Иля Малахова: «Эмоции больше приема»
Кое-где в кинозалах еще можно застать дебют Или Малаховой «Привет, мама». И мы настоятельно советуем это сделать. Публикуем короткое интервью с автором фильма — о том, как мечтать о кудряшках, как вовремя сделать кино, чем Охта отличается от Гражданки и почему два оператора — это немного.
Я хотел бы начать со сценария. Дело в том, что я не люблю так называемую «американскую» запись, из которой часто ничего не понятно кроме диалогов, и очень ценю старые советские литературные сценарии. От твоего фильма у меня было ощущение, что я прочитал классный литературный сценарий по уровню детализации, степени подробности, с которой прописаны локации, герои, их реакции, как всё скручено…
Хочешь сказать, что я тебе визуально показала какой-то текст?
И это тоже, но я хотел спросить о другом: насколько это всё с самого начала было придумано именно на уровне сценария? И насколько родилось позднее из выбора натуры, актеров и прочего. И не кажется ли тебе, что заставляешь зрителей слишком углубляться в дешифровку, требуешь от него большой работы?
Если честно, мне очень стыдно это говорить, но я очень плохой человек, мне вообще не до размышлений об умственных и духовных глубинах зрителей. Мне важно собственное пойманное состояние в пространстве фильма. Я знаю прекрасно, что такое хрущевка-пятиэтажка, кто там живет этажом ниже, а кто живет наверху. Там дядя Ваня сверху, пианино. Вот так это работает. А по поводу проработки: многие сценарные придумки не попали в кадр, очень дорогие подробности какие-то схвачены в моменте съемок, потому что пространство их предложило. Квартира девочек полностью сделана в расселенке на юге города художником Юлей Ульрих, и она настолько точно малоохтинская, с такими дверьми, с такими обоями, что кроме спасибо и поклона мне Юле сказать нечего.
Такой теплый микромир, в огромном строгом Петербурге
Я тоже первые 10-12 лет жизни прожил в пятиэтажной хрущевке, но на Гражданке.
Нет, Гражданка другая. Она классная, но она очень большая, понимаешь? А тут все малюсенькое, и место их действия «Малая» Охта, тут ты всех знаешь: у этой дог, а у этой — бульдог, эта болеет и вот-вот умрет, а эту отвезли в больницу, ты всех знаешь. И бабки из окон смотрят, и ты знаешь, как они смотрят. Это настолько, знаешь, моё, там люди выпускали детей во двор, и никогда не было страха, потому что любая бабка сразу придет или позвонит: «Он свалил туда-то». Такой теплый микромир, в огромном строгом Петербурге. Охта — она же тоже разная. Малая, Большая, Средняя. И при этом мы все — «охтинцы», едем через мост каждое утро, на другую сторону реки, в центр города решать проблемы, общаться, работать. И какой это прекрасный путь! Ты проснулся утром, а у тебя гудки Ладожского вокзала, тетки что-то бормочут в микрофон на путях, мужики тактично суетятся или, наоборот, расслаблены с утра, чайка во дворе сидит, три чайки, которых все знают по именам: Вася, Клава, Саша. Сначала одна прилетела, потом вторая, потом третья. В этом есть какая-то магия для меня лично. И звук этих чаек, их камлание. И ты смотришь в окно, а там Брейгель, Брейгель, детский садик… собачка побежала через полотно двора…
Но сами эти две девушки, героини, они не с Охты же. Из центра ведь, так?
Да, мама жила на Конюшенной. Но они туда не хотят. Потому что там все плохо, это как будто не их, а мамы. Они живут в старой папиной квартире, на Охте, и там классно.
Для меня история, как актриса Даша Савельева стала персонажем «Кира» — это рецепт пошива алых парусов
Тебя чем-нибудь удивили твои актрисы?
Меня дико удивила Даша [Савельева]. В ней чувствуется какая-то базовая душевная глубина, которая на фоне ее простоты в общении очень красиво проявляется, и эта глубина не позволяет ей как актрисе ничего делать не по-настоящему. Она еще невероятно красивая. Очень красивая женщина. А Тарасову я сразу позвала. Не знаю почему, просто посмотрела и подумала — какая она крутая, хочу такую. Аглая — это потрясающая сила, нежность, это молодая женщина с огромным женским сердцем. Она мне сказала: «Слушай, у меня нет детей, а как это работает?» — «Я тебе честно скажу, у меня старшая дочь, и я с ней как с сестрой». Она: «В смысле? Нет ощущения того, что я мама?» — «У тебя есть младшая сестра?» Она говорит: «Да». — «Ты любишь ее?» — «Капец». Я говорю, вот это принеси мне в кадр. Я не рассматривала никакую другую актрису. Я ее придумала, кажется, на фазе сценария.
Я знаю, что роль, которую исполняет Дарья Савельева, могла играть Юлия Снигирь.
Да, но она не смогла по графику, у нее был фильм Смирнова [«За нас с вами»]. Она сильно переживала, написала мне недавно: «Я так рада за ваш фильм». Я взяла Дашу благодаря старшей дочери, которая случайно поехала на съемки «Каникул». Там кто-то заболел ковидом, и она на замену поехала, прислала мне Дашкину фотографию, а я говорю: «Да, знаю ее, мы с ней делали пробы, она классная». Для меня история, как актриса Даша Савельева стала персонажем «Кира» — это рецепт пошива алых парусов.
Это так красиво — послевкусие с оттенком невозможности
Меня убила точность фразы про женщин, которые выпрямляют кудрявые волосы и закручивают прямые. Я много раз это наблюдал. «Ненавижу эти волосы, сейчас я все выпрямлю!» Сходила в парикмахерскую: «Смотри, как красиво я все сделала».
Я всю жизнь мечтала о кучерявой дочке. У меня самой волосы как у индейца, не закручиваются ничем. И вот одна дочка, потом сын, а потом рождается Дуся, и у нее кучеряшка на кучеряшке. Всё! Мечта сбылась. Я шла по городу как женщина с кучерявой дочкой… она потрясающая. Я долго искала ребенка, не хотела Дуську снимать. Но мне говорят: «Слушай, Дуся не кривляется, это единственный человек, который не кривляется, что в кадре, что не в кадре». Она такая, какая есть. Это было очень важно. А Лерик перед зеркалом репетировал, как играть аутиста. Ты не представляешь, это суперпсихотерапия.
Я про кудряшки начал к тому, что это фильм про неудовлетворенность с одной стороны тем, что есть, и про недостижимость, и про смирение все-таки с другой.
Про недостижимость, и про невозможность, да. Неудовлетворенность не всегда.
И про то, что остается только мечтать.
У Бакура [Бакурадзе] получился потрясающий новый фильм про невозможность. Это так красиво — послевкусие с оттенком невозможности. Я люблю Рейхардт, я люблю Сера и я люблю Бакура. Прожила жизнь не зря, потому что я это посмотрела.
Четыре сестры — «Привет, мама» Или Малаховой
Почему два оператора? Как это вообще получилось?
Изначально хотелось, чтобы было две истории, два взгляда. Машка [оператор Мария Фалилеева] была супер и была в теме. Денис [Клеблеев] — очень классный, офигенный, родной человек. И его камера, она по-детски прекрасна. Он снял всю квартиру, а остальное сняла Маша. Разницы не видно, потому что история сама по себе больше приема. Эмоции больше приема, и ты, и я больше приема.
Почему ты только сейчас сняла этот фильм?
У меня только сейчас идея возникла. Я не могла. Мне было ужасно стыдно перед Марленом [Хуциевым], я приходила к нему в больницу за несколько дней до смерти. Пришла, а он сидит, смотрит Discovery, как люди на волнах катаются. А я рассказываю, как люблю его кино, рассказываю про «Мне 20 лет». И он спрашивает: «Что ж ты не снимаешь?» Я говорю: «Марлен Мартынович, я только сейчас готова».
Понятно, это органическая вещь.
А раньше я не должна была, не нужно было. А было нужно тогда, когда нужно. Мне ужасно стыдно перед Марленом, потому что ему бы понравилось.
Читайте также
-
Алексей Родионов: «Надо работать с неявленным и невидимым»
-
Самурай в Петербурге — Роза Орынбасарова о «Жертве для императора»
-
«Если подумаешь об увиденном, то тут же забудешь» — Разговор с Геннадием Карюком
-
Денис Прытков: «Однажды рамок станет меньше»
-
Передать безвременье — Николай Ларионов о «Вечной зиме»
-
«Травма руководит, пока она невидима» — Александра Крецан о «Привет, пап!»