Поддержать «Сеанс»
Наталья Шарапова
Наталья Шарапова

Из Найсландии с любовью


— На Кинофоруме вы представляли фильм «Солнечный мальчик» [Sólskinsdrengurinn]. Как вы нашли этого героя мальчика-аутиста и его семью?

— На самом деле, меня нашла мать этого мальчика. Он позвонила и спросила, не хочу ли я снять отвлечённо-образовательный фильм об аутизме. И первоначально фильм задумывался таким образом, чтобы не зацикливаться на ней и на мальчике, — в тот момент мама поняла, что для него она уже ничего сделать не сможет. Размышляя над этим, они пригласили меня на обед, где я познакомился с её сыном, и что-то случилось… возникло чувство, что, если мы начнём этот проект, мальчику, может быть, станет лучше; что он как-то улучшит свою коммуникацию с миром. Так эта семья попала в центр повествования.

Кроме чисто человеческого желания помочь существовал и другой мотив: меня всегда интересовали аутсайдеры, маргиналы, выброшенные из жизни личности. Аутисты в своём роде — подвид этой большой группы.

— А до этого вы соприкасались с миром аутистов?

— Да. Свой последний художественный фильм «Найсландия» я делал с актёрами-аутистами. У них, конечно, аутизм был в слабой форме, но всё равно был. Хотя никаких глубоких знаний на сей счёт до «Солнечного мальчика» у меня не было. Интересно, что в процессе работы над фильмом и разговоров со своей семьёй я вдруг понял, что и сам в детстве был аутистом: не выносил, когда мне стригли ногти или пытались постричь волосы. Это проявление характерной для аутистов гиперчувствительности.

— Насколько серьёзно проблема аутизма воспринимается в Исландии?

— Исландия не сильно отличается от остального цивилизованного мира. Там тоже вдруг стало известно, что один ребёнок из ста пятидесяти рождается с аутизмом. Поэтому к аутизму относятся как к эпидемии.

Фридрик Тор Фридрикссон. Фотография А. Низовского

— Снимать больного человека, ребёнка-аутиста, это сложно? Сложнее, чем воплощать на экране вымышленный образ?

— Вообще, все мои фильмы основаны на реальных событиях и реальных человеческих характерах. Так что мне было легко. Тем более легко потому, что фильм открыл мальчику путь к излечению. По сути это были… съёмки чуда. Да, я не стал его другом, я намеренно возвёл между нами стену. Но мы сняли четыреста девяносто часов материала, и если что-то и было сложным, так это монтировать. Мой первый вариант фильма длился пять часов. У меня не хватило смелости выпустить фильм такой длительности, и пришлось резать дальше.

— Какое влияние эта картина оказала на исландцев?

— Мне кажется, она, как минимум, привлекла внимание к проблеме. В большинстве своем люди, не затронутые аутизмом, ничего о нём не знают. У них всё валится в кучу: шизофрения, аутизм, синдром Дауна. Мне кажется, этот фильм немного продвинул понимание того, кто такие аутисты. Особенно после того, как фильм показали по телевидению, не только в Исландии, но и на HBO в Штатах.

Фридрик Тор Фридрикссон. Фотография А. Низовского

— Замечание по стилю: сейчас в документальном фильме часто присутствует ярко выраженный автор, кино не эквивалентно жизни, всё время видно — то, что ты видишь, кто-то снимает: ручная камера, хаотичное повествование. А вам как будто ближе более традиционный документальный стиль…

— Я не знаю, что на это ответить. Я за свою карьеру сделал уже пять документальных фильмов; и они все такие. Я не хочу быть героем своего документального фильма, я хочу, чтобы тема развивалась сама, без моих вступительных слов. Но, если бы я что-то и говорил, то сказал бы о том, как часто права этих детей нарушаются. Та изоляция, в которую их погружает современное общество, жестока. Даже заключённых в большинстве своём не сажают в одиночные камеры, а этих детей, образно говоря, сажают туда на всю жизнь.

— Работая над «Солнечным мальчиком», вы провели месяцы, снимая каждодневную жизнь одной семьи. Как вы боролись с чувством неловкости, с которой люди реагируют на камеру?

— Мои герои достаточно быстро привыкли к камере. Современная техника позволяет быть почти невидимыми. Мы принципиально хотели остаться для этой семьи чужими людьми. Друзья, которые следуют за тобой по пятам, могут смущать. С чужими проще. Это как разговор с попутчиком в поезде.

Фридрик Тор Фридрикссон. Фотография А. Низовского

— В программе форума было два других фильма об аутизме: «Аутизм: Мюзикл» [Autsim. The Musical] и «Лошадиный ребёнок» [The Horse Boy], оба предлагают свои способ работы с аутистами: лечение в контакте с животными, лечение искусством. Какие пути терапии видите вы?

— Занимаясь этой проблемой, сложно остаться в стороне и не сформировать своё, порой весьма жёсткое и категоричное, мнение. Неприятнее всего тот факт, что отсутствие прогресса в понимании природы аутизма и, соответственно, в поиске правильных терапевтических методик, происходит не от отсутствия возможностей: в бедных странах — например, на Кубе — аутистам помогают профессиональней, чем, например, в Исландии.

Системы везде разные. Где-то аутистов просто бросают в психушку с другими «ненормальными». Где-то — как, например, в Англии — для аутистов создают специальные программы в частных домах. К ним там очень хорошо относятся, но выводить из аутичного состояния это не помогает. Так, трудоустройство аутистов — очередная фикция, потому что в итоге они получают доступ к самым примитивным и малооплачиваемым вакансиям: коробки складывать, что-нибудь строгать. Одним словом, вместо вовлечения в жизнь — в лучшем случае благотворительность. На мой взгляд каждому аутисту необходим индивидуальный подход. Для моего героя идеальным оказался подход индийской женщины, которая фигурирует в нашем фильме, а вот Калифорнийская школа ABC никогда ему бы не помогла. Но для кого-то другого всё наоборот. Решение — в упорном стремлении помочь.

Мне кажется, часть проблемы — это засилье психиатров. Аутизм, с моей точки зрения не имеет отношения к психиатрии, но контролируется ею, и это отчасти всё тормозит. Частично вся эта психиатрия кажется мне садизмом: сели-встали, встали-сели… Аутизм связан с нервной системой, с тем, как организм усваивает витамины и прочие вещества. Мозг у большинства этих детей в нормальном состоянии. Гораздо более ненормальны, из-за постоянных припадков, другие органы: печень, почки, сердце. В результате вся система работает настолько плохо, что не может поглощать необходимое количество питательных веществ и витаминов. Остальное — следствие. Например, герой моего фильма сейчас проходит терапию получения витаминов через кожу, и к концу следующего года он, скорее всего, начнёт говорить. А года через четыре сможет говорить не хуже, чем мы с вами.

— Удивительная история. Вы не собираетесь снимать продолжение?

— Да, несомненно, продолжение этого фильма входит в мои планы. У меня осталось много неиспользованного материала из его детства, и я собираюсь продолжить снимать дальше.

Фридрик Тор Фридрикссон. Фотография А. Низовского

— Cудя по вашим фильмам, вас интересуют нестандартные состояния сознания: болезнь Альцгеймера, аутизм, шизофрения… это для вас интересные художественные образы или нечто большее?

— Ну, психические отклонения, действительно, очень интересная тема. Философы и художники творят, чтобы по-другому смотреть на вещи. Аутизм — это в чём-то отдельная философская школа восприятия мира. Как, впрочем, и шизофрения. Неосознанная, но философия.

— И с той же силой вас интересуют и нервируют разнообразные места принудительного излечения: дом престарелых из «Детей природы» [Börn náttúrunnar], например, очень похож на психбольницу…

— Да, об этом я много и с ужасом думаю. Недавно я видел видеозапись из британской клиники для аутистов, на которой пациентов избивают. Но моя критика не направлена против персонала. Это ведь обычные, хорошие люди, женщины большей частью. Проблема не в моральных качествах, а в лени. Невозможно сделать этих детей счастливыми, пока они не научатся рассказывать миру о своих нуждах и желаниях, и для этого нужно усилие, которое никто не хочет сделать. Люди должны понять, что аутисты не бесполезные иждивенцы, висящие на рукаве общества. Мы обязаны им многими техническими открытиями: телефонов и диктофонов не было бы без аутистов, первые люди на Луне на самом деле были аутистами, Эйнштейн был аутичен и так далее. Что уж говорить об искусстве…

Бобби Фишер, например, вспоминает звук камеры, которая записывала их матч со Спасским, он казался ему непереносимым. Такая чувствительность к звуку характерна для аутистов. Некоторые из них элементарно не переносят частоту шумового фона в супермаркете. Сейчас я как раз снимаю документальный фильм про Бобби Фишера как антипода американского государства. Но я часто задумываюсь и о его аутических характеристиках.

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить