«Преступный человек» — Другое солнце
Новый фильм Дмитрия Мамулии выходит в прокат. На фестивале «Дух огня» «Преступный человек» был удостоен главного приза — «Золотая тайга». Андрей Карташов рассказывает о картине, которую стоит посмотреть именно на большом экране.
Действие происходит в Грузии, то есть нигде. «Преступный человек» Дмитрия Мамулии начинается среди идиллических зеленеющих холмов — дивного и не слишком конкретного пейзажа. Первобытную долину пересекают автострады, по которым с рёвом несутся грузовые фуры, похожие на фантастических чудовищ. На периферийной дороге останавливается автомобиль, из него выходят несколько мужчин, звучат выстрелы. Молодой человек наблюдает за этой сценой издалека. Пройдёт ещё минут пятнадцать прежде, чем мы хотя бы узнаем, на каком языке он говорит, а имени его не узнаем вовсе.
Жуткое и чудесное проступает за поверхностью вещей, как на картинах ди Кирико.
В титрах свидетель преступления обозначен как «Георгий» — видимо, по имени исполнителя роли Гиорги Петриашвили. Одно из самых интересных свойств кинематографа Мамулии — именно это напряжение между конкретным и абстрактным. Основатель и идеолог Московской (а также Петербургской и Тбилисской) школы нового кино в каждом публичном выступлении настаивает на том, что кино — это искусство видеть реальность; и выпускникам школы действительно удаётся точнее зафиксировать современную русскую жизнь, чем многим из их коллег.
Мамулия погружается в скудный, унылый быт Георгия: молчаливый герой работает инженером на угольной шахте, дома сестра и племянница, жизнью которых он мало интересуется, вокруг провинциальное запустение. Вместе с тем актеры-непрофессионалы подобраны так, чтобы в лицах как можно меньше были бы заметны этнические черты, в выборе натуры местное и типичное тоже устранено в пользу универсального («какого-угодно-пространства», сказал бы Делёз). Общий план угольной шахты с ржавым подъемником выглядит, как кадр из «Сталкера», квартал бетонных недостроев ближе к концу фильма можно представить руинами древних цивилизаций. Жуткое и чудесное проступает за поверхностью вещей, как на картинах ди Кирико.
Зло здесь существует просто так, само по себе, и передается от человека к человеку, как вирус. Поиск реальности приводит не к реализму, а к экзистенциализму, к «Постороннему» Камю и его лишенному мотиваций убийце, который на суде объясняет, что «все случилось из-за солнца».
Итальянский метафизик часто использовал слово «загадка» в названиях своих работ, подставляя далее родительный падеж по обстоятельствам, так же мог бы поступить и Мамулия. Энигматичен сам рассеянный сюжет «Преступного человека»: трудно объяснить, почему Георгий решает не сообщать об увиденном в полицию, зачем возвращается на место преступления, приходит на похороны, следит за другой свидетельницей. Жертвой оказывается 19-летний вратарь национальной футбольной сборной, что делает убийство резонансным и дает повод показывать в кадре выпуски новостей. Этой возможностью режиссер несколько злоупотребляет — новую информацию сообщать все-таки приходится, а выбранный режим повествования оставляет для этого мало путей. Справка о судьбе застреленного колумбийского футболиста Андреса Эскобара и его связи с Пабло Эскобаром и вовсе кажется лишней: мотив двойничества установлен самим сюжетом, мистическое в нем убедительно само по себе и не нуждается в оправданиях реальностью.
Если первый полнометражный фильм Мамулии был озаглавлен цитатой из Кортасара — «Другое небо» — то новый заимствует название у книги Чезаре Ломброзо. Итальянский психиатр в своём главном труде утверждал, что некоторые люди предрасположены к преступлению от рождения, более того — что таких людей можно определить по внешним физиологическим признакам. Протофашистская по сути идея Ломброзо была в свое время очень распространена, она отражена в цикле о Шерлоке Холмсе и рассказе Бунина «Петлистые уши». Мамулия использует название трактата иронически: абстрактная формула будто готовит к тому, что нам объяснят рождение убийцы, а на самом деле не объяснят ничего. Зло здесь существует просто так, само по себе, и передается от человека к человеку, как вирус. Поиск реальности приводит не к реализму, а к экзистенциализму, к «Постороннему» Камю и его лишенному мотиваций убийце, который на суде объясняет, что «все случилось из-за солнца».
«Солнцем» называется четвертая и последняя глава «Преступного человека». Подзаголовками фильм подчеркивает свою романную амбицию, которая становится причиной и его достоинств, и недостатков. Масштаб «Преступного человека» не может не вызывать уважения; но из-за него же фильм оказывается несколько бесформенным. Мамулия использует схему детектива — идеального, как известно, нарратива, — но лишает его загадки, как Жорж Сименон в «Человеке из Лондона» (этот сюжет о свидетеле преступления экранизировал Бела Тарр). Повествование не ставит вопрос о личности убийц, но мерцает, отвлекаясь на побочные ответвления.
«Преступный человек» ищет в мире метафизическое измерение, и иногда ему удается на мгновение заглянуть в него
Удачнее всего маленькие подсюжеты, которые придают истории необходимый ей объём, — фрагменты чужих жизней, подсмотренные главным героем. Племянница для домашнего задания рисует фантастического зверя, который питается стенами. Трое слепых мужчин как с картины Брейгеля уводят с собой молодую женщину, трогают ее, раздетую. За этими и другими эпизодами «Преступного человека» скрыты другие истории и другие фильмы (другие небеса). Но более развернутые отступления кажутся излишними — как история о погибшем на шахте рабочем, занимающая целую главу; в ней, пожалуй, единственный раз сбоит ритм картины, которая вообще-то свой хронометраж в два с лишним часа выдерживает с достоинством.
Drugoi
Возможно, дело в том, насколько долго ждали второго фильма Дмитрия Мамулии — он как будто обязан был стать масштабным высказыванием, большим романом, а не повестью. Это ему в общем удалось. «Другое небо» не было случайностью, перед нами не автор одного фильма, и то, что Мамулии удалось стать лидером целого направления в новом российском кино, — закономерно. «Преступный человек» ищет в мире метафизическое измерение, и иногда ему удается на мгновение заглянуть в него; ради таких моментов, когда мир становится прозрачным, и стоит смотреть фильмы.
