Вероника Хлебникова
Вероника Хлебникова

Венеция-2018: «Чарли говорит» Мэри Хэррон


 

В фильме «Чарли говорит» Мэри Хэррон, снявшая «Американского психопата», поглядывает на амбициозного выродка Чарльза Мэнсона глазами его паствы, девиц несчастливых и незатейливых. Золотит его кожу, бороду и патлы а ля «джизус-крайст-суперстар» теплым калифорнийским светом, иногда в контражуре. Для полноты знакомства прилежно смотрит ему в рот, блеет ли Чарли под гитару, проповедует ли, раздает ли тумаков очарованным подружкам. Для них он добрый папочка, пастырь-осеменитель. Настоящие семьи у большинства так себе, не были бы родней, знакомиться не стали.

А Чарли говорит, у них вырастут крылья. Чарли говорит, правил нет.

Они — его семья, все прочие — свиньи, близится время устроить грязным пигги «хелтер-скелтер» — домашнее название армагеддона Мэнсон украл с «Белого альбома» The Beatles, полагая себя пятым в квартете и всех вместе — новыми апостолами. Но Мэри Хэррон не акцентирует связь поп-культуры и дьявольских преступлений двадцатого века, как поступает Брэйди Корбет применительно к веку двадцать первому в фильме основного конкурса Vox Lux. Ее фильм не о преступлении — о наказании. А Чарли говорит, мы спасемся в убежище. Чарли говорит, напугай их до смерти.

В роли мессии, чтобы не усомниться в чарах Чарли, воплощение сериального доктора — Мэтт Смит. Рядом с ним и дом забудешь, и как тебя зовут — была Лесли, стала Лулу — в обмен на свободу. Чарли говорит, убей эго. Чарли говорит, освободись от себя.

 

 

Обмен, разумеется, липовый, и Мэри Хэррон педантично, не без занудства разбирает, как работает механизм несложной, но очень навязчивой фикции, то и дело отступая флэшбэками в солнечные деньки, к оргиям у костра, когда Лесли Ван Хутен, изумительно сыгранная Ханной Мюррей из «Игр престола», и остальные девушки делали свой дикий выбор, отказавшись от имен, от собственной личности, от ответственности и, во всех смыслах, от свободы.

В какой-то момент, не то чтобы неуловимый, нью-эйджистское любовное настроение на ранчо Мэнсона сменится хиппарским гитлерюгендом, но впервые в его обширном досье, включающем книжки и фильмы, речь не о нем. Мэри Хэррон оскорбительно равнодушна к Чарли. Ее занимает тот факт, что большинство людей хотело бы расстаться с собой, стать кем-то еще, и не обязательно кем-то хорошим, как пел Лу Рид в Perfect Day, а кем-угодно, лишь бы не собой, помогая манипуляторам, тиранам и параноикам взять власть над ними и остальными.

После серийной резни на голливудских холмах, включая распоротый за кадром живот беременной на девятом месяце Шарон Тэйт, жены кинорежиссера Романа Поланского, после приговоров к казни, вскоре автоматически замененных пожизненными сроками, Чарли все еще вещает заключенным героиням, делая их невинными. Чарли говорит и освобождает их от ответственности. Смерти нет, крылья вырастут, — говорит. Чарли продолжает бредить в их головах, и три убийцы, годами находясь в тюрьме, все еще безнаказанны, надежно защищенные от осознания того, что они сделали. Чтобы наказание состоялось, им надо увидеть свою вину, и за беседами этой троицы с Карлин, занимающейся реабилитацией женщин-заключенных, встает не какой-то там феминистский социальный комментарий, но античная трагедия. Хэррон безыскусно ищет способ заткнуть Чарли и пролить на поступки героинь фильма сиротящий свет истины, которая и станет их наказанием. Она не намерена кого-то жалеть, задача — заставить страдать, понести, наконец, наказание.

 

 

Среди голых серых стен тюрьмы фильм безжалостно преследует утилитарную, абсолютно актуальную цель и работает как просветительская программа, то есть почти перестает быть кинематографом, жертвуя киногенией и зрелищностью ради терпеливого объяснения нескольких насущно важных вещей про потерю себя, то есть худшее, что может случиться с человеком. Когда очередной Чарли велит отказаться от себя, вырасти крылья, напугай его до смерти. Для Мэри Хэррон аксиоматически верно то, что человек не принадлежит никому и всю свою жизнь двигается в единственно приемлемом направлении — навстречу себе.

Скептицизм и трезвость режиссера не оставляет места жирной психоделике, сексуальной революции, олицетворяющим Zeitgeist, упоению эпохой, о которой в эпиграфе к фильму из Джоан Дидион сказано: «Многие мои знакомые в Лос-Анджелесе верят, что 60-е закончились внезапно 9 августа 1969 года», когда совершилось преступление. Вероятно, Квентин Тарантино, который скоро представит свою версию событий — «Однажды в Голливуде», покажет ее закат как-то более раблезиански. Но до этого пира не вредно принять горькую пилюлю от Мэри Хэррон и доктора Мэтта Смита, чисто для профилактики.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить