«Годовщина революции» Вертова: Первый экзамен
C 20 по 30 мая в Москве и с 3 по 13 июня в Петербурге пройдет футуроспектива «Киноглаз. Киноки. Вертов». Один из фильмов обширной программы — «Годовщина революции». Удивительную историю исчезновения и восстановления полнометражного дебюта Дзиги Вертова рассказывает историк кино и архивист Николай Изволов.
Расскажите, что за кино вам удалось восстановить?
«Кино как кино. Длинное, скучное, документальное, старое, вряд ли кому-то интересное, утратившее свою пропагандистскую актуальность». (Смеется.) Не кино даже, а так, артефакт. Как египетская мумия. «В чем ценность этого артефакта? Как же, смотрите, у этой мумии большой палец прирос к среднему, и это говорит, что в Древнем Египте были такого рода заболевания».
Конечно, это нельзя сравнивать с первыми раскопками мумий фараонов. Но все-таки любой исторический артефакт позволяет нам углублять и систематизировать свои представления о той эпохе. Это посыл из прошлого, который будет востребован, но мы не знаем, как именно. Мы можем запустить бутылку в море и надеяться, что она превратится в огромный арт-объект, который путешествует между океанами. А может она просто пойдет ко дну, когда уляжется фестивальная шумиха.
Это был первый производственный экзамен для Вертова, и он с блеском его выдержал.
Вертов был романтиком революции. Насколько эта интонация видна? Это больше хроника, или вдохновенная агитация?
Со временем любой документальный фильм из старой хроники обретает смыслы, которых его авторы и современники туда не вкладывали. Тогда он, конечно, картина имела огромное пропагандистское значение: как иначе было донести до людей, что происходит? Фильм был разослан по городам и одновременно показан в первую годовщину октябрьской революции. Тогда была очень важной информационная составляющая. Люди никогда прежде не видели того, что им показали. Это сейчас мы запросто можем посмотреть на Ленина, Троцкого, Сталина, Дворцовую площадь и Смольный институт. Но 7 ноября 1918 года люди увидели это впервые. Те, кто жил в Самаре и Нижнем Новгороде, Пензе, кто никогда не бывал в Москве и Петрограде. Фильм делался в колоссальном количестве экземпляров — 30 копий по 3 000 метров. Вы себе представить не можете, какое это было событие. Лев Владимирович Кулешов, который в то время работал на хронике, писал тогда, что на сто метров пленки порой требовалось получать разрешение у Ленина. Сто метров! А здесь 30 экземпляров по 3 000 метров. Это как построить разом десять Останкинских башен! Уверен, если исследовать провинциальную прессу, можно найти свидетельства этого показа, узнать, как люди это воспринимали. Но это уже работа для будущих исследователей.
Занимаясь вставкой из постановки Николая Евреинова “Взятие Зимнего” в фильм Дзиги Вертова “Годовщина Революции” попутно идентифицировал в евреиновском фильме Николая Константиновича Черкасова, бывшего на 7 ноября 1920 года мимистом Мариинского театра. Вероятно, это его первое появление на экране?
Опубликовано Николай Изволов Воскресенье, 9 сентября 2018 г.
«Годовщина революции» — Режиссура восстановления
Почему Вертову, которому тогда было 22 года, доверили столь масштабную задумку?
Летом 1918 года в Москве не осталось кинорежиссеров. Вообще. В «Кино-газете» была даже заметка о том, что все ищут режиссеров. Ведь в дореволюционной России киносезоны были устроены почти как театральные, с сентября по май. А летом, когда театры уезжали на гастроли, кинематографисты отправлялись на съемки. Уезжали в Ялту или Одессу, на черноморское побережье — туда, где много солнца — и снимали очередные порции фильмов.
Таким образом из винегрета под ногами были воссозданы исходные ингредиенты.
А поскольку тогда уже началась национализация, режиссеры тем более массово уехали на юг. Так летом 1918 года 19-летний Лев Кулешов получил первую постановку. С Вертовым было немного иначе, он работал монтажером и делопроизводителем в кинокомитете, где у него был наставник Михаил Кольцов, знаменитый журналист. Они оба были из Белостока, земляки, Кольцов его сюда и привел — а в июле ушел из комитета, хлопнув дверью, уж не знаю, что там произошло. Вертов остался и, видимо, перенял его функции: сочинял надписи, монтировал журнал «Кинонеделя». Так у него сложилась репутация человека, который умеет монтировать хронику. И когда поступил заказ, его поручили не операторам, не каким-то случайным людям, а человеку с опытом монтажера. Это был первый производственный экзамен для Вертова, и он с блеском его выдержал.
Почему фильм был забыт? Из-за Троцкого?
Не нужно искать тут политический умысел. Хроника и репортажный жанр быстро теряют актуальность. Вы же не смотрите из чувства эстетства новостные передачи двухнедельной давности? В 1921 году, когда прошло уже четыре года с октябрьской революции, почти пять лет с момента февральской, закончилась гражданская война, люди уже хотели других новостей. Время менялось очень быстро. Фильмы отправлялись на склад, где ждали часа, чтобы быть перемонтированными для чего-то нового. Их потихоньку забывали. Любой такой фильм работает по параболе: сначала он достигает пика, потом уходит на спад и ждет, когда его снова вызовет история.
Но этот фильм лег в архив очень надолго. В конце 1920-х Троцкий стал персоной нон грата, и показывать фильм, в котором половину экранного времени присутствует опальный политик, было просто опасно. Поэтому в 1930-е годы этот фильм не вспоминали, обходили стороной, и в архиве он хранился в виде отдельных роликов, а не как целая единица. Ролики с Троцким были запрещены — их никто не вызывал. А другие смотрели.
Так «Годовщина революции» распатронилась на фрагменты, и как фрагменты фильм был каталогизирован в архиве. Сотрудники архива даже не знали, что это части одного фильма, и записали их под разными условными названиями. В 1967 году архивист Людмила Широкова обнаружила ролик, первый титр которого точно совпадал с названием фильма Вертова — «Годовщина революции». Но поскольку фильм начинается с февральской революции, в архиве он был каталогизирован как «Годовщина февральской буржуазной революции». Если вы в компьютерном поиске забиваете «буржуазная», компьютер этот ролик не показывает — он ищет только полное совпадение. Даже при существовании компьютерных каталогов поиск не помогает, потому что требуется особая изворотливость ума и навык предвидеть, что вы можете обнаружить в этих коробках с их условными названиями.
Как начался процесс восстановления?
Работа началась летом 2017 года. Киновед Светлана Ишевская, сотрудница НИИКа, работая по теме февральской революции в фонде Маяковского, где оттоптались все филологи мира, обнаружила афишу этого фильма со всеми надписями. Филологи этим не интересовались! Никто не знал и не понимал, что это такое, ведь на уличных афишах тогда не указывался автора фильма. Афиша была обнародована на конференции, посвященной революции. Я посмотрел этот лист и, после тридцати лет работы в архиве, понял, что многие из этих надписей мне знакомы. Я решил попробовать его собрать и пошел в архив, где несколько месяцев методично просматривал все ролики, имевшие отношение к 1917-1918 году. Вылавливал фрагменты, которые, судя по надписям и стартовке, должны принадлежать к этому фильму. И я их собрал. Выяснилось, что фильм сохранился процентов на 98. Пропуски минимальны и совершенно не влияют на восприятие фильмов. Таким образом из винегрета под ногами были воссозданы исходные ингредиенты.
Вертов был у истоков медийного потока, который нас сейчас глушит и топит.
Вы говорите, что это была афиша с надписями из фильма. Это была распространенная практика в те годы?
Трудно сказать, я в 1918-м году не жил и не являюсь специалистом по афишам. Это огромная — примерно если два листа A3 соединить — афиша, которую клеили на тумбы. И там очень крупными буквами дан заголовок «Годовщина революции», а дальше мелким шрифтом перечислены все 242 сюжета. Я не знаю, насколько это было общее правило, но в газетах конца 1920-х годов мне случалось находить довольно полные перечни надписей, которые были в игровых фильмах того времени. Так что подобное практиковалось.
Во всяком случае, очень хорошо, что тогда так делали.
Конечно! Вот историк кино Виктор Семенович Листов еще в 1967-м году, к 50-летию октябрьской революции, пытался исследовать и собрать этот фильм. И даже очень проницательно идентифицировал несколько роликов. Однако у него не было списка надписей, и он сам признавал, что «такой перечень мог бы быть скелетом, на который мы бы нанизали свои поиски». Но тогда эта афиша не была открыта.
На сайте фестиваля IDFA, на котором пройдет премьера «Годовщины революции», отмечено, что часть материала снял Вертов. Но вы говорите, что он только режиссер монтажа. Таким образом, там него его съемок и мы говорим сугубо о монтажном фильме?
Конечно, он ничего не снимал. О фильме пишут много фантастики по той простой причине, что его никто не видел. В энциклопедии «Британника» все неправда: перепутаны даты, названия, должности, организации. Это какой-то ужас. А бедные голландцы не владеют русским языком и повторяют ошибки предшественников. Сейчас я написал статью о восстановлении и текстологии этого фильма в журнал Studies in Russian and Soviet Cinema — теперь западные исследователи смогут получить информацию из первых рук.
Но люди не могут читать все научные журналы, и путаница неизбежна. А любая ошибка сегодня тиражируется в гигантских масштабах. Например, я занимался первым фильмом Кулешова, который называется «Проект инженера Прайта». В какой-то момент в интернете чья-то рука набрала его как «Проект инженера Спрайта». И всё, так он и пошел гулять по интернету. И что с этим делать?
Мы начали с того, что «Годовщина революции» это прежде всего артефакт, заново открытая мумия. Но все же можно что-то разглядеть и понять про почерк Вертова в этой работе?
Думаю, да. Ваш вопрос подразумевает два варианта трактовки. Первый — обнаружение личного стиля Вертова. А второй — будущее развитие той эстетики, которая впервые применена в этом фильме. О личном почерке мы вряд ли можем здесь серьезно говорить, хотя у Вертова в разных фильмах систематично повторялись те или иные приемы, по которым этот почерк определяется. Но это была первая, к тому же монтажная работа, что для того времени было большой редкостью. В книжке Джея Лейды, знаменитого американского режиссера и историка кино, начало монтажных фильмов датируется примерно концом 1920-х годов, когда знаменитые эксперименты проводила Эсфирь Шуб. Но это были 1927-1928 годы. А Вертов сделал это на десять лет раньше! Он был родоначальником жанра, который потом так мощно распространился. Если мы сейчас возьмем современные телефильмы, то это сплошь комментированный монтаж старой хроники. Вертов был у истоков медийного потока, который нас сейчас глушит и топит. Не знаю, можно ли его за это благодарить, но он, конечно, не виноват.
Мне пришлось очень долго убеждать даже моих коллег, которые не разделяли моего энтузиазма.
Тем более, что и Шуб вряд ли учитывала его опыт.
Да, потому что она начала работать монтажером чуть-чуть позже, и могла этот фильм не видеть — доказательств обратного у нас нет. Но они были коллеги, и конечно она могла знать о других его монтажных опытах.
К тому же, он мог о «Годовщине» рассказывать. Вертов ведь вспоминал позднее об этой работе?
Да, и даже в сталинское время он упоминал этот фильм. Были газетные заметки, которые сейчас переизданы в его двухтомнике. В 1940 году в статье под названием «Как это начиналось» он рассказывает о своем опыте: как он, совсем молодой человек, ходил и раздавал тридцати монтажницам за тридцати монтажными столами куски пленки. Представляете, каково одновременно монтировать тридцать экземпляров, в каждом из которых по тысяче монтажных планов? Он, как шахматный гроссмейстер держа все это в голове, ходил и раздавал монтажницам куски. Звучит невероятно, но это абсолютная правда, потому что в то время негатив не монтировался, а монтировались позитивные копии, которые делались каждая по отдельности, а еще их надо было подкрашивать, подклеивать. Так что его рассказ полностью соответствует действительности.
Но про сюжеты фильма он не вспоминал вообще. Говорил о том, что это было такое, как фильм делался, как широко распространялся по стране. Но про то, что там полфильма был Троцкий, в 1940-м году он сказать не мог.
Вы говорили ранее, что восстановление фильма стало вашей личной инициативой. Расскажите, вам удалось встретить понимание или, наоборот, были препоны?
Мне пришлось очень долго убеждать даже моих коллег, которые не разделяли моего энтузиазма. И только моя железная воля, профессиональная убежденность и врожденное обаяние помогли преодолеть эти препоны! (Смеется.) Но кроме шуток, мне очень помог Красногорский архив, потому что люди там давно меня знают, и мне не требовалось объяснять, насколько это важно. Они хотели, чтобы фильм был сделан, и сами добивались разрешения Росархива [Федеральное архивное агентство — примеч. ред.] на то, чтобы скопировать такое количество хроникального материала. Потому что по архивным правилам из одного ролика нельзя копировать больше шести фрагментов — а тут надо было сканировать 14 роликов полностью, не считая еще всякой мелочи. И сотрудники писали специальное письмо в Росархив, ждали несколько месяцев ответа и добились его. Я бесконечно им всем признателен — технической службе, научному отделу, отделу обеспечения сохранности и другим работникам. Все они — соавторы проекта.
Уже есть планы показать фильм в России?
Я выкопал эту мумию, очистил от песка, покрыл свежим жирком, завел механизм челюстей — она уже щелкает зубами, блестит глазами, ее можно демонстрировать. А кто будет этим заниматься, уже не мое дело. Быть может, появится пират, сделает экранку — и начнется неконтролируемое распространение.
Читайте также
-
Музыка, рождающая кино — Рюсукэ Хамагути и Эико Исибаси о фильме «Зло не существует»
-
Наур Гармелия: «Мы не могли жечь дома, как Тарковский»
-
«Нужен был нереальный реализм» — Тина Баркалая о «Сказках Гофмана»
-
Сесиль де Франс: «Сниматься — настоящий подарок судьбы»
-
«Я хотел понять свое поколение» — Иван Власов о фильме «Дивный мир»
-
«Одинокий Джокер на Голливудском бульваре» — Влад Козлов о фильме «Немая жизнь»