Дмитрий Давыдов: «В якутском кино собрались упорные ребята»
В кинопрокате — «Пугало», победитель «Кинотавра», третья полнометражная работа Дмитрия Давыдова, который еще недавно работал в школе. Константин Шавловский поговорил с режиссером о феномене якутского кино, его проблемах, истоках и пределах.
СЕАНС – 78
Как вы пришли к кино и что делали до 2016 года, когда вышел ваш первый фильм «Костер на ветру»?
В 2004 году я пришел работать в школу. В 2005-м организовал там видеокружок, даже не кружок, это был клуб, где я работал с подростками. Мы нашли камеру, стали снимать свои ролики и показывать. Сначала, конечно, в школе. Потом мы доросли до фильмов. Стали делать короткие фильмы на 10-15 минут, любительские. Отсюда интерес и пошел.
Вы оказались в школе после пединститута?
Да.
Я вырос в 1990-х. Видеомагнитофон, кассеты, в 2000-х диски появились. Я с детства любил смотреть кино, в день мог по фильму-два смотреть.
Что преподавали?
Я работал психологом, организатором, учителем начальных классов, завучем, директором. На разных местах, в общем. Отработал шесть лет, потом все-таки закрыл этот кружок, решил, что устал. А примерно в 2010-11 годах в Якутске начался бум кино — все стали снимать. И самое главное, что все снимали на том же примерно уровне, что и я, то есть брали фотоаппараты, Canon 600D, например, снимали фильмы, а, что самое главное, выпускали в прокат. То есть прокатчики начали это кино брать. Там, конечно, было поначалу соответствующее качество, но интересно было то, что, оказывается, около меня снимают фильмы и это в кинотеатрах показывают. И у меня какие-то, наверное, амбиции взыграли: хватит заниматься воспитательной работой, надо попробовать сделать настоящее кино. В 2013 году я снял фильм «Сугэ (Топор)» — он такой любительский, но благодаря ему я познакомился с оператором своим, с ребятами в Якутске, которые уже были в кино. И мы сняли в 2014 году «Костер на ветру». Два года его делали, в 2016 году был прокат — так все и завертелось.
Кто-то из школьного видеокружка с вами в большое кино перешел?
Кстати, нет. Это была воспитательная работа, все закончили школу, некоторым сейчас уже по 30 лет. В кино моих учеников нет.
Между школьным видеокружком и авторским кинематографом все-таки большое расстояние. Когда вы заинтересовались, скажем так, сложным кинематографом?
Наверное, в 2013-14 годах. Я как-то понял, что нужно попробовать сделать кино, которое выйдет на экраны. Чтобы не просто взяли камеру и сами себя поснимали, а уже со сценарием, режиссурой, актерской игрой.
Был ли какой-то фильм, который вас перевернул? Якутское кино ведь очень разное, и то, которое поначалу местные прокатчики брали, насколько я знаю, было скорее жанровым.
Я вырос в 1990-х. Видеомагнитофон, кассеты, в 2000-х диски появились. Я с детства любил смотреть кино, в день мог по фильму-два смотреть. У нас все стараются снимать жанровое кино, потому что мы все снимаем на свои деньги, и есть интерес эти деньги скорее отбить. Чтобы фильм удачно прошел в прокате, нужно работать в жанре комедии или хоррора. А я все-таки решил попробовать себя в нише авторского кино.
Раньше прокатчики брали все подряд, а сейчас фильмов стало много, и они начали предъявлять нам требования к качеству.
С местными прокатчиками у вас сразу выстроились хорошие отношения?
Да, у нас в Якутии хорошая система проката, наши прокатчики нас понимают. Я помню, приходил с диском, показывал прокатчикам в одном кинотеатре, в другом, а потом мы вместе обсуждали точную дату проката. Якутский прокатчик нас очень поддерживает.
Как я понимаю, поддерживает потому что зритель в Якутии выбирает якутское кино. Это феноменальная история для России. Почему так происходит?
Изначально наши прокатчики пошли на риск, они взяли наши фильмы в прокат, и быстро поняли, что якутское кино зарабатывает. У нас якутские фильмы до пандемии рвали кассу, не хуже американского кино собирали. Но раньше прокатчики брали все подряд, а сейчас фильмов стало много, и они начали предъявлять нам требования к качеству. По звуку, по картинке, даже по сюжету.
Ваши первые фильмы в Якутии окупились?
Первый фильм — нет. Я был не очень опытный, по рекламе слажал. Второй фильм в ноль вышел, мы свой бюджет отбили. Но у нас бюджеты маленькие. А третий фильм — «Пугало» — выходит уже не в якутский, а в российский прокат. Конечно, нам надо понимать, что в якутском кино у нас есть потолок, наш рекорд по сборам — это 16 миллионов рублей. Это максимум, который может собрать якутский фильм в Якутии, и все. Значит бюджет фильма может быть максимум семь миллионов, чтобы отбиться. Сейчас все начинают понимать, что надо выходить за границы республики, пытаться прокатывать фильмы в России, хотя бы какие-то специальные показы делать.
Если вернуться к кинематографическому буму в Якутии, в чем, как вам кажется, его причина?
Самый простой ответ — мы смотрим фильмы, которые сняты на наших улицах, где играют наши знакомые, односельчане, фильмы на своем языке, про наши проблемы, поэтому якутскому зрителю они интересны. Он устал от российского кино, потому что оно по большей части московское и не затрагивает проблемы глубинки. А якутское кино — про нас.
Но так можно сказать про многие регионы.
Ну, может быть мы просто меньше говорим, а больше делаем. То есть в якутском кино собрались упорные ребята.
Нулевой социум — Якутские сюжеты Балабанова
Я еще слышал, что в Якутии очень сильная театральная школа, но актеры Саха-театра не получают в российском кино ролей, а школа мощная, и во многом именно она способствовала появлению феномена якутского кино. Это так?
Я стараюсь снимать людей, которые раньше в кино не снимались. Да, у нас очень сильный театр, с мировыми гастролями, и там, конечно, актеры мощные. Практически все актеры Саха-театра где-то сыграли. Но профессиональных актеров не так много, и на экране начинают мелькать одни и те же лица. Новых артистов сложно найти.
Средний бюджет якутского фильма — три миллиона рублей.
В российском кино похожие проблемы.
В российском кино ты можешь найти незасвеченные лица в любом регионе, было бы желание. А у нас есть естественное ограничение — язык. В Якутии живет почти миллион человек, но на якутском языке разговаривает примерно половина. Наш максимум, включая детей и стариков, которые могут прийти в кино, это 100 тысяч человек. Но если мы будем на этом уровне оставаться, то я думаю, что якутское кино быстро придет в упадок.
Почему в упадок?
У нас уже начинают снимать фильмы на русском языке. Их пока мало, но уже у режиссеров есть понимание, что все-таки необходимо делать кино на экспорт.
Вам кажется, что, если снимать на русском, будет проще выйти на широкую российскую аудиторию?
Да. Но у нас, например, есть компания, которая, наоборот, работает только на западный рынок, на американский, минуя Россию. Они делают большие проекты с большими бюджетами.
Для вас большие бюджеты — это какие?
Средний бюджет якутского фильма — три миллиона рублей.
«Пугало» стоило полтора миллиона, как я слышал.
Да, но я так уже работать не буду. Такая экономия уже сказывается на качестве.
Вы, кстати, до сих пор в школе работаете?
Вот буквально 4 февраля я закончил съемки нового фильма, а до этого — сразу после Нового года — уволился из школы. Сейчас я свободный художник.
Получается, что до 2020 года включительно вы работали в школе, совмещая работу в кино с директорством, как я понимаю. Это потому что призвание или по финансовым причинам?
В основном, конечно, по финансовым, потому что кино пока не приносит денег. Сейчас я посмотрю, как пройдет прокат «Пугала». Так-то мы работаем в ноль в лучшем случае. Если зритель не идет на фильм, режиссер уходит в минус. И я работал в школе, чтобы иметь постоянный источник дохода.
«Пугало» еще и первый якутский фильм, который оказался на «Кинотавре». Для вас это важно?
Якутское кино и до этого просилось на «Кинотавр», раза два или три мы подавали заявки, в этом году нас приняли. Но у меня за плечами около 40 фестивалей по всему миру, поэтому я просто приехал, показал, посмотрел город, искупался. Конечно, понятно, там своя тусовка, звезды. А мы прилетели, показали фильм и довольные уехали.
В профессиональном плане призы «Кинотавра» как-то вам помогли?
Сразу после фестиваля со мной связались продюсеры из Москвы, мы встретились, я предложил им проект, который я года четыре собирался запустить. И вот в апреле должны начаться съемки.
Он будет на якутском языке?
Нет, он будет на пяти языках. В основном русский и якутский, но есть и киргизский, китайский и армянский. Это большая история, не чисто якутская, и мы будем рассчитывать на российский прокат, ориентироваться на российского зрителя.
Российский зритель воспринимает все на ура, если, конечно, пришел в кино на якутский фильм.
Нет ощущения, что интерес к якутстскому кино несет на себе отпечаток колониальности? Что вас, условно говоря, экзотизируют?
Есть, конечно. В первую очередь мы интересны как экзотика, и я думаю, что через год-два этот интерес пропадет как у фестивальных отборщиков, так и у зрителя. Да, мы заявили о себе, но нам надо оставаться интересными, делать действительно качественные проекты. А снимая фильмы за три миллиона, работать наравне с российскими проектами, у которых 200-300 миллионов бюджета, нереально. Сейчас надо находить связи, увеличивать бюджет, наращивать качество, соответственно.
Восприятие якутских фильмов якутскими зрителями и всеми остальными отличается?
Да. Якутский зритель очень придирчив, требователен, делает серьезные замечания.
Например?
«Такого у нас не может быть! Почему так показали?». Все, что мы показываем в своих фильмах, они воспринимают на свой счет. Поэтому, конечно, могут быть и обиды, могут быть требования, жесткие высказывания: «слабо сделали, слабо показали». Российский зритель воспринимает все на ура, если, конечно, пришел в кино на якутский фильм.
Как вам кажется, якутское кино работает на разрушение мифов о Якутии или на создание новых, или оно существующие мифы эксплуатирует?
Я думаю, у нас нет какой-то определенной концепции на этот счет. Мы пытаемся работать в разных жанрах, делаем разное кино. Все зависит от режиссера — кто как умеет и кто как хочет.
Вот вы все время говорите, «мы», «мы», «мы». Как бы от сообщества якутских кинематографистов. Вы действительно живете общей жизнью?
Если я пишу сценарий, то показываю его другим режиссерам. Монтаж мы тоже друг другу показываем. В якутском кино активно работает примерно человек сто, это кинокомпания «Сахафильм», и еще порядка 20 частных киностудий, по типу моей. Мы, частники, делаем 90% объема якутского кино. Конечно, без поддержки друг друга у нас ничего не получилось бы. У кого-то есть камера, у кого-то свет — мы постоянно друг другу это одалживаем.
А есть у вас какой-то свой «гамбургский счет», когда вы говорите в глаза друг другу настоящую правду?
В Якутске есть. А я живу не в Якутске, а в селе Амга Амгинского района. Я отсюда сейчас с вами и разговариваю. Поэтому я как бы отдельно немного.
Фильм «Река» Балабанова по-моему какого-то серьезного влияния на нас не оказал, не сказал бы, что у нас его особенно ценят.
«Пугало» в Амге снимали?
Да, я все фильмы у себя снимаю, здесь прямо. А в Якутске ребята собираются, устраивают совместные просмотры, вечеринки.
Можете для тех, кто ничего не знает о якутском кинематографе, назвать несколько главных фильмов?
Вообще я — за любое якутское кино. Но если надо обязательно выбрать, то, наверное, «Черный снег» Степана Бурнашева, который недавно вышел в российский прокат, кстати. «Царь-птица» — стоит посмотреть. «Агент Мамбо» — он собрал 16 миллионов в нашем прокате, и это наш рекорд. Есть еще фильм «Надо мною солнце не садится», который многим понравился. И, наверное, «Республика Z», наш фильм про зомби, такой жесткий трешак. Если эти пять фильмов кто-то посмотрит, то, наверное, уже будет немного ориентироваться в якутском кино.
До появления феномена «сахавуда» якутские мотивы в российском кино связаны с именем Алексея Балабанова. Как вам кажется, он на якутский кинематограф в целом и на ваше кино в частности как-то повлиял?
Якутский мир Алексея Балабанова
Фильм «Река» Балабанова по-моему какого-то серьезного влияния на нас не оказал, не сказал бы, что у нас его особенно ценят. Мы, как и все, из 1990-х вышли. У нас средний возраст режиссера — 35-40 лет, поэтому у нас были магнитофоны… Феномен якутского кино весь в этом: попробовали — получилось — стало интересно другим. Какого-то влияния отдельных режиссеров, по-моему, не было. Влиял видеосалон, видеомагнитофон, стопки видеокассет.
Вы до сих пор смотрите по фильму в день? Как выбираете
Сейчас сложновато становится, но пока да, стараюсь. В интернете смотрю какие-то отзывы. Смотрю фестивальные программы, фильмы, которые о себе заявили, вот их стараюсь находить.
Два варианта: либо зарабатывать деньги, либо реализовывать себя. Кино как бизнес или кино как искусство.
Откуда вы берете сюжеты для своего кино и планируете ли брать сюжеты из собственной жизни?
Из собственной, конечно же, нет. Вообще, я стараюсь с реальными историями не работать. Истории придумываю, работа долго идет. «Пугало» вот десять лет в голове крутилось. Сценарий к фильму, который я в апреле буду снимать, был написан в 2015 году. Что-то нахожу, что-то читаю. Но изначально это, конечно, идея, я прорабатываю идею — о чем я хочу снять фильм? А потом уже история сама нарастает на эту идею.
Вы говорите, что весь современный якутский кинематограф родом из 1990-х. А вы про девяностые не хотели бы что-нибудь снять?
Хотел, но передумал после «Быка» и «Тесноты». Ажиотаж прошел.
А эти 90-е похожи на якутские 90-е?
В чем-то похожи. Не знаю, есть что-то в голове… У меня сейчас четыре готовых сценария на пять лет вперед.
Извините, я еще раз задам этот вопрос, потому что так и не понял ответа: почему вы все-таки остановились на авторском кино? Ребята там про зомбаков снимали трешачок, а вы решили: «Буду снимать авторское кино». Как так вышло?
Нет, ну тут как бы вопрос в подходе, зачем ты пришел в кино. И тут два варианта: либо зарабатывать деньги, либо реализовывать себя. Кино как бизнес или кино как искусство. Делать кино как бизнес я не хочу. Остается второй вариант.
Читайте также
-
Самурай в Петербурге — Роза Орынбасарова о «Жертве для императора»
-
«Если подумаешь об увиденном, то тут же забудешь» — Разговор с Геннадием Карюком
-
Денис Прытков: «Однажды рамок станет меньше»
-
Передать безвременье — Николай Ларионов о «Вечной зиме»
-
«Травма руководит, пока она невидима» — Александра Крецан о «Привет, пап!»
-
Юрий Норштейн: «Чувства начинают метаться. И умирают»