Пир абсурда
В 2013 году греческая академия киноискусства назвала дебют Эктораса Лигизоса лучшей картиной года, тогда же фильм был выдвинут от Греции на «Оскар». Такая оценка особенно впечатляет, учитывая, что «Мальчик» во всех смыслах — скромное кино, по количеству затраченных средств (фильм снят за десять тысяч евро), сюжетных коллизий и персонажей. Это история о юном Йоргосе, не имеющем средств на пропитание, но обладающем ангельским голосом, не менее ангельской внешностью и желтой канарейкой — существом, в общем-то, бесполезном. Единственный ее дар, как и у самого Йоргоса, — это голос. Только человеку, в отличие от птицы, за красивое пение никто не кладет корм в кормушку. В течение трех дней камера неотступно следует за героем, заглядывая то в пустой холодильник, то в мусорный бак, то в квартиру старого соседа, где Йоргос ищет, чем накормить себя и пернатого друга. Пытаясь получить место контратенора, он вытягивает хорал Баха Erbarme dich, mein Gott («Сжалься, Боже»), и Бог кажется единственным адресатом, к кому Йоргос обращается за жалостью, зная, что никакого ответа все равно не получит. Но ни свою мать, ни знакомых о помощи он не просит, решив самостоятельно бороться с голодом.
«Мальчика» не стоит воспринимать как исключительно злободневный фильм, тем более что на его создание Лигизоса вдохновил роман «Голод» Кнута Гамсуна, написанный более века назад. Экзистенциальное одиночество и разорванность связей — социальных, семейных — не имеет временных и географических координат.
В фильме мы практически не видим Афин. В кадре почти не остается места для жизни: нет ни перспектив для героя, ни четкого сюжета, ни выраженного мира вокруг. Как и другие важные греческие фильмы последних нескольких лет, «Мальчик» не выглядят откровенным политическим или социальным памфлетом, хотя косвенным образом и говорит о проблемах современной Греции. Несмотря на тематику, в картине Лигизоса нет ничего трагичного, она преисполнена ощущения легкости, и здесь не последнюю роль играет удивительно пластичный главный герой. Как в «Аттенберге» Афины Цангари героини, познавая свое тело, копировали животных, так и подвижный Йоргос похож на канарейку, которая порхает с жердочки на жердочку; ручная камера «летает» вместе с ним.
Фундаментальным подходом, напротив, отличается полуигровой «OXI» (по-гречески «Нет»), в котором классическая греческая трагедия соединяется с современной политикой, декламация отрывков из «Антигоны» Софокла и стихов Кавафиса — с комментариями реальных людей (политиков, экономистов, художников) о греческом кризисе. Кен Макмаллен сталкивает античную мудрость и современный капиталистический мир, где место Бога занял Банк, где все распалось, все приватизировалось, и каждый остался один на один со своими проблемами.
Аттенберг. Реж. Афина Рахель Цангари, 2010
Возрожденный на фоне кризиса «конфликт Антигоны и Креонта» заставил людей занять одну из двух позиций, то есть определиться с тем, какую справедливость они признают, какой закон чтят — культурный или государственный. Макмаллен вводит даже специального героя, следователя (Доминик Пинон); в беседах со Сфинксом он пытается разобраться в культурных долгах Европы, которая обязана Греции понятиями «демократия», «аллегория», «катарсис»… Явно симпатизируя Годару (это было понятно еще по прошлому фильму Макмаллена «Организация сновидений», показанному несколько лет назад на ММКФ), английский режиссер, кажется, вновь им вдохновился. «OXI» будто родился из некогда высказанного Годаром убеждения, что Европа должна платить Греции по десять евро каждый раз, когда она использует аристотелевское «следовательно».
Ирония в том, что страна, подарившая миру понятие логики, сама от нее отказалась и вновь прибегла к абсурду как к проявлению логического тупика.
Клык. Реж. Йоргос Лантимос, 2009
Если искать что-то общее в фильмах Лантимоса, Цангари, Бабиса Макридиса, Лигизоса, то им будет именно этот абсурдистский дух. В XX столетии, в период тогдашнего кризиса абсурд уже становился формой мировоззрения Европы, и вот теперь, стоя в экономических и гуманистических руинах, греческие режиссеры снова хватаются за абсурд, чтобы выразить настоящее. Новые греки достаточно эксцентричны, они не любят связывать причины со следствиями, предпочитают помещать своих героев в неожиданные пространства и ситуации и засекречивают их мотивацию. Вербальный язык в их фильмах не претендует на то, чтобы объяснять реальность: он либо намеренно искажается (как в «Клыке»), либо уступает место повадкам животных (как в «Аттенберге» или «Мальчике», где человеческая речь слышна лишь изредка). Они исключают ретроспекцию, их герои, как правило, существуют в абсолютном «здесь и сейчас». Они любят шокировать, и зритель часто приходит в полное замешательство, не зная, как реагировать на ту или иную сцену в фильме (так, например, на эпизоде в «Мальчике», в котором голодный герой ест собственную сперму, часть аудитории покидает зрительный зал). Их фильмы — это абсурдистский пир во время чумы: странный, но заразительный.
Вписанность наследия древнегреческой литературы в европейскую культуру неоспоримо. В фильме «OXI» строки из Софокла произносятся на трех языках: греческом, английском, французском, — метафора более чем прозрачная. Но есть и обратный процесс. Если английский режиссер в очередной раз отдает должное античным поэтам, то греческий «Мальчик» определенно создан под влиянием Камю и Беккета. Поиски еды — это «сизифов труд» Йоргоса, его ежедневное восхождение в гору, достаточно бессмысленное, но необходимое в равнодушном мире, где он, как и другие, лишь «посторонний».
OXI. Реж. Кен МакМаллен, 2014
Культуры не существуют изолировано, они взаимодополняются, перерабатывают и переосмысливают коды друг друга. Эпохи сменяются, и кредиты возвращаются косвенным образом, порождая все новые и новые волны в культурном океане. Проклятого в древности Сизифа XX век уже предлагал считать абсурдно счастливым. И кто знает, каким этот герой предстанет в следующих временах.
