Чтение
Виктор Дёмин
Виктор Дёмин

Бако Садыков. Едкая сладость притчи


Бако Садыков

И было детство, и был город, засыпаемый песком, и плотный солнцепек, и была огромная рыба на арбе, невесть откуда взявшееся чудо, ее хвост расчерчивал дорожную пыль, и ребятишки бежали за ним.

Бако Садыков рассказывает мне свой новый сценарий. В основе сценария давний случай, и в рассказе о той поре, как и в воображении художника, бывшее смешивается с фантастичным. Он видит эту рыбу, ее огромный глаз, в котором отражаются перевернутые дома, он видит себя, нет, не себя — другого мальчугана в знакомой драной маечке, в выгоревших трусах…

В ту пору местные власти взялись упрочивать научный атеизм. Священная книга, сохраняемая дома, могла обойтись очень дорого. Кто там разберется в забытой арабской вязи? По вечерам тайком старые книги уносили на кладбище. Мальчик топал мимо книжного кладбища, жаркий ветер дышал в лицо, и книжная мудрость людей, шурша страницами, уступала немому забвению времени…

Бако Садыков — поэт, увлеченный поэт экрана. Впрочем, сначала он был театральным режиссером.

Дипломный спектакль он поставил в Самаркандском театре по пьесе Мустая Карима «В ночь лунного затмения», и защитился им на «отлично».

Затем работал на «Таджикфильме», вторым режиссером у Бориса Кимягарова в фильмах по «Шахнаме» Фирдоуси.

Первый документальный фильм Б. Садыкова «Перевал» (1971 г.) получил приз Всесоюзного кинофестиваля о рабочем классе в г. Горьком «За поэтический фильм».
Потом работал на документальной студии. Самый обычный репертуар — киножурналы, хроника, одночастевые, двухчастевые сюжеты… Прекрасная, однако, школа.

Когда несколько лет спустя он встал перед экзаменационной комиссией Высших режиссерских курсов, то прошел на одни «пятерки».

— Эмиль Лотяну после моего этюда обнял меня и заплакал.
— Так-таки заплакал?
— Почти заплакал. Что я буду сочинять?

Это я давно уже заприметил за ним: реакции вполсилы у него не бывает. От его этюдов, историй, фильмов кто-то обязательно приходит в ярость (тупой чинодрал, долдон), а кто-то — кротко заливается светлыми слезами (чистая душа, отзывчивый человек, умница).

«Благословенная Бухара». Реж. Бако Садыков. 1990

Посмотрим теперь, как возникают шедевры. «Адонис XIV», ученическая курсовая одночастевка, до сих пор остается лучшим, что есть в творчестве Садыкова, даже в сравнении с полнометражной двухсерийной лентой. Какой добрый дух диктовал ему этот замысел? Какая сила наполнила энергией оригинальности? Какое волшебное слово обеспечило внутреннюю свободу, раскованность, возвышение над замыслом, без чего в искусстве не выпадает свершений?

Оказывается, всему виной ситуация полного отчаяния. Первый курс был прожит как в угаре — угаре упоения успехами, угаре московской студенческой жизни. Вдруг разом оборвалось — посыпались неприятности. Завалены экзамены, не сданы зачеты, встал вопрос об отчислении. Значит, нужен был не просто успех, но такой, чтобы разом расквитаться за все.

Бако Садыков берет кинокамеру и отправляется на бойню.

Чего только потом не выпадает на его долю в связи с «Адонисом XIV»! Будут спрашивать: «Вы вегетарианец?». Будут уточнять: «Почему вы так не любите людей?» Восхитятся: «В 1977 году — такой мощный призыв к охране природы!» Что ж, не побоимся своей благоглупости: для меня этот девятиминутный фильм — новый, козлиный вариант притчи о царе Эдипе. Помните, в первых кадрах — горная идиллия с водопадом, сахар, протянутый на открытой ладони? Одному козленку не понравилось лакомство — гуляй свободно, тебя не купишь. Другой радостно затрепетал — все, ты наш. И вот он шагает, как разодетый глава религиозной, обрядовой церемонии. С колокольчиками на рогах, а в глазах — блеск самоупоения. А за ним все — овцы, коровы, даже лошади… Снова и снова проводит он всех к забойному цеху, получает в закутке положенный сахар, выскальзывает через боковой ход на опустевший двор бойни, в недоумении оглядывается: а куда все подевались?

Как же безмятежно его маленькое, по-человечески понятное тщеславие! Служитель убийц, профессиональный провокатор, чья сладость бытия покупается морем чужой крови, он в собственных глазах остается безгрешным херувимчиком — до той злосчастной, но неотвратимой секунды, когда по оплошности свернул не туда и увидел работу машин, сдирающих шкуру с его ближних. Дивная подробность: дают сахар — он потерянно отворачивает морду. Еще деталь как удар под дых: этот невостребованный сахар человеческие пальцы спокойно кладут в стакан с чаем… И два страшных, почти человеческих козлиных крика — стон трагического узнавания и всхлип-вскрик ужаса перед обрывающейся жизнью, прожитой, оказывается, в преступном ослеплении…

Мнение Алексея Германа: «В этой девятиминутной истории есть характер и есть судьба».

Мнение Ролана Быкова: «Козел, исполнитель роли Адониса XIV, — гениальный актер».

Мнение Элема Климова: «Каждому, кто смотрит эту новеллу, полезно оглянуться вокруг себя — а чем обеспечено его благополучие?».

Декабрь 1986-го — почетный приз Международного кинофестиваля в Мангейме, январь 1987-го — «Гран-при» кинофестиваля в Западном Берлине.

Как радостно! И как печально.

Печально потому, что полных десять лет «Адонис» был фактически под арестом — без всякого следствия и суда. Кому-то из высоких руководителей показалось, что: «Нет, это уж слишком!» И — привет! Картину не разрешали вынести за стены Курсов, на самих Курсах старались показывать пореже, она вымарывалась из всех списков на смотры и фестивали короткометражных или студенческих работ. Оставались те, что не тревожили душу бюрократа, то есть не были настоящим искусством, а история прозревшего козла — она слишком волновала, могла того гляди навести зрителя «не на те» размышления.

Для диплома Садыков снял трехчастевку «Глиняные птицы», хорошую, неожиданную драматическую ленту, попытку из красок и форм таджикской земли, из культурного и исторического ее наследия вывести принципиально новый язык кино, без «европейского» иллюзионизма и без «восточной» орнаменталистики.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить