Интервью
Василий Степанов
Василий Степанов

«Мы на пути освобождения». Разговор о «Рыбе-мечте»


Антон Бильжо и Владимир Мишуков на съемках фильма «Рыба-мечта»

Василий Степанов: Судя по короткометражным фильмам, у вас все сюжеты сказочные. Как будто слом какой-то в реальности, и можно вдруг в трещине увидеть другую сторону жизни. У вас есть какая-то официальная версия по поводу происхождения главной героини? Кто она? Русалка? Наяда?

Владимир Мишуков: Я как персонаж не классифицирую нашу героиню как русалку. Она имеет связь с водным миром, но это просто женщина, явление. Ее окрестили русалкой, но это для простоты. Это упрощает явление. Женщина является нам по-разному: иной раз птицей, иногда драконом, а может и нежнейшим лебедем. И к женщине, и к мужчине подходит много определений… Что в ней русалочьего? Ну, только то, что она появляется из воды, как бы ниоткуда. Но когда ты тонешь, то появление любого спасителя — чудо.

Антон Бильжо: Странности в сценарии — это часть концепта, который тебя самого заводит, провоцирует на рассказ. Часть замысла, а не просто попытка как-то удивить зрителя. Сработать на эффект. Мне хотелось бы делать вещи, которые читались бы скорее универсально, без конкретики. На философском уровне. Абстрактном. Это не фиксация жизни. Как-то так всё и рождается: я, наверно, думал над какой-то своей проблемой, и она начала казаться мне странной, смешной, как только я посмотрел на нее с другого непривычного ракурса. Эта история — скорее метафора.

Степанов: Да, но тут романтическая линия развивается самым реалистическим, бытовым даже образом… Некоторые детали прозаичные, узнаваемые. Профессия корректора тоже совсем не сказочная. Почему вы выбрали именно такого героя?

Бильжо: Хотелось, чтобы человек, занимался литературным трудом. Я хорошо представляю себе его особенности, для меня корректор — это очень важная профессия. В нашем случае корректор — это человек, который боится совершить ошибку.

Мишуков: Мы живем в таком искривлённом мире, где так много ошибок, а всем, в общем, на это наплевать, что существование человека, которому не всё равно как пишется буква «ё» — с точечками или без, удивительно. Так странно, что такие люди еще есть. Корректор — это собирательный образ последнего оплота. Хочется верить, что, когда мир будет рушиться окончательно, этот человек зажмёт в отчаянном рывке зубами два провода, и всё стабилизируется. Вот такой образ. Он сочетает в себе какие-то очень важные качества: с одной стороны, он внимателен к каждому слову и запятой, а с другой, поэтичен. И ему можно доверить важнейший труд уникального учёного. Смешно, что при таком глобальном подходе этот человек спотыкается о ножки морского таракана. Никак не может узнать, сколько их у него, чтобы вставить в книгу.

Степанов: Насколько важно, что ножки морского таракана пересчитывают в Эстонии?

Бильжо: Конечно. Это такой особый мир. Европейский, провинциальный.

«Рыба-мечта». Реж. Антон Бильжо. 2016

Мишуков: Мне кажется важным, что такой персонаж как корректор оказался в пунктуальной, законопослушной среде. Он приехал, конечно, делать свою работу не случайно именно туда. Там дом-музей автора книги, над которой он трудится. Но он приезжает еще и в предельно структурированную среду, где ничто не мешает: вот — стол, вот — кровать, вот — лампа. Это оказывается сродни эстонскому менталитету.

Степанов: А были какие-то стилистические ориентиры?

Бильжо: Ориентиры самые разные от Ыынпуу и Каурисмяки до Дэвида Линча.

Степанов: Как выбирали натуру? Осушенный бассейн почему-то очень запомнился.

Бильжо: Бассейн без воды — это мир без любви. Мы его нашли совершенно случайно. Узнали о человеке, который живет один со своей семьей в большой старой гостинице, и там никого кроме них нет…

Степанов: «Сияние», прямо.

Мишуков: У него 20-метровый балкон, большой номер, а дети его живут в этой коридорной реальности, как будто это само собой разумеется. Пустые пространства… И среди них такой же пустой бассейн.

Бильжо: Нана Абдрашитова, наш художник-постановщик, случайно на него наткнулась. Просто открыла ничем не приметную дверь. Владелец отеля не сказал даже, что этот бассейн есть.

Степанов: Пустотой веет и от российской киноиндустрии. Сейчас в нашем кино не страшно дебютировать? Кажется, что лет десять назад было по-другому…

Мишуков: Полегче?

Степанов: С технической точки зрения, может, и труднее, а в остальном, наверно, легче. Не нужно было преодолевать такое сопротивление среды. Особенно, когда речь идет об авторском кино.

Мишуков: Кажется, просто иначе стали работать те институции, которые призваны привлекать внимание к дебютам и тем фильмам, которые не могут дойти до большинства экранов. Я имею в виду фестивали. Не про наш фильм сейчас говорю, а, например, о «Я умею вязать» Надежды Степановой, который мы с Антоном посмотрели на «Кинотавре». Это картина, в которой явлен автор, есть интонация, есть взгляд. Да, есть какие-то недостатки. Но, если мы к фестивалям будем относиться как бою гладиаторов, а не как к инструменту поддержки артистов, то потеряется смысл их существования. Фильмы есть. Внимания нет. Один из последних моих любимых дебютов — «Пионеры-герои» Натальи Кудряшовой. Тоже пропал. Его как будто не существует в рамках современного кинопроцесса, не существует в сознании. А он, на мой взгляд, выдающийся, поколенческий.

Бильжо: Я думаю, что само авторское видение не востребовано. Отмирает. Все думают о том, как вписаться — как попасть на фестивали, как и кому там понравиться. Это тоже часть индустрии. Как сделать фильм так, чтобы снимать дальше. Поэтому авторский взгляд вызывает раздражение. Зачем он? Ведь есть налаженные процессы. И вдруг появляется нечто непонятно как существующее, непонятно куда стремящееся. Это сбивает с толку. Побеждают массивные явления, которые упрощают и стандартизируют мир. Особенно вглядываться времени нет — только улавливать тренды и тенденции. Наш фильм где-то на обочине, он выламывается из общего ряда в этом смысле. Но должно же быть что-то, что нарушает ожидания.

Степанов: То есть вы думаете, что все дело в комфорте?

Бильжо: Думаю, что ни у кого нет сил производить работу, которой требует от зрителя авторское кино.

«Рыба-мечта». Реж. Антон Бильжо. 2016

Степанов: Объективные процессы таковы — те, кто вчера снимал авторское кино, уходят работать над большими продюсерскими проектами или на телевидение.

Бильжо: Все понимают, что происходит. Это глобальный процесс. Может, и не нужен уже никакой автор. Может, это устаревшая стратегия. В этом смысле у нас, конечно, получился ретро-фильм. Фильм с героем, который не только внешне и по профессии старомоден, но он еще и озабочен старой проблемой — дать миру что-то фундаментальное. А эта проблема уже не стоит перед миром. Он и приезжает в место, которое находится вне времени, где время остановилось. То есть, в каком-то смысле это фильм про смерть автора.

Степанов: Ну. Автор книги, которую читает ваш корректор, действительно уже умер.

Мишуков: Я лет семь-восемь назад началу уже ощущать свою ненужность этому миру. Ненужность того, кого воспитывали во мне мои учителя. Надвигается какая-то другая «гуманизация». Я чувствую себя лишним человеком.

Бильжо: А меня накрыла другая история. Я работал раньше в рекламе, и там происходили подобные процессы. Когда-то это была весьма романтичная сфера со всеми безумствами, описанными Бегбедером. А сейчас остались корпорации, брифы, маленькая работа. Что такое копирайтер сейчас? То же самое, что корректор. Человек, у которого нет ничего своего. Он ничего не может добавить. Из-за этой тоски о мире, в котором что-то можно еще делать самому, я во многом и поменял профессию. Сейчас нигде не работаю, снял фильм, который никому по большому счету не нужен.

Мишуков: И я.

«Рыба-мечта». Реж. Антон Бильжо. 2016

Степанов: А как вы нашли деньги на фильм?

Бильжо: Папа помог. Он третий человек, который сейчас незримо с нами. Я долго ждал продюсера, мы ездили на питчинги, получили деньги от P.O.V. на развитие замысла. Но за несколько месяцев до съемок наш предполагаемый продюсер из-за кризиса перестал подходить к телефону, и, в общем, все оказалось под угрозой срыва. Ну, и папа предложил помощь. Конечно, мы серьезно ужали бюджет. Готовились очень мало времени, перелопатили замысел, скомкали препродакшн, но в итоге как-то выплыли.

Степанов: А что дальше? Есть какой-то замысел для идеальных обстоятельств?

Бильжо: Да, я начал писать сценарий про человека-невидимку. Но я пока не знаю, кому он будет нужен. Мне бы не хотелось сейчас рассказывать подробности. Это снова скорее не социальная история, а бытийная.

Степанов: Как и «Рыба-мечта».

Мишуков: Мне кажется, что наш корректор все-таки социальный тип, уязвимый человек, который перестал в нашем кинематографе существовать. Куда-то эти люди типа Лукашина стёрлись, исчезли. В кого они превратились? Это очень острый социальный вопрос — само наличие такого рода человека на экране. Для меня границы не существует: социальное или бытийное, где начинается одно и заканчивается другое? Главное делать то, что хочется, не обращая внимания на определения. Важно возвращаться к самому себе. Ведь будь хоть на каком угодно пьедестале, будь ты хоть в Каннах — ты уже находишься в зоне несвободы. Кажется, что ты силен, но ты уже должен чему-то соответствовать. Работать под дедлайн и заказ. Независимый же от какой-либо государственной поддержки кинематограф, опирающийся исключительно на авторское восприятие мира — это путь к освобождению. И мне кажется, мы на пути к нему.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить