Из курса «Врач в кино» — «Дни затмения» Александра Сокурова
На портале «Чапаев» большое обновление: выложен курс «Врач в кино». В составе курса более двух десятков текстов о фильмах и не только, сотни иллюстраций и несколько видеороликов. Приглашаем к чтению и публикуем в «Сеансе» полный вариант статьи Алексея Васильева о главном герое фильма Александра Сокурова «Дни затмения» педиатре Малянове.
Фильм Александра Сокурова «Дни затмения» вышел на экраны в самом конце 1988 года, и на нас, подростков перестройки, его главный герой, молодой педиатр Малянов, произвел долгожданно-освежающий эффект, как встать под водопад после изнуряющего перехода через пустыню. Готовя этот материал, я специально обзвонил своих одноклассников — они помнят не только его светлое удлиненное каре, широкоформатные губы, тело греческой статуи, немного, но не до безвкусицы, более пышное, в сторону популярных тогда сверхчеловеков Шварценеггера — но даже ту афишу, что украшала фасады кинотеатра, где его кремовые плечи вырастают из песка, а на них, прильнув к щеке, нежится удав.
У каждого времени свои мерки привлекательности, это одна из удивительных и достойных изучения особенностей человечества, вроде той, о которой пишет «диссертацию для себя» Малянов: он пытается понять, почему в семьях старообрядцев уровень детской смертности и заболеваний, вроде ювенильной гипертонии, в пять раз ниже среднестатического. В конце 1980-х именно такой парень, с пышной, но аккуратной прической, подкачанным телом, бытово неустроенный, но ловко приспособленный к этому, так что обжитые им неухоженные пространства обретают ореол манящих чертогов, а под его прикосновениями матрасы на полу и ржавые чайники обретают ценность артефактов, при этом разговаривающий порой с не по-мужицки капризными интонациями (например, когда он орет в телефон на диспетчера аэропорта) и по-интеллигентски автоматически закидывающий ногу на ногу, садясь на стул, — именно такой парень жутко притягивал к себе. Наше поколение своего такого киногероя получило, когда американское кино еще только пританцовывало вокруг этого образа.
Он — врач, к тому же детский, и заточен все принимать, познавая любые жизнеформы.
На экраны мира он придет позже, в начале 1990-х, и его объявят представителем «поколения X». Хотя мы уже наблюдали таких в жизни, среди ребят постарше. На эстраде его воплощал популярнейший тогда Джон Бон Джови. Видеоклип и особенно арт-фотография уже вовсю работали с ним — и черно-белые кадры из фильма Сокурова, где лицо Малянова текстурно сливается с пейзажем, как в финале, где оно пребывает в единой плоскости со скалами и баранами пустыни, наделены теми же качествами неделимости, непрерывности мужчины и окружающего, согласного с ним мира, что мужские портреты работы Герба Ритца и Брюса Вебера.
В одном из кадров Малянов сидит на подоконнике, и солнышко прикорнуло в его льняных волосах — у него братские отношения с природой: его друг в ужасе орет на варана, заглядывающего в окно, но Малянов только спокойно жует безразмерный, с полбатона, бутерброд и спокойно говорит: «Это Иосиф, он всегда приходит, когда я ем». Сестра визжит, обнаружив на лестничной клетке удава, а Малянов привычным жестом набрасывает его на шею, как воротник и, буднично поругивая, относит к хозяину через дорогу. Он — врач, к тому же детский, и заточен все принимать, познавая любые жизнеформы, выискивая, если надо, что и где болит, соображая, как помочь; Сокуров посвятил свой фильм питерскому эндокринологу Людмиле Русиновой, об эффективности которой ходят легенды.
Он не бесчувственный, напротив, он так же прост и прям с близкими, как в обращении с собственным телом или рептилиями.
Образ был еще и оттого освежающим, что Малянов большей частью расхаживал по своей квартире в одних трусах с полотенцем на шее. Эта деталь сообщала ему дополнительную нотку чистоты, словно он только что вышел из душа. Наедине с собой он дурачился по всякому: мог вскочить с пятками на подоконник и, посидев там секунд десять, выкинуть обратный кульбит, приземлившись точнехонько на матрас. Мог просто пройтись на четвереньках. Такие забавы с собственным, послушным телом были очень важны для раскрепощения нас, школьников, еще скованных советским воспитанием, в котором были одни идеи, а если телесность — то только с целью сгребать медали на спортивных состязаниях. Мы впервые видели, как парень развлекается наедине с собой просто ради чистого удовольствия чувствовать, как удачно он вырос.
Эффект усугублялся тем, что снят этот красавец был на болезненно фоне туркменского городка (Сокуров вернулся для съемок в Краснодонск, где прошло как раз его отрочество), с беззубыми лицами, хромыми ногам, идиотскими улыбками, дурацкими походками — «Видимо, энурез», — комментирует одну из них Малянов, на которого режиссер наводит репортажную камеру опытного документалиста, приближаясь к эффекту, достигнутому Бунюэлем в «Земле без хлеба». К тому же этот город подыхает от жары. У русских от нее съезжает крыша. Кончает с собой военный (Владимир Заманский) из местного гарнизона, сосед Малянова сверху. Сестра ноет, что это он, Малянов, уехавший семь лет назад учиться в Москву и по распределению преспокойно осевший в этой тмутаракани, лишил ее любви: к ней сватался хороший мужик, но он был из Киева, а она не могла оставить маму одну. После чего она, не сказав ни слова, уезжает. Учитель истории чего-то боится, крича на каждый телефонный звонок: «Не берите, не берите трубку». Лучший друг начинает бредить родиной предков, нудно расписывая ужасы переселения крымских татар и поволжских немцев, и в итоге уплывает на пароходе.
Значит, так надо, и его дело — изловчиться принять этот удар.
Один только Малянов совершенно не оспаривает жизненный приговор, свое распределение, сохраняя здоровое отношение к жизни. Он не бесчувственный, напротив, он так же прост и прям с близкими, как в обращении с собственным телом или рептилиями. Другу говорит «Мне будет без тебя очень плохо». К жалующейся сестре ложится под бок, компенсируя этим ее «тоску по мужскому плечу». Соседу, когда тот накануне самоубийства кряхтит: «Был у меня друг, да умер», — резонно замечает: «Заведи нового».
Он сохраняет человеческие реакции, совершенно врачебную вразумительность, и когда события приобретают иррациональный характер — ведь фильм отталкивается от романа братьев Стругацких «За миллиард лет до конца света» (1974). Когда он обнаруживает у своего порога больного мальчика, кормит его, осматривает и собирается утром вести к окулисту, а мальчик взмывает в небо, Малянов только кричит ему вслед: «Куда ты? Там же холодно…». Когда с ним в морге заговаривает труп персонажа Заманского, Малянов совершенно естественно ищет утешения в обществе друга. Заманский скрежещет что-то насчет круга, который очерчен для людей, и им его не следует пересекать. Если обратиться к роману Стругацких, речь идет о познании, которому есть предел, нарушение которого влечет за собой вмешательство, ответное сопротивление неких непознанных сил. Но емче об этом сказал примерно в эпоху Стругацких автор совсем из другой оперы, Василий Белов, в книге «Лад» (1982): «Рождение и смерть ограждают нас от ужасов бесконечности». На секунду Малянов поддается все-таки недостойной врача, стоящего априори на позициях жизни, панике перед “ужасом бесконечности«и начинает жечь свою научную работу, но тут же топчет пожар: ведь если она пришла ему в голову, если он увидел некую нерасшифрованную взаимосвязь, касающуюся человеческого здоровья, в частности здоровья детей, значит, и этому знанию было дано проникнуть по эту, нашу сторону круга.
О том, как точно угадан Сокуровым в этой истории о молодом мужчине, сохраняющем здоровое приятие судьбы и всяких форм действительности, даже когда весь мир вокруг него красноречиво рушится, непрофессиональный исполнитель роли Малянова, тогдашний выпускник матфака Алексей Ананишнов, свидетельствует тот факт, что сегодня Ананишнов, много поработавший в крупнейших транснациональных корпорациях, ведет занятия и семинары по нейро-лингвистической психотерапии. Один из его тренингов называется «Секретный язык „негативных чувств“». Поразительная верность своему киногерою отличает этого по-прежнему красивого 57-летнего мужчину с открытой доброжелательной улыбкой. Именно он является той нитью, что протянула доверие к фильму до наших дней — ведь мы почти никогда не имеем возможности, тем более через десятилетия, убедиться, что полюбившийся, оказавшийся таким важным киногерой оказался всамделишным, настоящим.
В финале доктор Малянов, которого оставили все, кого он здесь знал, стоит в пустыне и смотрит в небо. Его взгляд озаряется озорной и добродушной улыбкой — как у мальчишки, которого пригласили поиграть. Он — за, он — в деле, что бы ни выкинули и ни предложили ему в этот раз небеса: значит, так надо, и его дело — изловчиться принять этот удар. И будьте уверены — это будет товарищеский поединок. Покинутый всеми, кого Малянов одарил равновесием своей гармоничной личности, до поры удерживая их в здравом уме, город впереди тает на его глазах как мираж.