«В нашем мире взрослые сошли с ума» — Кирилл Султанов о «Наступит лето»
Среди фильмов, показанных в августе на «Окне в Европу», особенно ждем новостей про черно-белую криминальную драму «Наступит лето» с Микитой Вороновым и Марком Эйдельштейном. Об учебе в Московской школе кино, влиянии Достоевского и Финчера, разнице между «жанром» и «артом» с режиссером-дебютантом Кириллом Султановым поговорила Саша Лаврова.
В Выборге на вопрос «о чем это кино?» ты ответил, что «Наступит лето» — фильм про надежду, про то, что есть свет в конце тоннеля. Почему ты выбрал именно такую историю для разговора о надежде?
Я вообще не люблю отвечать на вопрос «о чем кино?», потому что для каждого зрителя это что-то свое. Когда у тебя есть какая-то задумка, ты, как автор, не понимаешь про что это. Начинаешь понимать, когда фильм смонтирован или когда его уже посмотрели. Я мыслю не смыслами, а образами, и свои ощущения от происходящего в мире трансформирую в какую-то историю. Это интересный процесс и, мне кажется, фильм будет взрослеть вместе со мной. Думаю, что для дебютанта важнее ориентироваться на что-то интуитивное, нежели на то, какой смысл ты хочешь вложить.
А что касается самой истории, у меня в прошлом году было несколько проектов в разработке. Была, например социальная история в жанре хоррора, но на нее не удалось найти финансирования. Стало обидно, что у нас сейчас такая застойная ситуация в индустрии, при которой возможно снимать только пластиковое искусственное кино, которое никого не обижает и не злит. Мне в голову пришла идея снять что-то в рамках «Догмы-95»: есть друзья-актеры, есть оператор, хотели взять камеру дешевую и просто ходить снимать. Это должно было быть ч/б, ручная камера, дерзкий сюжет, но по ходу история стала трансформироваться, стал увеличиваться масштаб. В итоге осталось ч/б, осталась идея сделать что-то наперекор индустрии с точки зрения киноязыка. И из этого протестного состояния и ощущения нахождения в застое и родилось это кино.
Ищешь пути, как можно снять то, что хочется, с учетом этих рамок
Собственно, получается, что фильм про надежду, потому что мы через эту форму приходим к тому, что какой-то свет есть, и он за молодежью.
Поэтому в фильме практически отсутствуют старшие?
Да, это фильм про детей и про наше поколение, мое и тех ребят, кто помладше, потому что мы все оказались в такой ситуации. Мы остались без взрослых. В нашем мире взрослые сошли с ума, мы смотрим на них и думаем: «А нам-то что делать?»
Твой фильм очень «сделанный»: картинка выверенная, видна серьезная работа художников. Как получилось, что задумка трансформировалась от «догмы» к «анти-догме»?
Мы в первую очередь трансформировались сценарно. Изначально это была история про ребят, которые убивают ради развлечения. Главный герой был такой типичный молчаливый киллер, которого привлекают к своим делам богатые ребята во главе с Дэном. Но когда мы начали это реализовать, стало понятно, что невозможно сделать это хорошо. Мало кто соглашался в таком участвовать. Встал выбор: либо пожертвовать качеством, снять фильм, который никогда нигде не выйдет, или попытаться донести наш смысл, переведя его в другую форму. И мы переделали сценарий, он стал ближе к «Преступлению и наказанию» или «Тайной истории» Донны Тартт. Исходя из этого и картинка стала другой.
Зрители будто стали соучастниками преступлений
Этот фильм задумывался как аллюзия на нашу современную действительность?
Кино в любом случае старается отрефлексировать реальность. Плохое кино пытается говорить о ней напрямую, а в кино, которое стремится быть искусством, всегда возникают пересечения с реальностью, которые даже не задумывались изначально. Так что «все совпадения случайны».
Приходилось ли вносить в фильм коррективы, исходя из текущей ситуации? И вообще: насколько ты готов идти на компромиссы?
Сложный вопрос. В фильме нет цензурных правок, он получился таким, каким был задуман. Хотя, пока ты молод, пока у тебя нет своего устоявшегося стиля и художественных принципов, ты все равно существуешь в рамках творческих ограничений. Если Сокуров говорит, что не будет больше снимать кино, потому что ему не дают это делать так, как он хочет, это можно понять, он уже мастер. Но когда ты молод, и тебе говорят, что что-то нельзя показывать, ты не думаешь «я тогда вообще снимать не буду», а ищешь пути, как можно снять то, что хочется, с учетом этих рамок.
Можешь подробнее рассказать про литературные отсылки? Все про Достоевского вспоминают.
Если честно, я не люблю Достоевского, это абсолютно не мой писатель. «Тайная история» Донны Тартт, которая тоже в своем роде про преступление и наказание, для меня была намного интереснее с точки зрения языка и построения сюжета. Про первый акт фильма можно сказать, что это «Преступление и наказание», но потом мы уходим в более тарантиновскую историю. Было желание вовлечь зрителя в эту игру. Чтобы ему было сначала весело, а в третьем акте, когда резко меняется тональность, он понял — все это было как-то не смешно. Зрители, которые почувствовали фильм, включились в историю, выходили с очень тяжелым чувством. Они будто стали соучастниками преступлений.
Могу посмеяться над «Очень страшным кино», а потом смотреть Звягинцева
Я от многих слышала обратное: люди испытали положительные ощущения, почувствовали какую-то магию кино. То есть происходит подключение не к сюжету, а к фильму как произведению искусства. Если ты ставишь целью сопереживание героям, то не мешает ли этому такая законченная, сделанная форма?
Наверно, этот сценарий стоило бы делать «в жанре». Но это дебют, и какие-то вещи понимаешь уже после. Да, получилось создать эту магию кино, фильм работает именно как фильм. Хитросплетения сюжета не на первом плане. Я на днях у себя в канале писал, что люди смотрят кино двумя разными категориями. Одни смотрят чувствами, другие мозгом. Те, кто привык смотреть мозгом — их много в профессиональной среде, — они думают, почему здесь вот так или так. А люди, которые смотрят чувствами, подключаются, для них это своего рода коллективный сеанс гипноза, с ними что-то происходит. А сюжет играет второстепенную роль. Но были и те, кто рыдал в конце. Восприятие всегда индивидуально.
Думал ли ты в целом о целевой аудитории? Можно ли сказать, что «Наступит лето» — это фильм для подростков?
Я старался не думать об аудитории, это не коммерческое кино. Моя задача — сделать хорошо. Я ориентируюсь на собственную насмотренность и интуицию, главная задача — реализовать эту насмотренность. Я как зритель могу посмеяться над «Очень страшным кино», а потом смотреть Звягинцева и думать о том, как это классно сделано. У каждого зрителя свой диапазон того, что он может смотреть. Проблема в том, что маркетологи привыкли делить на какие-то группы и загонять все в рамки.
Понимание того, что смотрится органично, а что нет, дает только практика
Ты совсем молодой еще и не так давно закончил МШК. Получается, довольно рано вышел на первый полный метр…
Я не то чтобы рано вышел, я рано начал. Я начал снимать в седьмом классе. Получается, снимаю уже больше десяти лет. Сначала снимал какие-то школьные видео, потом короткометражки, отправлял их на фестивали. В МШК я поступил уже после университета. Не было такого, что я резко решил пойти учиться в киношколу. Я очень долго к этому шел. У меня было три сценария полных метра, с каждым из них пытался запуститься, и один в итоге сработал.
Все сценарии ты писал сам?
Да.
В твоем фильме Марк Эйдельштейн раскрывается с неожиданной стороны. Во-первых, это не тот типаж, к которому мы привыкли, а во-вторых, куда-то делась его обычная пластика. Что у тебя за метод работы с актерами? Где ты ему учился?
Когда много работаешь с непрофессиональными актерами, то учишься раскрывать органику человека. У меня есть документальный фильм «Ишим» про работу с реальными людьми и попытки их раскрыть, увидеть, где их маска, а где нет. У меня вчера на съемках сидел мальчик-актер 16 лет на крупном плане. Он пытается что-то сыграть, я к нему подхожу и говорю: «Тебе сейчас не нужно ничего играть, у тебя органика, ты просто сидишь смотришь, у тебя вот здесь ходят желваки, и все». А зритель такой: «Вау! Как классно он играет». Задача режиссера — помочь актеру раскрыть органику, о которой он может и не знать. В первые дубли и смены у всех актеров вылезает то, к чему они привыкли и в чем им комфортно, у Марка — это органика, в которой он чуть невротичный, много двигается. Моя задача была это заметить и сказать, что сейчас так не нужно делать. В остальном актеры многое готовят со своей стороны, а я подсказываю, где что можно поправить.
Как ты к этому пришел? Этому тебя учили в МШК?
В МШК учили тонкостям и базе. А вот понимание того, что смотрится органично, а что нет, дает только практика.
Я сейчас работаю с очень известными актерами. И я понял, как завоевать актера. Просто надо давать ему правильные комментарии, не пытаться его нагрузить большими смыслами. Ты ему говоришь: «Слушай у тебя сейчас такой взгляд был, ощущение, что ты сейчас вот про это думаешь, а ты попробуй думать про другое». Актер соглашается с этим комментарием, начинает уже к тебе прислушиваться, потому что ты человек, который может ему со стороны подсказать.
Это невозможно снять в цвете и наложить потом фильтр
Расскажи о работе художников. Кажется, здесь костюмы очень важны.
Художница по костюмам Лена Зверева и ее помощница Алина Солдатова работали вдвоем. Лене очень понравился сценарий, и я дал ей максимально полную творческую свободу. Я в тот момент лежал в больнице с сотрясением, общался с Леной в «зуме», мы обсуждали характеры и их эволюцию, все остальное было на ней. И когда я пришел на примерку, то пришел в ужас, увидел людей в цветных костюмах: зеленая кофта, красный пиджак, — все это выглядело как клоунада. Но мы включили камеру, посмотрели в ч/б, и я понял, что это работает.
Кто-то написал в рецензии: «ч/б фильтр», — но это невозможно снять в цвете и наложить потом фильтр. Лена подбирала цвета, фактуры, блестки, металлические элементы, чтобы все это круто смотрелось именно в ч/б. Была проделана колоссальная работа художников, и костюмы сделали очень многое для этого фильма.
Что-то уже понятно про будущее фильма?
Сейчас мы показываем его прокатчикам, ждем ответы. Рассчитываем, что выйдет на стриминговых платформах. Конечно, есть планы на зарубежные фестивали. Это же международная история, копродукция с Германией. Кстати, субтитры я сам делал целиком, заодно и английский потренировал. Прикольный опыт.
Читайте также
-
Абсолютно живая картина — Наум Клейман о «Стачке»
-
Субъективный универсум — «Мистическiй Кино-Петербургъ» на «Ленфильме»
-
Алексей Родионов: «Надо работать с неявленным и невидимым»
-
Самурай в Петербурге — Роза Орынбасарова о «Жертве для императора»
-
«Если подумаешь об увиденном, то тут же забудешь» — Разговор с Геннадием Карюком
-
Денис Прытков: «Однажды рамок станет меньше»