Даниил Дондурей
Даниил Дондурей

Говорит Даниил Дондурей


 

Культура как фигура умолчания

«В нашей стране есть всеобщий консенсус: культуру в широком понимании этого термина не принимать в расчет. Культура — это действующие в данном социуме системы ценностей и смыслов, разрешений и запретов. Это главное производство и потребление в любой стране. Слава Богу, у нас пока нет министра смыслов. Хотя очевидно же: как мы думаем — так и живем. Политики упоминают культуру в основном в символических целях. Заботятся исключительно об образовании, которое по сути всего лишь технология для ее трансляции. Они даже помыслить не могут о том, что потери экономики от невидимой самоцензуры гражданами собственных инициатив больше, чем от коррупции. А прививаемое им тюремное сознание или терпимость к насилию незримо убивает нашу конкурентоспособность на мировом рынке».

Нет ничего более важного, чем качество человека: интервью с Д. Дондуреем // Ведомости. 2013. 16 августа.

 

О человеческом капитале

«нет ничего более важного, чем качество человека. Мы вступили в эру мировой конкуренции за программное наполнение человеческого капитала. Вы же знаете, что у нас катастрофически снизилось число людей, способных слушать классическую музыку (количество концертов уменьшилось в восемь раз за 15 лет), готовых смотреть фильмы Тарковского и Ларса фон Триера, воспринимать инсталляции и акционизм как contemporary art. Россия давно — чемпион планеты по количеству демонстрируемых телесериалов, которым ежедневно отдано 3 часа 47 минут из пяти часов прайм-тайма. У нас лауреатов Каннского и Венецианского кинофестивалей снимают с проката через неделю не потому, что их кто-то запретил, а потому, что для демонстрации шедевров в 15-миллионном мегаполисе не хватает зрителей на двадцать сеансов по сто человек. Принцип двоемыслия даже в советское время позволял обходить жесточайшую цензуру. Миллионы людей умели передавать друг другу дефицитные тогда книги Пастернака, Набокова, Кафки, слушали Высоцкого и Шнитке, пробивались на спектакли к Любимову и Эфросу, выстраивались на выставки в длиннющие очереди. А по последним опросам, лишь 37% наших граждан берут теперь в руки хотя бы одну книгу в течение года».

Нет ничего более важного, чем качество человека: интервью с Д. Дондуреем // Ведомости. 2013. 16 августа.

 

О рынке как кормильце советского типа сознания

«Еще в конце минувшего века госсмысловики совершили открытие. Осознали невероятное: при умелом программировании массовой культуры предоставленные рыночной системой возможности совершенно не опасны для сохранения концепции „особого пути“ российского „государства-цивилизации“. Частная собственность, подключение к мировой финансовой системе, отсутствие цензуры в ее прежнем виде, подписание множества международных правовых конвенций, наличие элементов гражданского общества и даже допуск определенного объема конкуренции не препятствуют воспроизводству протофеодальных по своим внутренним кодам принципов устройства российской жизни. Оказалось, что теперь можно не наказывать людей за собственнические побуждения, за нелояльные господствующей доктрине мысли, не препятствовать поездкам миллионов граждан за границу. Наоборот, их призывают: добывайте деньги, покупайте, думайте о детях, о своем здоровье, путешествуйте, вкусно ешьте, делайте селфи, как это происходит в любой нормальной стране. Только будьте уверены, что все эти невообразимые для бывшего советского человека возможности вы получили в результате установления „порядка“, „стабильности“, „справедливости“. А также обуздания ненавистных олигархов, восстановления утраченного чувства единства и причастности к великой стране — признанному центру силы и гаранту нового многополярного мира. Рынок оказался спасителем советского типа сознания. Его щедрым кормильцем».

Дондурей Д. Российская смысловая матрица // Ведомости. 2016. 01 июня.

 

О государстве

»…советское государство воспроизводило эту самую культурную модель, связанную с тем, что человек был обязательно верноподданным государства. Это было обязательное условие… он верноподданным и сегодня остается, конечно, в значительной степени…

У этого отношения шансов в будущем никаких, потому что все то, что называется вызовами времени… это пересмотр этих самых отношений… Если вы посмотрите любые российские тексты, там будут говорить о пенсиях, о здравоохранении, об образовании, о деньгах, которые направляются на художественную культуру и так далее. Никогда о человеке живом, никогда о том, что у него есть надежды, страхи, комплексы, ощущение депрессии, о том, как он воспринимает процессы, в которых он живет. Как это измерять? Это измерять трудно, поэтому и думать об этом не будем.

…государство в России с невероятно большой опаской относится ко всему, что негосударственное. Это гражданское общество, негосударственный бизнес, государство с опаской относится к развитию личности, к сложному человеку, поэтому никогда на российском телевидении в последние лет 15 вы не найдете задач, связанных с этой целью, государство относится с опаской, конечно же, к глобализму и всему, что связано с международным разделением труда… Это культурные программы, они очень важны. Никогда никто не произнесет слово, например, такое, как «команда». Например, в связи с Трампом, «ушла одна команда, пришла другая команда». Или слово «администрация» в связи с государством. Нет этого понятия. Россия — страна слов. Нет здесь понятия «администрация»… Власть в России — это тоже родина и отчизна. И это целый ряд невероятно важных смысловых наполнений, когда нет команды и нет администрации. Если у тебя какие-то проблемы, сомнения… ты посягаешь на родину и отчизну… В России сегодня одной из важнейших структур является так называемое военно-историческое общество. У нас есть военно-историческое общество. Оно ставит памятники, снимает фильмы, распределяет деньги и так далее. Заметьте, никто параллельно с этим не создал мирно-историческое общество, только военное, и это очень серьезно, потому что история — это история войн.
Это же не просто так про государство, о чем мы здесь говорили. В этих словах всегда фиксируются культурные программы. Они проникают сквозь дыры, щели, тексты, бумагу, стилистику, распределение денег и так далее. Они в воздухе, они всюду, эти программы. И отношение к государству здесь исключительно мистическое».

В поисках новой модели социального государства // Полит.ру. 2016. 17 декабря.

 

О системе российской жизни

«материальная и символическая составляющие нашей культуры представляют собой единое целое. Тут безотказно и автоматически срабатывают некие универсальные, уникальные, неформальные, пронизывающие все и вся правила и способы деятельности. Именно их, блестяще описанных Гоголем и Салтыковым-Щедриным, ты легко узнаешь во многих повседневных ситуациях и живых картинках 2011 года. Эти малоизученные константы всеобщего действия непонятным образом, но буквально, тотально воспроизводят элементы каждому с рождения знакомой системы жизни — в экономике, в действиях власти, в разрешениях морали, в типе личности, способах поощрения и наказания, в тех самых условиях существования, в которых, к примеру, „властьсобственность“ у нас всегда пишутся в одно слово, а губернаторов, точно так же как и некогда воевод, сажают „на кормление“. Система российской жизни (СРЖ) на самом деле — это целостный, очень устойчивый, идущий сквозь века мир часто неосознаваемых культурных предписаний и поведенческих практик. Он давно отлажен, достаточно эффективен, постоянно изменяется, принимает самые современные обличия, приспосабливаясь к любым вызовам времени. При этом в качестве внеисторических (точнее, протоисторических) констант социального действия эти неформальные практики в сущности не исследованы, концептуально не отрефлексированы, даже табуированы. Но каждый ребенок в России прекрасно знаком с этими правилами, автоматически и прагматично ими пользуется, поскольку, в отличие от своих западных сверстников, прекрасно знает, что говорить можно одно, думать другое, делать третье, подразумевать четвертое, а в голове держать еще десятки разных контекстов…»

 

О культуре

«во всех начальственных, экономических, политических и социальных пространствах у нас принято воспринимать культуру исключительно в узком смысле этого понятия — только как создание особых произведений, разного рода артефактов, предназначенных для сферы досуга. Как жизнь художественных идей и гениев. Культура, по всеобщему убеждению, — это все то, что относится к попечению Министерства культуры, контенту телеканала „Культура“ и т. д. Существуют какие-то негласные конвенции относительно того, чтобы не использовать это понятие в широком смысле, как „выращивание“, как производство, трансляцию и усвоение смыслов — ценностей, представлений, архетипов, способов поведения, норм, запретов, стереотипов, традиций. Не привязывать их к объяснению реальной, эмпирической, „настоящей“ жизни. Культура — это как бы все то, что осталось после экономики, политической деятельности, внешней и оборонной политики, после социальных отношений. В этом плане она даже не связывается с той или иной концепцией человека. Такая негласная методологическая договоренность есть практически у всех — у граждан, у администраций, у правозащитников, у специалистов по национальной безопасности, у дипломатов, художников, ученых и, конечно, у макроэкономистов, в большинстве своем либералов. Нет привычки рассматривать массовое функционирование общественно значимых представлений, а следовательно, и оценивать работу „фабрик мысли“. Даже когда у нас речь идет об образовании, оно не воспринимается как технология трансляции культуры, пространство операции со смыслами. Именно поэтому, когда наши лидеры говорят о развитии страны, последняя сфера, которая, на их взгляд, ориентирована на интеллектуальные функции, на формирование личности — это образование. Практически никогда — культура».

 

Патерналистская культурная матрица

«Вот мы обсуждаем с кинематографистами, как нужно разумно потратить три бюджетных рубля, и единственное, что они могут предложить: давайте напишем письмо президенту или премьеру. Их никто этому не учил, но такой способ аппаратного мышления постоянно воспроизводится. Они прекрасно понимают, что человек у нас не воспринимается как живой, самостоятельный, вдохновленный или разочарованный, несмотря на все заверения великой русской литературы Золотого и Серебряного века о том, что он гордый, сильный и „всемирно отзывчивый“. По действующей культурной модели индивид часто находится в невидимой крепостной зависимости, является исключительно объектом социального попечения».

 

Двойное сознание

«Очевидно непременное сосуществование в нашей культуре двойного сознания, двойного языка, двойного мышления… Обязательное российское „два в одном“: нужно гордиться государством и одновременно воровать у него, служить ему и его ненавидеть. Нужно быть уверенным, что мы окружены, особенно на Западе, хитрыми и злокозненными врагами, но при этом хотим туда переехать, если в России становится особенно тяжело жить».

 

Жизнь «по понятиям»

«Тут… повсеместна „жизнь по понятиям“, а мир специфического тюремного сознания — мощный, многомерный, касающийся отдельного языка, связей, реакций — есть способ неписанного доверия, возникающий в ответ на недоверие в официальных отношениях, зафиксированных в законах и постановлениях. Пресловутое „договоримся“ пронизывает все сферы экономических, политических, социальных связей, а основные институты мысли ежесекундно воспроизводят этот специфический по своему происхождению тип сознания зоны. Все мы знаем огромное неструктурированное количество поведенческих предписаний, спрятанных в метафорическом словосочетании „специфика российской культуры“. Тут и упование на „авось“, на „как-то все образуется“; повсеместное устройство фасадов; желание не сделать, а „доделать“, „дойти“, „досмотреть“, „достроить“; ответственность не за взятые тобой обязательства, то есть не моральная, а персоналистская, в первую очередь перед начальством; неуважение к закону, но приятие лжи; терпимость к некоторым формам воровства, к демонстрации насилия; коррупция как доверительная коммуникация; доведение любого дела до кризиса и затем — мобилизация, его героическое преодоление; хамство и алчность под прикрытием „душевности“… Самое простое и ошибочное тут — обидеться на очевидную негативность описания этих моделей, посчитать их „очернением“ и в очередной раз отказаться от серьезного, безоценочного изучения эффективно действующих в каждом миллиметре российской жизни практик».

Дондурей Д. О так называемых российских культурных матрицах // Матрица русской культуры: Миф? Двигатель модернизации? Барьер? М., 2012. С. 25–33.

 

 

Поглощение инакомыслия

«Государство не терпит рядом с собой самостоятельности ни одной макросистемы. Оно должно управлять: бизнесом, гражданским обществом, действиями любых социальных общностей, включая семью, формированием личности, безопасностью, правосудием, целеполаганием, медиа и художественным творчеством… Всем! И дело тут не в законах, не в „закручивании гаек“ или наказаниях. Система сложнее устроена. Главное теперь не запретить, а включить в себя — поглотить инакомыслие. Делай что хочешь, но только с благоволения твоего начальника, инвестора, мэра, губернатора. Важно не допустить позитивной селекции, а значит, и неподконтрольного „порядку вещей“ механизма отбора: людей, событий, дел, продуктов, помыслов, проектов…»

 

Новая лояльность

«Актуален момент воспитания подспудного, нерефлексируемого страха перед любыми переменами. Люди согласны на изменения, но на те, которые им знакомы, соотносятся с убеждением „ничего у нас изменить нельзя“. На те, что сулят потребительские радости. Цветочки над московскими бульварами, чудесные кафе и капучино на вынос. Много видов вина, фестивали мороженого, варенья, праздники города. Все, что демонстрирует колоссальные возможности неуважаемых большинством рыночных отношений. Если ты ведешь себя правильно, думаешь патриотично — тебя не коснется наказание. Ты не потеряешь работу, зарплату, связи, перспективы. Страхи всегда самый ходовой товар. Сегодня они особенные — подсознательные. Необсуждаемые. Связанные, например, с тем, что, а вдруг у тебя нет прав на то место в жизни, которое ты занимаешь. Новый страх — нарушить лояльность… Комплекс социально-психологических и социокультурных установок, направленных на то, чтобы во всех обстоятельствах не нарушить устоявшийся порядок вещей и отношений. Следовать устройству Системы российской жизни».

 

О новом консерватизме

«Нынешние консерваторы поняли, что переход к рынку, частная собственность, свободное передвижение людей и отсутствие цензуры — нисколько не мешает воспроизводству протофеодальных отношений и практически советского типа сознания».

Главное — не запретить, а поглотить инакомыслие: интервью с Д. Дондуреем // Новая газета. 2016. 26 августа.

 

О телевидении…

«Даже не завод, а тотальный по воздействию, трехсотрукий (столько у нас каналов) виртуальный холдинг. Чего тут только нет: например, защита власти юмором, а значит, послушанием, не менее эффективна, чем контроль за „повесткой дня“. Тут много хитростей. Но они на периферии осознания, эта проблематика табуирована. Мы отказываемся обсуждать мировоззрение, психологическую атмосферу, национальную ментальность, состояние моральных норм, теневую идеологию. Все, что работает на то, чтобы граждане России имели превратные представления о действительности… Цель этого холдинга, как и школы, других институтов программирования, — не политика, а передача во времени культурных матриц. Чтобы в XXI веке непременно сохранились правила существования, зарекомендовавшие себя с XVI-го. И отношения с государем, и неуважение к элитам, обязательное недоверие, сотни видов страхов. Телехолдинг работает на то, чтобы „правила игры“ воспроизводились в головах и тогда, когда у 85% населения России будут компьютеры Mac».

 

Об отношении к насилию

«Отношения с властью — малая часть Системы российской жизни. Она проектируется не столько законами или репрессиями, сколько самим типом мышления, внутренним разрешением, к примеру, привести в эфир изнасилованную тринадцатилетнюю девочку с ее родителями и спрашивать на глазах 20 миллионов зрителей, как ей живется. Это делают те же самые люди, которые по ночам будут ставить в эфир нравоучительные американские фильмы. Мы ведь не наблюдали национального испуга от того, что 40% тяжких преступлений в России совершаются в семье, там погибают в год до 10 тысяч женщин, 1700 детей убивают собственные родители, каждый третий брак распадается сегодня из-за взаимных измен. Нас учат не замечать насилие, думать о себе. Главное — мое тело, мое удовольствие, мой секс, моя еда, мои деньги… Здесь корни — в ценностных болезнях, к которым мы все давно притерпелись».

Культура — это секретная служба: интервью с Д. Дондуреем // Новая газета. 2012. 21 ноября.

 

Концепция сложного человека

«Человек — как главный объект и одновременно субъект культурной политики — куда-то растворился, исчез. Всех интересует не конкретный человек, а сумма людей. Население, образующее электорат. Телеаудитория, дающая рейтинг. Поисковое, экспериментальное, сложносочиненное искусство новейшего времени, которое прорастает на наших глазах, в качестве потребителя подразумевает не толпу, не массу, даже не публику, а персонального, отдельного СЛОЖНОГО человека. Это новое искусство признает, что человек может быть противоречивый, неодномерный. И обращается к нему. Новаторский фильм, экспериментальный спектакль, концерт современной музыки и выставка актуального искусства, конечно, делаются для продвинутой публики, и это так. Но они еще и рекрутируют множество поклонников среди обычных зрителей. Это и означает выращивание аудитории. Мы постоянно слышим разговоры об инновациях, но они — эти инновации — с неба не прилетят. Инновации — это когда один человек взял и придумал идею. Человек, придумывающий, мыслящий, творящий априори — СЛОЖНЫЙ. Потребность в креативных людях, в „акторах“ (созидателях) у нас исчезла. Они сегодня „неформат“».

Дондурей Д., Серебренников К. В поисках сложного человека // Российская газета. 2009. 07 октября. № 5012 (188)

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить