Канны
Василий Степанов
Василий Степанов

#Cannes2019 — Пьянство, Тарантино и полиция

«Двухнедельник режиссеров»: там показали единственный фильм с логотипом Netflix. Из зала даже послышался крик «буу!» и смех. Пост-мета-критика в действии. Бабака Анвари после псевдоиранского хоррора «В тени» назначили перспективным, и вот его захватил стриминг-гигант. Это очень грустно. «Раны» вроде должен были быть дельным фильмом — в конце концов, это история про ночного бармена, для которого каждый день — праздник с риском для жизни — но, увы, этого не случилось. Бармена играет Арми Хаммер, а его девушку-миллениала Дакота Джонсон. По дому этой условно счастливой (порно)пары разбросаны пророчества грядущей катастрофы: на столе томик Кафки, на стенах плакат «Фотоувеличения» и картины с тараканами, в ноутбуке Дакоты — дипломная работа про «Полых людей» Т.С. Элиота. (Эпиграф у Анвари из Джозефа Конрада — такой вот получается «Апокалипсис» в баре). От самого фильма разит телевизором: слишком громко, слишком недвусмысленно и мягко говоря тупо — хорошо бы смотреть после трудового дня, отрубаясь в кресле с банкой пива в руке.

Оригинал пропадает и находится: ­Кино между музеем и Netflix Оригинал пропадает и находится: ­Кино между музеем и Netflix

Как и от большинства хоррор-фильмов Netflix (они реально ползут как тараканы) — ощущение такое, будто тебя хотят захватить в плен пришельцы, но что-то пока не учились толком писать диалоги, так что просто снимут с карточки десять евро. Наверно, был шанс превратить «Раны» в производственную драму о буднях бара или в фильм про кошмары алкоголизма — от него, и правда, несёт липким запойным потом — но Анвари этот шанс доблестно проигнорировал. Может, все-таки Фремо прав в своем отчаянном противостоянии со стримингом?

Невозможно переоценить просмотр с пленки: благородное мерцание проектора на скорости 24 кадра в секунду, мягкий фокус.

Сегодня после еще одного часа в очереди с чувством глубокого удовлетворения я опустил свой зад в кресло Гранд Театр Люмьер, чтобы подождать Квентина Тарантино последние полчаса. Господи, на что уходит жизнь? Смогут ли Терренс Малик и Любецки когда-нибудь объяснить нам это? Спустя три часа могу констатировать: все было не напрасно. Все слова уже сказаны, и если коротко, то Тарантино очень славный, ощутимо постаревший, скрипящий, как кожаное седло под Д’Артаньяном. Чистая аналоговая радость. Как письмо перьевой ручкой. В «Однажды… в Голливуде» представлены все тарантиновские обсессии и увлечения: есть женские ступни, каскадеры, вестерны и прочее. Иногда маэстро мельчит, грязнет в подробностях и деталях, как настоящий стопроцентный гик. Но есть ощущение, что этот фильм можно будет пересматривать и пересматривать. Невозможно переоценить так же просмотр с пленки: благородное мерцание проектора на скорости 24 кадра в секунду, мягкий фокус. Для Тарантино как человека из видеопроката кино всегда было утопическим пространством, миром, где всё возможно, и вот после «Однажды… в Голливуде» кинореальность окончательно и безнадежно превратилась в чистую сказку. Собственно так сказки по-английски и начинаются: Once upon a time…

Вместо конкурсного Ксавье Долана свернул на «Особый взгляд» — там было «Лето в Чанша» (Summer Of Changsha), детективный дебют про депрессивных китайцев (главного героя убедительно играет сам режиссер Тцу Фень). Довольно терпимая картина первые полтора часа, пока печальные работники уголовного розыска ищут убийцу-расчленителя, и довольно невыносимая после того, как преступника находят, а закончить режиссер никак не может. И зритель страдает вместе с героями. Впрочем, бытовой детектив вносит приятное разнообразие в жанровую палитру фестиваля. Незаметно для себя картина работает на продвижение позитивного облика Китайской Народной республики, несмотря на драматическую тематику. Все герои без исключения ездят на автомобилях представительского класса и живут в неброских, но благоустроенных квартирах.

И, наконец, Арно Деплешен, который много обещает, но мало дает. Реальная история хладнокровного убийства пожилой соседки двумя пролетарскими барышнями в депрессивном Рубе могла бы стать для режиссера шансом подумать о природе зла, и он подумал — в тех категориях, к которым привык. Фильм «Рубе, свет» — двухчасовой допрос подозреваемых (Лея Сейду и Сара Форсетье) отличником боевой и политической капитаном Даудом. Плюс, конечно, пространный пролог и эпилог — не ладно что-то во Французской республике. Международное название картины — Oh, mercy! «Пощады!» — так, с мольбой, она обращается к англоязычной критике. Сам режиссер при этом пленных не берет: он устилает весь фильм тошнотворной музыкальной дорожкой, обильно монтирует (в основном восьмерками, отчего не по-детски укачивает), и обрекает своего положительного детектива нести такое, что уши сворачиваются в тальятелле. Его аналитика оскорбительна не только для ума, но и для сердца: одной подследственной он говорит, что она стала преступницей, потому что была слишком красива в детстве и привыкла, что все ей потакают, а —мир— другой; второй — что она уродлива, и потому ей просто не хватало любви. Образ полицейского эта монументальная банальщина психологических трактовок едва ли улучшает. Закрыв дело, комиссар отправляется просаживать жалованье на ипподром.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить