Фестивали
Андрей Карташов
Андрей Карташов

Священная гора


Дом Ингмара Бергмана на острове Форё

Бергману посвящен специальный раздел в одном из путеводителей по Стокгольму: там в несколько извиняющемся тоне сообщается, что в Стокгольме бергмановских мест почти нет, только театр «Драматен» и рядом с ним площадь, названная в честь его самого знаменитого руководителя, — перекресток с табличкой Ingmar Bergmans plats; на этом всё.

Это не значит, что Бергмана на родине не ценят, просто он не очень любил Стокгольм, как Толстой не любил Петербург, и мало там жил. Бергман успел побывать театральным режиссером в Хельсингборге, Гетеборге и Мальмё, переехать в Мюнхен, когда его обвинили в неуплате налогов, а последние тридцать лет жизни провел на острове Форё в Балтийском море. Именно там все, связанное с ним, и происходит: для Бергмана мало просто музея, ему принадлежит целый остров. На Форё о режиссере принято говорить с придыханием, кутаясь в шаль, как в «Заповеднике» Довлатова; здесь открыт «Центр Бергмана» с постоянной экспозицией и кафе «Земляничная поляна», здесь водят экскурсии с посещением каменистого пляжа из «Персоны» и реконструкцией эпизода из «Стыда», показывают «Молчание» в деревенском кинотеатре. Показывают с пленки, которую местный механик уже толком не умеет ставить, но музейная атмосфера требует архаичных носителей.

Ингмар Бергман на острове Форё

Бергман, как известно, умер в один день с Антониони летом 2007 года. Оба воплощали идею авторского кино в том виде, в котором она сложилась в шестидесятые. Их имена уже давно утвердились в массовом сознании как две главные вершины европейской кинокультуры прошлого века и часто упоминались вместе, как Тютчев и Фет, или Beatles и Rolling Stones. Невероятное совпадение дат смерти символически закрыло эпоху большого модернистского кинематографа на пороге цифровой эпохи.

Документальные фильмы о Бергмане выходят в Швеции каждый год: в позапрошлом был «Лив и Ингмар» об отношениях режиссера с Лив Ульман, в прошлом — «Фанни, Александр и я» ведущего шведского киноведа Стига Бьоркмана. Теперь — «Вторжение к Бергману». Кинокритики Яне Магнуссон и Хюнек Паллас привезли на Форё нескольких режиссеров, чьи фильмы Бергман имел в своей безразмерной коллекции VHS, еще у дюжины кинематографистов взяли выездные интервью; весь материал смонтирован в сериал для местного телевидения и затем — в полный метр. Люди на экране делятся своими личными рассуждениями и переживаниями, и это должно бы оживить забронзовевший образ, но получается как раз наоборот.

Ингмар Бергман на острове Форё

Дело не только в реакции Клер Дени, которая настолько взволнована, увидев жилище Бергмана, что не хочет заходить внутрь, и даже не в Алехандро Гонсалесе Иньярриту, который со свойственным ему пафосом объявляет деревянный домик в лесу Меккой и Ватиканом одновременно. Любое обсуждение режиссера, чья фамилия на русский переводится как «человек-гора», почему-то неизбежно превращается в дискуссию слепых, щупавших слона, — вне зависимости от того, насколько зрячи участники разговора. Титр в фильме предупредительно сообщает: «Влияние Бергмана на мировое кино столь огромно, что о нем даже трудно говорить». Вуди Аллен, один из главных поклонников героя (см. «Мужья и жены», «Интерьеры» или «Разбирая Гарри»), рассуждает о комическом в связи с «Улыбками летней ночи». Ханеке высказывается о «Часе волка» — он сам снял фильм с почти таким же названием, — на ходу формулируя поучительные афоризмы («Страх — двигатель культуры»). Уэс Крэйвен, чья фильмография начинается ремейком «Девичьего источника», говорит о смерти в «Седьмой печати», Такеши Китано — о молчании в «Молчании». И даже в одних и тех же фильмах люди видят разное: к примеру, в «Лете с Моникой» Дени интересует женская перспектива, а Аллена (и Скорсезе с Копполой) — голая Харриет Андерссон. Это, если подумать, не просто разные взгляды, но взаимоисключающие. Тот факт, что оба вмещаются в одну фигуру, не дробит образ, а лишний раз говорит о масштабе героя.

На этой стадии уже не помогают и истории из жизни классика, которые все превращаются в мифы и байки из серии «Лев Толстой очень любил детей». На Форё вам расскажут о том, как Бергман отстроил чью-то сгоревшую ферму, а местные жители защищали его от внимания паломников. Эти сюжеты знают все и повторяют их с незначительными вариациями, как фольклорные нарративы. У Бергмана была красная «вольво», и он ездил на ней по встречной полосе — в стране, где в водители останавливаются даже на пустых пешеходных переходах и не выключают фары в солнечный день, это трактуется как милая причуда. Для людей, которым случалось поговорить с Бергманом по телефону, это становится предметом особой гордости, как в случае Вуди Аллена; счастливцы включают этот факт в свое резюме.

Одну из личных историй во «Вторжении» рассказывает фон Триер, который вообще выступил ярче всех. Помимо невероятного монолога о том, как Бергман проводил время на Форё в непрерывной мастурбации, датчанин жалуется, что классик ни разу не ответил на его многочисленные письма, но зато активно переписывался с Томасом Винтербергом. При этом Винтерберг, как утверждает Триер, смотрел «только один фильм Бергмана, причем худший» — «Фанни и Александр». Это спектакль, конечно. Триер моделирует свои отношения с Бергманом как отношения сына с отцом («А все-таки как я любил этого мудака», — заканчивается его выступление), и история с письмами, наверняка выдуманная, — парафраз идеи о молчании Бога, о котором были многие фильмы Бергмана и «Меланхолия» самого Триера.

Это, наверное, ключевой момент «Вторжения к Бергману». В связи с фильмом есть соблазн вспомнить цитату о карликах на плечах гигантов (особенно когда вдруг о том, каково быть великим, начинает рассуждать режиссер «Братьев Блюз» Джон Лэндис), но если из картины и можно сделать какой-то вывод, то это вывод о том, что эпоха иерархий, в которых существовали отцы и боги, закончилась. Карликов и гигантов больше нет, бог умер, Ватикан превратили в музей.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить