Берлинале-2020 — Два «Дау»
Вчера в Берлине прошла премьера «Дау. Дегенерация». Это еще одна часть, представленная на фестивале. Из-за первой, конкурсной «Дау. Наташа», поднялся немалый шум: фильм проклинают одни и превозносят другие, и все же вечером он вполне может оказаться среди призеров. О своих впечатлениях после просмотра двух фильмов проекта пишет Василий Степанов.
Герой данного материала, кинорежиссер Илья Хржановский, в 2024 году был признан Минюстом РФ иностранным агентом. По требованиям российского законодательства мы должны ставить читателя об этом в известность.
Я не пересматривал дебют Ильи Хржановского «4» с момента проката (тогда, кажется, тоже была суета с прокатными удостоверениями), но хорошо помню начало с красиво разложенными на проезжей части дворнягами. Дворняги, конечно, были не простые, а дрессированные, лежали они очень сосредоточенно, хоть и без особого желания: было даже видно, как одна собирается встать, но тут же садится, а потом снова послушно ложится, видимо, повинуясь командам за пределами кадра. Согнать с места ее должен был шок. Откуда ни возьмись с яростью и громовым скрежетом на собак в фильме обрушивались гигантские стальные механизированные зубила. Дворняги разбегались, и машины пенетрировали твердолобый асфальт.
Этот фрагмент я вспоминаю после просмотра шестичасового «Дау. Дегенерация», второго эпизода проекта «Дау», показанного на фестивале в Берлине. Конечно, это лишь небольшая часть громоздкого замысла, но можно зафиксировать: метод Ильи Хржановского со времен фильма «4» не сильно изменился. Буря и натиск, ставка на эффектность и трансгрессию, пенетрация гигантским железным зубилом тех, кто не успел или не захотел отбежать. Не лимитированная водка, не имитированный секс, за который теперь так переживает Минкульт — все это не то чтобы как-то ново для кинематографа или страшно необходимо, чтобы высказаться по заявленным темам (история, насилие, Россия, человек). Просто бывают люди, которые боятся, что их не услышат, если не выкрутить ручку громкости на максимум.
Куда логичней было бы сказать, что всех загипнотизировали. Почему бы и нет?
Несколько дней назад в основном конкурсе был представлен фильм «Дау. Наташа», вызвавший острую реакцию немецкой прессы и гнев части российских коллег, припомнивших авторам все скользкие вопросы последних лет. Было ли насилие на площадке? Не чувствуют ли себя жертвами участники группы? Можно ли верить показаниям тех, кто выбыл из проекта? Как разглядеть ПТСР в глазах человека, дающего ответы на пресс-конференции? При соответствующим образом настроенной оптике всё возможно. Хотя в волшебную силу соглашений о неразглашении, принуждающих к молчанию пострадавших, трудно поверить. Куда логичней было бы сказать, что всех загипнотизировали. Почему бы и нет? Один за другим выходили вчера на сцену довольные собой, празднично одетые к премьере люди, которые устали говорить о том, что над ними не надругались. Наверно, можно поверить им.
Но можно, конечно, продолжить расспросы.
Кого-то уже, правда, не спросишь. Ушел из жизни эмблематичный участник проекта — антигерой Владимир Ажиппо, тюремщик, специалист по допросам, автор книги «Не зарекайся». После сцены вербовки в «Дау. Наташа» его уже не выкинешь из головы, а после «Дегенерации» он точно войдет в каталог величайших кинозлодеев. Умер другой важнейший человек из Института — физик Алексей Блинов. Печальная рамочка вокруг его имени, возникшая в титрах, стала новостью даже для тех, кто внимательно следит за судьбой проекта. Не спросишь и свинку, которую при камерах, а главное на глазах у институтских зарезал неонацист Максим Марцинкевич.
«Дау» — ведь не про 1930-е или 1950-60-е, а про вечную Россию в смутных и навязчивых представлениях о ней (можно с таким же успехом открыть томик де Кюстина).
В этой по-настоящему мерзкой сцене, как и в сцене с отбойными молотками, пенетрирующими асфальт, выпукло предъявлен инструментарий творческого метода и порожденные им трудности. Залив пол настоящей кровью, Тесак с подручными отрубают свинке две задние ноги, но так и не могут решить, что же с ними сделать: бульон что ли сварить? Остальную тушу они заворачивают в ковер и выбрасывают. Кажется, авторы «Дау» находятся в похожей ситуации: наделано много шума, пролито много крови, все уже в шоке, и свиные ноги отдельных эпизодов уже поехали на фестивали, а 700 часов обречены тухнуть где-то на заднем дворе. Как это всё готовить? Кто будет всё это есть?
Проект «Дау» оформлен невероятными творческими усилиями и имеет крепкую философскую подкладку, но исполнен драматичных внутренних противоречий. Это бросается в глаза в «Наташе» (режиссер монтажа и соавтор — Екатерина Эртель), где особенно силен контраст умышленного, придуманного Денисом Шибановым мира (с этими травматичными, замкнутыми в тесное пространство формами из арсенала Малевича) и неумышленной как будто жизни. Изматывающая импровизация (пьяные дрязги навевают скуку) сталкивается с тотальным давлением театральной сценографии. Кажется, визуальные обстоятельства места, поначалу были призваны остранять шоковый контент, превращать его из материала памяти в материал сна. «Дау» — ведь не про 1930-е или 1950-60-е, а про вечную Россию в смутных и навязчивых представлениях о ней (можно с таким же успехом открыть томик де Кюстина). Карцер с троном параши и издевательски задранным умывальником невозможно воспринимать иначе как сюр. Но с остранением что-то не вышло. Почему взрослые, опытные, видевшие тысячи фильмов люди воспринимают эпизод с бутылкой как нечто «реальное», действительно произошедшее? Не думаю, что к такому эффекту стремились авторы. На мясе зафиксированных «жизненных» эксцессов они все-таки пытались выстроить вполне себе традиционный фильм — такой вполне могли бы снять Пазолини или Фасбиндер. Но алкогольные скандалы и гиперболизированное насилие в фантасмагорическом пространстве не работают.
В растормаживающей водочной вакханалии, где непрофессионалам как будто не найти себе места (у них нет роли, вот и путаются как котята), прежде всего обращаешь внимание на сосредоточенную драматургию Владимира Ажиппо. У него партия, к которой вела его жизнь. Этот опыт трудно оформить, переплавить в действительно художественное, поэтому в тонкости «Дау. Наташа» не уличить. Но при этом он гипнотически аморально эффектен. В «Дегенерации» Ажиппо разрастается до масштабной темной фигуры, на которой сходятся все ниточки институтской паутины: от Тесака с его речами про вред алкоголя для селекции прямоходящих приматов до математика Дмитрия Каледина, который ратует за экономику знаний и хочет к 2020 году (момент выхода «Дау» в большой мир) достичь точки сингулярности.
Эпизод дает внятное представление о том, что находиться на площадке могли лишь те, кто был готов к трансгрессивному опыту, выходу за пределы привычных обстоятельств.
За этими разговорами следить куда любопытнее, чем за пьяными вздохами о любви, и это наталкивает на мысль о том, как призрачна на самом деле в «Дау» фигура автора, хоть пресса и приписывает ему амбиции бога. Чтобы эта пьеса действительно работала, персонажи должны были сами написать себе роли. В «Дау» нет ничего, что не смогли бы сыграть профессиональные актеры, но работая с ними, пришлось бы действительно стать постановщиком — навязать свою волю, объяснить смысл и обрисовать задачи. А здесь вместо задач поставлен дом с фальшивыми стенами. И говорит нейросеть.
DAU. Эксцесс, истерия, разрушение
При этом поделенную на главки и украшенную закадровыми еврейскими мудростями «Дегенерацию» (режиссер монтажа и соавтор — Илья Пермяков) можно счесть художественной победой — спокойный голос раввина, озвученного в Париже, кажется, Дени Лаваном, сближает мир «Дау» с Маликом и Триером. При своем хронометраже, центробежной силе материала, его стремлении к хаосу и распаду, эта лента хорошо структурирована и вполне драматургична — достойный финал вавилонской башни. Странно, что не «Дегенерация» оказалась в основном конкурсе. Этот шестичасовой (так в Берлине) фильм можно смотреть и как автокомментарий проекта («Дау» говорит сам о себе), и как философский спор с тяжкими телесными повреждениями, он диалектичен и достаточно откровенен.
DAU. Темные начала
Здесь же подробно предъявляют технологии «дау-насилия»: экранное столкновение ассистента Марины Абрамович Эндрю Ондрежака с бандой Тесака, которая ловит его по коридорам института. Эпизод дает внятное представление о том, что находиться на площадке могли лишь те, кто был готов к трансгрессивному опыту, выходу за пределы привычных обстоятельств. «Дау» — это и реальность, и игра. Его границы призрачны во всем, а скандалы, которые сопровождают проект сейчас и будут сопровождать в дальнейшем, — прямое следствие этой призрачности любых рамок. Более того, абсолютное принятие проекта или резкая неприязнь к нему, заложены самим фактом просмотра: «Дау» настаивает на взаимодействии, прямом участии зрителя. Что-то тянется к вам с экрана. Но в темноте все-таки светится лампочка «выход».
Читайте также
-
Про сломанность и нежность — «Кухня» Алонсо Руиспалашиоса
-
Берлин-2024: Границы бессилия — «Мелочи жизни» Тима Милантса
-
Жуан Канижу: «У моих героев нет шансов понять друг друга, но у нас они есть»
-
Берлин-2023: Пустыня, тайники и травма — «Лимб» Ивана Сена
-
«Красное небо» и синие сны Кристиана Петцольда
-
«Ты не знаешь, что там дальше» — О фильме «Клетка ищет птицу»