее принимают за шлюху на дне рождения адвоката. При этом она берет деньги у мужчин, с которыми спит, что позволяет многим зрителям ошибочно заключить, что она-таки шлюха. Все на этот вопрос пытаются ответить, хотя верного ответа на него нет: сама постановка вопроса ошибочна, как коньяк по утрам. «Шлюха или не шлюха» — то есть осуждает ли ее общество за ее поведение?

Осуждает, потому что оно осуждает всех. Так уж оно устроено, это общество, что мы сейчас хорошо видим на примере т.н. «гражданского общества», которое грязнет в дрязгах, оу йе.

Все это, положим, и так ясно.

Итак, она якобы свободно и якобы не патриархально себя ведет — то есть позволяет себе затравленно хамить мужчинам, что делает ее современной (казалось бы) и сексуально привлекательной героиней. Давайте посмотрим, какие еще механизмы сексуальной привлекательности действуют в «ККСЖ».

Например, задевший правозащитников эпизод, где главная героиня продает в сексуальное рабство газель филиппинок, приехавших мыть полы в московской гостинице, — она делает это потому, что ее шеф, ее мужчина, сказал ей от них избавиться. Тот поначалу напускно злится, а потом говорит ей восхищенно — мол, ты сумасшедшая, ты что, действительно продала их в сексуальное рабство? «Но я же для тебя это сделала». И тут у них примирение, он ее целует и говорит — в шутку: «Мне даже начинает казаться, что я этого стою».

То есть человек охуевший вообще, напрочь, считает, что ради него можно и нужно сломать жизнь и обречь на издевательства целую газель невинных душ деревенских. А хоть бы даже и городских — нищета там страшная, на Филиппинах, они все мечтают оттуда выбраться, как русские девушки на Запад. Так, кстати, поступила немолодая уже мама главной героини — а что, если бы ее там тоже продали в сексуальное рабство? (Сколько раз еще можно это словосочетание употребить? Да, и еще «шлюха» слово хорошее).

Краткий курс счастливой жизни. Реж. Валерия Гай Германика, 2011

Ну и вот так если разбираться, везде, в каждом герое обнаруживается абсолютно охуевший человек. Охуевший человек — в центре внимания режиссера. Кажется, это сериал про таких. Они при этом обычные люди, нас окружающие, и даже, о ужас, мы сами, — хотя, все-таки… Вот Аня Наринская писала, что это «не мы». Потому, мол, что мы более лучше одеваемся. Но на самом деле, в каком-то смысле люди ведь все обезьяны. Просто мы с Наринской утверждаем свою «человечность» на фоне этих жестоких и плохо одетых героинь, а героини, в свою очередь, утверждаются за счет филиппинок, называя их обезьянами. А разница-то есть? Это, Аня, защитная реакция. Героини «ККСЖ» — это не «они», это мы. Страшно делается. Не сериал, а реквием по всему женскому. Но это мы. Вроде бы все верно.

И никто из нас, получается, не застрахован от романа с ментом, как это случилось с самой милой актрисой в этом фильме — Алисой Хазановой, которая очень спокойно и не зло вросла в красивую и неплохую, в сущности, тетку, которую сыграла.

Мент, правда, тоже не застрахован от романа с кем-то из нас, постсоветских женщин. Жалко его. Огреб.

Краткий курс счастливой жизни. Реж. Валерия Гай Германика, 2011

На самом же деле роман с внутренним ментом, то есть с государством, случился у автора (то ли у «писательницы Анны Козловой», автора сценария, то ли у «Леры», то есть режиссера). А скорее всего, у обеих — завет «убей в себе государство» не сработал. Разумеется, это метафорические тут домыслы, не имеющие с реальностью ничего общего и даже никак на нее не намекающие — ставлю это пояснение на всякий случай. У авторов случился роман с властью, с идеей власти, власти над людьми, власти над актерами, сексуальной власти, власти над детьми, власти над собаками, власти над душами (психотерапевт), власти над будущим (гадалки, их там целых две), власти над рабами — сериал ведь про рабовладельческое агентство, помните? Рекрутинговыми они сейчас называются. И этим соком власти, этой пеной контроля у рта пропитана вся подложка: все женщины в этом фильме мечтают поработить мужчин, а мужчины мечтают найти управу на распоясавшихся женщин — кидаются на них с ремнем или хотят принудить к свободному групповому сексу, и женщины хотят друг друга поработить и предлагают женщинам групповой секс — не важно, что это так и есть, важно, что этому абсолютно ничего не противопоставлено, кроме могилы поэта.

И вот от этого тошнит. Если бы тошнило только меня и мою мертвую бабушку, я бы не осмелилась, но мне три очень близкие подруги то же самое сказали, одну, правда, как раз от субъективной камеры укачивало.

Краткий курс счастливой жизни. Реж. Валерия Гай Германика, 2011

Возможно, «ККСЖ» — это действительно попытка зафиксировать «реальность», отрезав от нее все, кроме власти и секса. Что «все», можно не перечислять — отрезано настолько много человеческого, что оставшееся — это такая культя. Аня Наринская писала, что героини не читают книжек, но дело не в книжках, дело в том, что реальность, которую показывает режиссер — это перевертыш, фэйк, зеркало, в котором на самом-то деле ничего не видно; в этом зафиксированном якобы псевдохронотопе люди просто не могли бы выжить. Реальность, откуда убраны все смыслы, даже смешная рабская работа и карьера, а оставлены только секс и власть — это такой обратный кастрат, прекрасная ампутантка, кукла, с которой играется «Лера», но никак не жизнеподобие, не реалистичность, не жизнь. Реальность, будучи таким образом кастрирована, становится невыносима до тошноты, и если ты не in the mood for puke, ты не будешь это смотреть.

Однако втянувшись, не сможешь остановиться. Мешает низменный инстинкт подсматривания за соседями — что у них там творится? Даже OpenSpace на Овальном столе хотел смотреть.

Ну интересно же — потому что там речь, в общем, про низменное. Ничего не низменного на свете нет. Подтверждение своей позиции авторы находят на выставке блядского современного искусства, которое о том же — о том, как ебутся черви.

Высокое же представлено пародийно и как-то криво. Могила эта Пастернака. Оппозиционер, а стало быть, в чем-то идеалист Ксения Собчак — с собаками. Художники — сумасшедшие старые наркоманы. Ювелир — честный и хороший парень из другого фильма — намекнув, что брать чужое нехорошо, исчезает без предупреждения. Беременная матрона, жена рабовладельца, полна высоких принципов семейственности, учит дочь игре на фортепиано и осуждает мужа за любовниц, но сочувствовать ей никто не сочувствует, потому что ее поглотило Высокое так же жутко, как многих проглатывает низменное.

При этом в один момент, когда покупает кроватку для будущего ребенка, она вдруг очеловечивается. Сидит с пузом рядом с этой кроваткой на полу и расстраивается, что та по цвету с остальной мебелью не совпадает. «В этом доме никогда ничего не совпадало», — говорит ей злой муж-рабовладелец, раб, в свою очередь, этой несчастной жены… Вот это сильный момент. Тут хотелось плакать, рвать на себе волосы и кричать:

— Да что ж это за мир? Ничего получше придумать не могли, девочки? Вы же тоньше.

Беспощадная чернуха, как сказал Вася. Не тот Вася. Не Корецкий.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить