Цифра — «Сеансу» отвечают…
Сергей Лобан
В 1955-м мой папа ехал через всю Москву с катушечным магнитофоном величиной с сундук, чтобы у какого-то знакомого каких-то знакомых переписать 30 минут рок-н-ролла. В 1990 году у нас в институте считалось верхом крутизны ходить с видеокассетой в руке. Это означало, что у тебя есть доступ к видеомагнитофону — а стало быть, к чему-то неизвестному и очень интересному. Сейчас на дворе 2006-й. На DVD-болванку влезает 12 фильмов, на районном ftp лежат пять тысяч фильмов, готовых к бесплатному скачиванию, но зачем, спрашивается, — ведь тех, что уже лежат у друга в компьютере, хватит на пару лет непрерывного просмотра. «Раздобывать», «доставать» — все это в прошлом. Ты можешь когда угодно посмотреть что угодно — и, в общем-то, не так уж и рвешься к экрану. Так вот: это хорошо. Ты уже не кичишься своей уникальностью на том лишь основании, что тебе подфартило стать обладателем уникального фильма. Зритель больше не разыскивает — он выбирает, как диджей. И единственное мерило его крутизны — его личный вкус. Так ведь и должно быть, разве нет? А вся эта редкость и недоступность — просто фигня. Некоторые музыканты, чтобы набить себе цену, выпускают диски в количестве 15 экземпляров. Ну, значит, взять больше нечем.
Алексей Попогребский
Много лет подряд я думал: «Есть фильмы, которые я, скорее всего, никогда не увижу. Даже, может быть, совершенно случайно: покажут фильм в Музее кино, а я в этот момент буду в другом городе». Страшно переживал. Но буквально несколько месяцев назад я открыл для себя файлообменную сеть eDonkey, и с тех пор ежедневно скачиваю какой-нибудь раритет. И никаких бездарных бубнящих переводчиков. Чистое счастье. Но с другой стороны… Недавно мне надо было проверить данные по какому-то режиссеру. Я вспомнил, что в Музее кино была его ретроспектива, зашел на сайт Музея, списал все нужные данные… И вдруг мне стало так печально, так горько — не передать. Ведь раньше, раз в месяц или раз в полгода, я ходил смотреть редкие фильмы в Музей кино. Да, меня дико раздражало, когда рядом кто-то хрустел пакетиками и шелестел бумажками; да, проекция и перевод бывали далеки от совершенства. Но от просмотра возникало ощущение совершаемой работы. Поход на фильм был поступком. Сейчас я этого лишен. Какой тут можно сделать вывод? Пусть будет и то и другое. Пусть нам вернут Музей кино и оставят файлообменные сети.
Наум Клейман
Всякий прогресс связан с потерями и утратами. Выигрывая в одном, проигрываешь в другом. Но я боюсь, что на сей раз мы проигрываем что-то очень серьезное. Потому что монументальность той, прежней, несовершенной техники была обусловлена источниками освещения. Я еще застал дуговые проекторы, еще не было ксеноновых ламп, были только два угля, между которыми возникала световая дуга. Это был настоящий живой свет, понимаете? Пленка мелькала, свет мерцал — и возникало волшебство экрана. А сегодняшние проекции с маленьких установок, с малюсенького диска… Да, конечно, это гораздо удобнее. Для исследователей — так просто подарок: работаешь с фильмом как с книгой, перескакиваешь от главы к главе, останавливаешь кадр, возвращаешься назад, ускоряешь, замедляешь… Только нет уже той магии ранних кинотеатров, магии луча света, который бьет сквозь огромный зал на огромный экран. Электронное свечение, конечно, более «репродуктивно», но как-то менее органично.
Виталий Манский
В 2023-м году был признан Минюстом РФ иностранным агентом.
Я помню, как во ВГИКе добрые мастера выбивали нам разрешение на просмотр, и мы, словно заговорщики, собирались в 7 утра на Павелецком вокзале, ехали в электричке… Что ж мы там смотрели? Да ничего особенного, если вдуматься. Но я до сих пор помню свое ощущение от этих просмотров. Сегодня фильм теряет свой сакральный статус. И можно было бы сказать, что этот процесс разрушает кинематограф — если бы не было художника, который, на что бы ни снимал, все равно сможет захватить зрительское внимание. Я видел трехкопеечные документальные картины, — очень «легкие» картины — снятые даже не на цифровые камеры, а просто на любительские, чуть ли не на VHS. Но если их положить на одну чашу весов, а на другую — все основные блокбастеры документального кинематографа: «Фаренгейт», «Птицы», «Двойную порцию» (я не случайно называю лучшие), то первые безусловно перевесят. И по эмоциональному эффекту, и по кинематографической значимости, и по степени проникновения в интимные сферы человеческого существования. Другое дело, что в пользе этой цифровой свободы для обучения ремеслу у меня большие сомнения. Я помню, как, будучи студентом ВГИКа, нажимал на гашетку киноаппарата — и все происходящее приобретало принципиально иной статус. В этих десяти минутах концентрировалось все: ответственность перед материалом, лимит пленки, стоимость, прочие технологические сложности… почти сексуальное ощущение. А нажатие на пусковую кнопку цифровой камеры с эмоциями вообще не сопряжено. А значит, нет и ответственности. Знаете, как тренировали почетный караул, который стоял у мавзолея Ленина? Они маршировали по плацу в специальных деревянных кандалах на ногах — наверное, весом по 2–3 кг. А когда приходили на Пост № 1, кандалы снимали. И возникало ощущение, что эти солдаты взбрасывают ноги с неимоверной легкостью — практически летят к мавзолею. Вот и здесь нужна какая-то схожая схема. Кирпич, что ли, привязывать к этой цифровой камере, или гантелю какую-нибудь.
Сэм Клебанов
Я вообще-то всеми руками за то, чтобы кино становилось легче. Я сам на своем горбу таскал эти тридцатикилограммовые коробки, и никакой ностальгии не испытываю. Как раз наоборот: чем больше вес фильма, тем труднее ему попасть к зрителям. Особенно в России. Сначала нас облагают чудовищными таможенными пошлинами, как будто в стране вот-вот кончится нефть и газ, и надежда только на арт-хаус. Потом требуют, чтобы свои единственные копии мы отдавали в Госфильмофонд. Потом мы едем на вокзал и договариваемся с проводниками, чтобы фильмы попали в другой город… Ну о каком, простите, метафизическом смысле физического веса тут может идти речь?! Чем легче фильм, тем лучше — и для прокатчиков, и для зрителей. Его увидят много людей в совершенно разных городах страны. Так что «легкость» фильма — это не проблема: это выход из тупика, в котором находится российский прокат арт-хауса. Кино должно быть легким — чтобы его можно было легко транспортировать.
Сергей Астахов
Я прекрасно отношусь к цифре, я сам работаю с технологией, которая использует цифру как полиграфический носитель, — это очень дорогая, сложная технология. Снимаю на пленку, перевожу на цифру, потом обратно на пленку. Никакие DVD, DV и DVCam-ы к этому отношения не имеют. Цифровая камера не дает того качества, как кинопленка, даже близко не подходит, я сравнивал. Да, «Турецкий гамбит» снят на 16 мм, и все его с удовольствием смотрели, и я в том числе (а это формат, уже близкий по качеству к цифре). И «Космосу как предчувствию» его 16 мм не помешали получить Гран-при в Москве. Только зрелищем все это называть не надо. Сходите на «Титаник» или «Царство небесное», и вы почувствуете разницу. Я сам снял на mini-DV фильм об академике Алферове и не жалею. Легко, просто, говенненькое изображение. Если денег мало, почему бы и нет? Так раньше любители снимали для себя: на 8 мм, на 16. Там могли быть очень интересные, даже гениальные картины. Вот и сейчас: снимай себе на здоровье на видеокамеру в мобильном телефоне. Но если говорить о полноценном просмотре, то пленке конкуренции нет и не предвидится. Кинозал, экран 4 на 10, темнота, изоляция от внешних ощущений, полная концентрация на зрелище. А на флэшке — что? Уровень записной книжки.
Сергей Мирошниченко
Не легкость носителей страшна — легкость мыслей, которые подменены движением компьютерной материи. Документалистам на технологический прогресс вроде бы грех жаловаться: можно ближе работать с человеком, ловить его в неожиданных ситуациях, открывать его характер, его низкие стороны — в общем, снять пахнущую грязь. Но ведь чтобы потом эту грязь философски осмыслить, а не оставить просто грязью под ногами, нужна мудрость. Нужны глубокие, тяжелые мысли. Мне кажется порой, что если режиссер-мыслитель начнет делать реалити-шоу, то он и в него сможет вложить какой-то другой «под-смысл». Без мудрецов искусство перестает существовать. А они уже почти все ушли или уходят. Серьезное, тяжелое, весомое кино делают люди старшего поколения. Снимать-то стало легче, а вот поведать людям что-то новое — труднее. И уметь увидеть, «считать» это новое — тоже. Когда я своим студентам ставлю фильм Антониони, то сначала приходится его пересказать. Так что доступность картины совсем не означает доступность ее смысла. Может быть, раньше как раз недоступность фильмов и заставляла нас особенно пристально вглядываться в то, что тебе поведал режиссер.
Владимир Дмитриев
За сорок с лишним лет работы в ГФФ России я убедился, что развитие кино напрямую зависит не только от смены художественных направлений, но и от более приземленных причин. Я и мои коллеги работаем, как правило, с профессиональным 35-мм пленочным форматом. Вес одного трехсотметрового ролика составляет здесь 1 кг 725 граммов. Помещенный в жестяную коробку, он увеличивает свой вес до 2 кг 180 граммов. Коробки были также пластмассовые и бумажные, но наше отечество предпочитало жесть. Если учесть, что средняя картина полностью помещалась в 10 коробках, то нам приходилось регулярно таскать на себе в залы 21 кг 800 граммов. Из-за рубежа поступали большие 600-метровые ролики, вес одного из них составлял 3 кг 550 граммов. В коробках он увеличивался до 4 кг 200 граммов. Обычно таких коробок было пять. Так что приходилось поднимать 21 кг. Стало чуть легче, но еще недостаточно. Когда в кино пришло видео, фильм на кассете стал весить 200 граммов, а на диске и DVD вообще почти ничего — 60 граммов. Так как сейчас на одном диске могут разместиться до 5 полнометражных фильмов в приемлемом качестве, то простейший расчет показывает умопомрачительную победу новых технологий. Раньше пять лент весили 105 кг — теперь 60 граммов. В 1750 раз меньше. Раньше для перевозки одного фильма требовался один или два ящика, теперь сотни картин размещаются в сумке или портфеле. Продолжать не буду. А вот стало ли кино оттого, что в физическом смысле так полегчало, лучше, чем раньше, — я не знаю. И вообще мне, старому сотруднику ГФФ, смотреть фильмы на видео или на дисках неприятно. Но с этим, вероятно, уже почти никто не согласится.
Михаил Алдашин
Я, например, в Москве остался жить только по одной причине. Как бы я проявлял пленку у себя в родном Туапсе? А сейчас я беру два лэп-топа, хард-диски по шестьдесят гигабайт… вот тебе и вся киностудия. В любом сарае, где есть электропроводка. Это здорово, что и говорить. Но не больше. Я не стал от этого ни умнее, ни талантливее, ни лучше, ни добрее. Когда я раньше ездил в Белые Столбы смотреть кино, это было событие — а ведь события украшают жизнь. А когда доступно все, только подними палец и нажми на клавишу… Вот у меня лежит сейчас гора дисков — так мне даже не хочется их включать, и именно потому, что они такие доступные.
Иван Лебедев
По-моему, из-за всевозможных продвинутых технологий работать в кино стало сложнее. Ведь отсутствие выбора облегчает жизнь, а богатство — наоборот, усложняет. Поначалу у меня, как и у любого, кто впервые сталкивается с компьютером, была эйфория: делай что хочешь, все возможно, физические затраты близки к нулю. А потом выясняется: и монтаж, и цветоустановка, и компьютерная графика — все это очень трудоемкие процессы. Я знаю много случаев, когда операторы всю жизнь занимались оптической цветоустановкой — и спасовали перед теми практически неограниченными возможностями, которые предоставляют новейшие софт-разработки. Раньше-то, как правило, требовалось попросту выравнять кадры по цвету, самое большее — запечатать. А сейчас нужно сначала разобраться, чего ты хочешь, какое именно художественное решение тебе нужно — и по фильму в целом, и по каждому эпизоду в отдельности… Очень сложно все это. Слишком много возможностей, слишком. Однако обманываться не стоит: все это просто рабочие инструменты, само кино от этого не меняется. Ни DV, ни тем более DVD конкуренции пленке составить пока не могут. Кино — это ведь то, что показывают в кинотеатре. А там по-прежнему пленку заправляют в проектор, ничего другого не придумали. Растянутая DVD-картинка на большом экране не устроит ни одного сколько-нибудь требовательного художника, — она, по убогости своей, годна только для телеящика. Если же говорить о полноценном переводе в цифровой формат, т. е. о сканировании без DVD-компрессии, тот мегатерабайтный жесткий диск, на который помещается фильм, весит гораздо больше, чем пленка. И если изобретут цифровой носитель, с которого можно будет проецировать фильм на киноэкран, то и этот носитель будет весьма и весьма тяжелым. А все эти сжатые форматы — DVD, mpeg4 и так далее — это не кино, это эрзац-кино. Как бы кино.
Сергей Дворцевой
Лично я на видео не снимаю по одной простой причине: мне нужно для себя самого вводить какие-то ограничения, чтобы затем их преодолевать. Когда я работаю с пленкой, то намного дольше готовлюсь к съемке, тщательнее все продумываю, сильнее концентрируюсь. Потому что знаю: пленка — это дорого, это материально, это нельзя переделать. Снял — и все. Для меня, лично для меня, в этой трудности процесса есть большое благо. Ведь все люди ленивы, все нуждаются в системе барьеров.
