Как поживаете, Миядзаки-сан?
На большом экране можно увидеть новый шедевр Хаяо Миядзаки «Мальчик и птица». О том, как в этой картине отражаются другие работы мастера, пишет Миша Сафронов — режиссер анимации и автор «Книги вопросов» и «Вообразительного искусства».
На фоне страшной войны и гибели мамы, двенадцатилетний мальчик Махито покидает Токио и переезжает с отцом в старый сельский дом. Это дом новой жены отца, ее зовут Нацуко, она младшая сестра матери. Нацуко беременна и вскоре должна родить. Отца не бывает дома, он авиаконструктор и все свое время посвящает работе на заводе. Мальчик подавлен и потерян. Строгий японский этикет не дает возможности выразить свои чувства. После потасовки с одноклассниками в новой школе он сам себе разбивает голову камнем. Он в отчаянии и дошел до предела. Пока Махито медленно выздоравливает дома, странная наглая цапля всё чаще провоцирует Махито покинуть свою комнату и следовать за ней. Неподалеку мальчик находит таинственную башню, которая открывает двери в другие миры. Чтобы спасти и вернуть домой пропавшую Нацуко, Махито отправляется в путешествие по волшебным мирам.
Такое вот творческое проклятье: дать самому фильму возможность прорастать так, как этого требует материал, а не автор и индустрия
История Махито это во многом история самого режиссера. В жизни родившегося в 1941 году Миядзаки были и бомбардировки, и пожары, и постоянные переезды. Его отец был директором «Миядзаки Эйрплейн», фабрики по изготовлению деталей к военным самолетам. Наверняка он редко бывал дома. Мать болела туберкулезом позвоночника, страх ее потерять годами преследовал семью. Маленький Хаяо рос в непростом мире, из которого невозможно было сбежать ни в волшебную башню, ни на летающий остров. Позор войны, атомные бомбы — «Малыш» для Хиросимы и «Толстяк» для Нагасаки, — американская оккупация, разрушенный Токио, блошиные рынки, запрет синтоизма (до 1945 года официальная религия в Японии) и вторжение западной культуры, — мне сложно представить, как этот чуткий сказочник смог сберечь себя в таком опыте детства, сохранить доброе наивное сердце.
Миядзаки работает без сценария. Никто не знает, чем фильм закончится, даже он сам. «Это сбивает с толку», — с улыбкой говорят сотрудники студии Ghibli. В это сложно поверить, потому что анимация — предельно трудоемкий, очень долгий и дорогостоящий процесс. «Мальчик и птица» создавался восемь лет. Тихо-тихо ползи, улитка, по склону Фудзи. Как представить, что при таких ставках можно заигрывать с технологией, балансировать на грани провала, двигаться наощупь с нарочитой готовностью зайти в любые творческие тупики? Но только такой метод подходит Миядзаки, и в этом, конечно, нет никакой позы. Думаю, он хотел бы работать иначе, но просто не может. Такое вот творческое проклятье: дать самому фильму возможность прорастать так, как этого требует материал, а не автор и индустрия. Какая удивительная профессиональная привычка должна была выработаться внутри режиссера, чтобы обуздать такое тихое и дикое напряжение. Может быть, это достойная плата за возможность сомнений? Сомнений до самого конца. Можно представить, как Миядзаки спустя много лет, наконец-то, подбирается к финалу «Мальчика и птицы», закрывает глаза и в который раз пытается увидеть концовку. Может быть, Махито примет предложение Создателя миров? Вернется он домой или останется в другом измерении? Спасет Махито своих близких? Кажется, что он уже взрослый, но ведь в действительности ему всего лишь двенадцать лет.
В одном из давних интервью Хаяо Миядзаки сказал, что «анимация — это лучший способ выражения внутреннего мира человека». Что скрывается за этой простой фразой? Почему именно анимация с ее нереалистичным изображением может помочь нам понять самих себя? Возможно, дело в том, что анимация легко завораживает и заставляет забыться. Да, но еще важнее, что она пробуждает в нас не просто зрителя, а зрителя-ребенка. Это не зритель-интеллектуал или зритель-скептик. Ребенок — это та часть нас, которая свободна от убежденности, уверенности и знания. И, погружаясь в фильмы Хаяо Миядзаки, можно поймать себя не только на доверии к автору, но и на доверии к самому себе. Внутренний мир героев становится таким полнокровным, потому что он созвучен нашему возвращенному детскому «я», которое в череде ежедневных дел так редко обращает на себя внимание.
Пустячное становится бесценным
Единственный свой фильм, который Миядзаки недолюбливает, это «Порко Россо» (1992). В нем он изменил себе и сделал главным героем взрослого. Он считает это большой ошибкой и больше не повторяет ее. Он создает свои сказки про детей и для детей. И все фильмы Миядзаки волшебные, потому что волшебство — это язык детства. На нем формулируются совсем другие законы мира. Многие знают, как зарытые под деревом в саду разноцветные стекляшки становятся настоящим сокровищем. Если спустя десятилетия удастся вспомнить о них, то окажется, что эти стекляшки дороже любых денег. Пустячное становится бесценным. Волшебство на экране одновременно и укоряет нас, что мы забыли какие-то важные ценности, и доказывает, что забыть их невозможно. Волшебство открывает возможности любому, не делая различий кому отдаться. Можно летать, превращаться, увеличиваться или уменьшаться, скакать во времени или становиться невидимым. Но Миядзаки делает оговорку: «Когда что-то приобретаешь, теряешь что-то другое». Так устроен мир. Даже волшебный.
Как правило, анимационные студии создаются под проект, и если проект оказывается успешен, то студия продолжает жить дальше, переходя от одного проекта к другому. Анимационная студия Ghibli возникла в 1983 году и ее первый полнометражный фильм «Навсикая из долины ветров», созданный Хаяо Миядзаки на основе собственной манги, был настолько успешен, что студия смогла продолжить существование. Фактически это была студия двух больших режиссеров (Миядзаки и Такахата), которые четыре десятилетия не просто создавали шедевры, но шли по тонкому льду, ведь, несмотря на весь успех и признание, провал любого фильма в прокате означал бы закрытие студии. Поверить в такое сложно. Со стороны кажется, что Ghibli должны процветать и зарабатывать море денег не только на прокате фильмов, но и на продаже продукции с изображением любимых персонажей. Но факты вещь упрямая, в сентябре этого года студия была продана японской телевизионной сети Nippon Television, стала ее дочерней компанией. Основная причина в том, что два больших автора Ghibli не смогли найти преемника, сын Миядзаки (Горо Миядзаки) не согласился им стать. Сам Хаяо Миядзаки пытается уйти на покой уже больше десяти лет. Исао Такахата умер в 2018 году.
Есть искушение увидеть в «Мальчике и птице» завещание, прощание, подведение итогов. При просмотре в какой-то момент возникает предположение, что в этой истории собраны персонажи предыдущих фильмов, отражены прошлые темы и сюжеты. И чем ближе зритель подходит к кульминации, тем отчетливее Миядзаки говорит о завершении волшебства, прямым текстом сетует на невозможность найти преемника, ответственность за чудесные миры, прощание и разрушение. И хотя ни один из фильмов мастера не оставляет после себя ощущения подавленности или безысходности, в этот раз кажется, что не хватает воздуха, не хватает опоры под ногами, не хватает светлой надежды. Внутренний зритель-ребенок полон сомнений. Неужели мир настолько хрупок, что может быть безвозвратно уничтожен? Хочется верить, что нет.
Читайте также
-
Зачем смотреть на ножку — «Анора» Шона Бейкера
-
Отборные дети, усталые взрослые — «Каникулы» Анны Кузнецовой
-
Оберманекен будущего — «Господин оформитель» Олега Тепцова
-
Дом с нормальными явлениями — «Невидимый мой» Антона Бильжо
-
Отменяя смерть — «Король Лир» Сергея Потапова
-
В поисках утраченного — «Пепел и доломит» Томы Селивановой