Игра в сестры-матери
СЕАНС – 66
Две очень похожие истории о больной матери и трех ее взрослых дочерях, которые жили долго и несчастливо, разделяют 35 лет. Сценарий для «Интерьеров» Аллен писал сам, «Август» Уэллса — экранизация сверхуспешной пьесы «Август. Графство Оссейдж», за которую автор (он же сценарист) Трейси Леттс в свое время получил Пулитцеровскую премию. Оба фильма — семейные истории, снятые с тем невыносимым знанием дела, которое свидетельствует о том, что режиссеры (по крайней мере, отчасти) художественно отрабатывали собственные травмы. Но, кажется, Аллен уже в 1970-е мог позволить себе психоаналитика подороже, чем Леттс и Уэллс в 2010-е: древние «Интерьеры» сегодня выглядят на порядок современнее сравнительно нового «Августа».
Ад неизбежен и узнаваем, ад — это близкие.
В «Интерьерах» три взрослые дочери оказались лицом к лицу с депрессией пожилой матери — позднее расставание с мужем провоцирует в ней тихое, загнанное вглубь безумие, сохраняющее всю видимость респектабельной жизни. После того как бывший муж женится снова, Ив совершает живописное самоубийство, исчезая ночью в волнах океанского прибоя. В «Августе» три взрослые дочери и другая родня встречаются на похоронах отца — утопившись, сбежавшего и от собственного алкоголизма, и от жены, которую добивают рак и меланхолия.
В центре обеих историй — разрушительное воздействие стареющей одинокой матери на жизнь взрослых дочерей. А за сюжет отвечает один и тот же простой безотказный механизм: каждый знает, что значит для взрослого тесное общение с родителями (да и вообще — с близкими родственниками). Чем ближе родство, тем больше общих воспоминаний. Чем ближе человек, тем он уязвимей, чем взрослее, тем острее переживает мгновенную деградацию в ребенка. Любое неосторожное слово может задеть самолюбие и амбиции. Ад неизбежен и узнаваем, ад — это близкие. Они помнят твои слабые места. У одного не складывается личная жизнь, другому недостаточно имеющегося признания, у третьего проблемы с деньгами, четвертый просто постарел: безопасных тем не существует, любая в секунды возгоняется до скандала.
Семья — это что-то, с чем бессмысленно бороться.
Процесс этой возгонки в обоих фильмах примерно одинаковый. Оттого особенно заметно, что «Август» на фоне древних «Интерьеров» смотрится пыльно. Только вот сложно сказать, художественная это пыль или реальная. Делает ли Уэллс более архаичное кино, чем Аллен? Или это жизнь за прошедшие сорок лет стала архаичнее?
У Уэллса-Леттса патриархальная семья и все сопутствующие ей отношения выглядят как нечто малоприятное, но функционирующее и органичное, то есть неизбежное. Центр этой неизбежности — мать семейства, которую играет Мерил Стрип, как будто задавшаяся целью создать каталог примеров актерского бесстрашия. Такое отсутствие жалости к собственному персонажу в сегодняшнем кино больше себе не может позволить, вероятно, никто. Ее Вайолет Уэстон — обессилевшее, но при этом неуправляемое чудовище, блюющее, хрипящее, устраивающее оглушительные скандалы и мелкие гадости. Чудовище, которое демонстративно отказывается от любых попыток сохранить собственное достоинство. Неуправляемость Вайолет очень похожа на свободу и потому необычайно заразна. Родня, собравшаяся на поминки по главе семейства, немедленно превращает печальное застолье в схватку амбиций, обмен оскорблениями и сеанс унизительных разоблачений. Это поле битвы живет по законам не столько жанрового кино, сколько жанрового театра — ссорящиеся пары, меняющиеся партнеры, водевильные разоблачения. Финал по тем же жанровым лекалам восстанавливает своего рода статус кво на новом витке: родня разъезжается, чтобы где-то в других местах улаживать случившиеся ссоры, одна помолвка, впрочем, похоже, развалена навеки. Смертельно уставшую Вайолет утешает прислуга, над которой хозяйка дома до сих пор только издевалась. Старшая дочь Барбара (Джулия Робертс) в порыве гнева сбегает от семейной склоки чуть ли не в пижаме, но через некоторое время останавливает машину на обочине дороги, нервно оглядывает горизонт и уезжает прямо в финальный титр «Август. Графство Оссейдж», то есть, скорее всего, к матери. Весь предыдущий парад зависимостей и бунтов, семейных ритуалов близости и бесконечного взаимного шантажа завершается возвращением на круги своя и ощущением той самой неизбежности, в которой все течет и ничего не меняется, а похороны отца оказываются просто поводом для перераспределения ролей и мест за семейным столом. Семья — это что-то, с чем бессмысленно бороться, она найдет тебя везде и вернет тебя отовсюду, по-настоящему сбежать можно только на тот свет.
Жизнь в данном случае опять победит смерть неизвестным науке способом.
Вуди Аллен в «Интерьерах» почти за сорок лет до Уэллса полтора часа добросовестно и не без успеха прикидывается Бергманом, только для того, чтобы в гораздо более сдержанных формах констатировать, что вся эта семейная модель вообще-то уже развалилась. В его истории точно так же соседствуют близость и шантаж, привязанность и унижение — только соседство их, если можно так выразиться, дизайнерское. Как и вообще все отношения здесь скорее дизайн, чем суть. Увлечение депрессивной матери декором интерьеров определяет стиль всего фильма — он не только снят, но и сыгран в очень сдержанных кремовых тонах. Отношения у Аллена выясняют как бы сквозь зубы, сохраняя формы, ритуалы и приличия. На самом деле, никаких отношений уже нет, есть только способность играть на нервах друг у друга. Пока брошенная мужем Ив (Джеральдин Пейдж) выбирает очередную антикварную вазочку, ее дочери знакомятся с новой невестой отца — и неловкость ситуации не мешает им прийти на свадьбу, которая заканчивается самоубийством матери, уже до того фактически превратившейся в призрак. В этой семье, разумеется, тоже есть свой парад неврозов, только героев Аллена неврозы не объединяют, а разъединяют. Уход отца из семьи для всех трех сестер явный предмет зависти, а не ненависти или страдания, глядя на него и на его несколько нелепую невесту, каждая из дочерей очевидно просчитывает собственные варианты побега — ближайшего и будущего, побега из любых отношений. Здесь каждый персонаж так занят собою, что почти невозможно запомнить чьи-то индивидуальные мотивы — кто чем занят и кто от чего страдает. А единственным по-настоящему драматичным моментом становится немая сцена, в которой новая жена отца трех сестер Перл (Морин Стейплтон) смотрит, как исчезает в волнах ее предшественница Ив. Это ночь после свадьбы (все танцевали, пили шампанское и дурачились), а теперь Перл смотрит на то, как ее будущая семейная жизнь, возможно, идет в тартарары, потому что вот-вот выплывет труп. И больше никуда не исчезнет, потому что исчезнуть может только живой человек, а мертвые не исчезают. Впрочем, уже через минуту в следующей сцене Перл деловито запахнет черное пальто, чтобы отправиться на похороны Ив. Скорее всего, жизнь в данном случае опять победит смерть неизвестным науке способом.
Мама курить не должна — «Август» в стриминге
В раннем вудиалленовском космосе, буржуазном и контркультурном одновременно, семья, перестав быть более или менее агрессивной стаей, превратилась в сборище более или менее невротизированных индивидов. В отличие от «Августа», «Интерьеры» заканчиваются не тем, с чего начинаются, у фильма есть внутренний сюжет, который рассказывает о трансформации: Ив сходит с ума и умирает, потому что ее стая больше не стая. Смерть окончательно превращает одну большую семью в четыре маленькие и компактные, современные. Возвращение архаики большой семьи в «Августе» можно считать артефактом, а можно — свидетельством архаизации жизни как таковой. Последнее должно было бы означать, что дочери из фильма Аллена превратились в родителей из фильма Уэллса. Хронологически так оно и есть: Мэрил Стрип и три исполнительницы ролей сестер в «Интерьерах» — Дайан Китон, Кристин Гриффит и Мэри Бет Херт — принадлежат к одному поколению. Фактически же поверить в это сложно, потому что вернуться в стаю, которая уже разбежалась, нельзя.