Вообразительное искусство: Внутри самого себя
Начав с утверждения, что кино — это встреча, я вижу, как вокруг меня стремительно возникает целая вселенная взаимосвязанных встреч. Кино — это встреча, разговор между автором и зрителем. Кино — это встреча творческой группы, тех, кто создает кино вместе, вкладывая самих себя во встречу со зрителем. Но кино — это еще и важная встреча и удивительный разговор с самим собой. И даже более того, кино — это встреча с разными героями внутри себя, например со своим внутренним ребенком. Что ж, похоже, чтобы создать сценарий анимационного фильма, надо совершить путешествие через все эти встречи.
Особенно трудно мне принять, что внутри меня, а стало быть, и внутри каждого человека, есть разные люди. И это не просто образ. Это факт. На самом деле если этого не знать и на это не опираться, то вряд ли вам удастся создавать истории или писать сценарии анимационных фильмов. Это принципиально важное понимание, потому что на нем выстраивается вселенная главного героя любой вашей истории. Вы встречаетесь с собой и из себя создаете вашего героя. Создаете из себя, потому что другого материала — просто нет. А из внутреннего мира вашего героя создаются все остальные персонажи, потому что они должны играть вашего главного героя. Как короля играет свита. А из этого следует важное правило: если какой-то герой не работает на главного героя, то он не только не нужен, а обязательно мешает, и от него надо избавляться. Все герои вашего фильма всегда должны быть подчинены вашему главному герою и рождаться именно из его внутреннего мира. Поэтому так важно видеть, что в любом человеке прячутся разные люди, разные герои. К слову сказать, этот образ неплохо отыграл М. Найт Шьямалан в своем фильме «Сплит» (2016), где главный герой страдает психическим расстройством, и в нем борются целых двадцать три личности.
Другой прекрасный пример — драматургическая формула Антона Павловича Чехова: «Герои говорят одно, думают другое, а делают третье». Она иллюстрирует конфликт, заложенный в каждом человеке, конфликт разных желаний, конфликт разных героев в одном. И из этого возникает ткань драматургии — человек противоречив, и в самой жизни полно противоречий. Именно противоречия как конфликт являются основой любой истории. Почему мы говорим одно, думаем другое, а делаем третье? Это очень интересный вопрос. С этим же работает и психоанализ, рассматривая взаимоотношения разных сторон одной и той же личности. Психология как наука о внутреннем мире человека должна быть крайне интересна любому сценаристу, ведь искусство исследует то же самое пространство по имени человек. Недавно моя жена Надя рассказывала своему психоаналитику, как обвиняла и одновременно защищала меня — обвиняла одну часть моего «я» и защищала другую. Психоаналитик в этот момент радостно встрепенулся, ведь он увидел за этим практический инструмент для работы — разделять обидчика и защитника внутри одного и того же близкого человека. Карл Густав Юнг даже нашел базовые архетипы, врожденные психические структуры в поле коллективного человеческого бессознательного.
Как-то раз мы с Надей были в Индии, в одной маленькой деревушке, где встретили гуру. Не стоит пугаться слова «гуру», для Индии такие люди — дело привычное. Это был молодой, крепко сложенный, улыбающийся индус с характерно черной для тех мест кожей. Звали его Сантим. Он жил и работал менеджером среднего звена в большом городе Бангалоре, но пару раз в год приезжал в эту маленькую деревню на побережье, чтобы помогать людям. Он лечил от многих болезней, он говорил с людьми, помогал советом в трудной ситуации. На денежные подношения, которые оставляли ему в благодарность, он каждое утро покупал еду нищим и развозил ее на своем мотоцикле по ближайшим храмам. Таким образом он даже благодарность снова превращал в помощь. Наше знакомство тоже началось с его помощи. Меня он научил ездить на мотоцикле, а Надежду Георгиевну вылечил от обострения старой болезни. Я начал каждый день бывать у него в гостях и с интересом слушал его истории, в которых раскрывалось его понимание мира.
Однажды к нему в гости напросился наш русскоязычный сосед — у него было желание пройти курс индийской традиционной медицины, но курс стоил дорого, а выбирать среди множества предложений, которыми пестрила реклама на каждом шагу, он ленился. Я не очень хотел брать его с собой, но не мог и отказать в помощи.
Когда мы приехали к Сантиму, мой спутник, даже не успев войти в дом, сразу же стал описывать свою проблему и просить совета. Сантим выразил удивление относительно такого страстного желания пройти дорогой курс. «Who is the king of you?» («Кто король тебя?»), — спросил он с добродушной улыбкой. Мой спутник опешил, он не понял смысла этого вопроса. Я тоже не понимал, и Сантим повторил свой вопрос во второй и в третий раз. Это стало злить моего спутника, и тогда Сантим объяснил, что внутри каждого из нас есть королевство, в котором есть король, и у этого короля есть подданные (целое королевство!), о которых он должен заботиться и которыми он должен достойно управлять. И у короля есть помощники — министры или советники. Самый главный министр — это военный министр. Это очень важный человек, ведь на нем лежит ответственность за безопасность всего государства. Но и министр медицины важен, ведь болезни и эпидемии могут быть не менее опасны, чем вторжение врагов. Но и министр внутренних дел крайне нужен, ведь если внутри государства начнутся противоречия, то дело может кончиться свержением государя. И если дальше продолжать, то оказывается, что все министры очень значимы, но каждый по-своему — министр образования, министр экономики, министр культуры… Но есть только один человек во всем королевстве, который принимает решения, — это король. «Так кто король тебя?» — вновь задал свой вопрос гуру.
Эта история показалась мне очень важной, потому что не только открыла для меня вселенную моего внутреннего «я», но объяснила первое правило такой вселенной — невозможно удовлетворить интересы и желания всех министров. И именно из этого рождается драматургия, рождается внутренний конфликт и напряжение — нам всегда приходится выбирать что-то, выделять что-то из всего остального, делать на чем-то акцент. Из всех желаний выбирать одно желание, из всех страхов больше всего бояться чего-то одного. И в кино, для того чтобы выразить внутренние страхи, желания или сомнения главного героя, мы выносим их вовне, превращая в персонажей, которые вступают в отношения с главным героем. Самый большой страх становится антагонистом, сомнение становится спутником героя и так далее.
И любое кино всегда будет про отношения, про человеческие отношения, про отношения с другими и про отношения с самим собой. Так же, как любая музыка, скульптура или история. Потому что есть только один язык, доступный человеку, — человеческий. Только на этом языке мы разговариваем друг с другом и сами с собой. Он может быть образным или конкретным, но он всегда будет человеческим. Андрей Арсеньевич Тарковский в «Солярисе» (1972) говорит устами своего героя:
«Должен вам сказать, что мы вовсе не хотим завоевывать космос. Мы хотим расширить Землю до его границ. Мы не знаем, что делать с иными мирами. Нам не нужно других миров, нам нужно зеркало. Мы бьемся над контактом и никогда не найдем его. Мы в глупом положении человека, рвущегося к цели, которая ему не нужна. Человеку нужен человек».
Поэтому, работая над любой историей, я всегда в первую очередь вглядываюсь в отношения между героями, я помню, что история — это всегда встреча.
Но зачем же нам нужна встреча? Чтобы познать самих себя. Если упрощать (что всегда полезно), то в жизни все время задаешься только одним вопросом — что происходит?! Возможно, этот вопрос — наш единственный спутник в течение всей жизни. Базовый вопрос, все еще связанный с нашим выживанием. Он никогда не дает покоя и постоянно требует все новых и новых ответов. И в десять лет, и в двадцать, и в тридцать шесть. А понять происходящее — очень не просто. Меня поражает, что все окружающие люди — это не я. Как они могут быть не я?! Мне невозможно это принять. Я не могу с этим смириться. Я пытаюсь понять людей, но оказывается, что они другие, они чувствуют иначе, чем я, думают иначе, чем я.
В моей памяти остался яркий момент из детства, когда моя мама Елена Михайловна присела рядом со мной и сказала: «Мишенька, мне надо сказать тебе одну очень важную вещь. Ты, пожалуйста, запомни ее на всю жизнь. Все на свете одиноки. И ты всегда будешь одинок. Что бы ты ни делал, ты всегда будешь одинок». И вот сдается мне, что мама была права. И именно одиночество лежит в основе всего. И самое яркое желание каждого из нас — преодолеть наше личное бескомпромиссное, тотальное одиночество. Именно это толкает нас на то, чтобы встречаться друг с другом, рассказывать друг другу истории, снимать фильмы. После того разговора с мамой я написал короткое стихотворение:
«Встретились два одиночества —
Имя и отчество».
Я часто вспоминаю его. Каждый раз, когда сажусь за историю. Мне кажется, что это как краткий пересказ романа «Сто лет одиночества» (1967) Габриэля Гарсиа Маркеса. Все, что только можно наблюдать внутри себя и снаружи, является лишь интерпретацией этой базовой темы одиночества. И применительно к сценаристике так же. Будь то фильм ужасов, детектив, комедия или эротика — за всем этим только одиночество и попытка его преодолеть. В современной сценаристике есть целое направление про архетипы, на которые опирается любая история, и я долгое время пытался пойти дальше и увидеть самый базовый архетип, стоящий за всеми остальными. Сейчас я уверен, что этот архетип — одиночество. Мы пишем сценарии и снимаем фильмы, чтобы найти другого человека и встретиться с ним. И даже если нам кажется, что цель намного проще (заработать денег или увидеть свое имя в титрах), то за этим стоит то же самое — мы хотим быть богатыми и известными, чтобы с нами хотели встретиться, чтобы мы наконец преодолели свое одиночество.
Сценарист и педагог Александр Владимирович Молчанов говорит, что бывает герой без истории, но истории без героя не бывает. Невозможно придумать историю, в которой ничего не происходит. А если что-то происходит, имеется какое-то действие, то всегда должен быть тот, кто является причиной действия, должен быть герой. Для анимационного кино это особенно характерно, потому что именно в нем героем может легко стать неодушевленный предмет или даже какое-то явление. Когда на своих лекциях я предлагаю залу в качестве быстрого упражнения попробовать придумать историю без героя, то максимум, на что хватает воображения, — истории про падающий снег или абстрактный треугольник. Конечно, и снег и треугольник могут быть и становятся героями. После чего я показываю анимационный фильм «Ленин и Сталин. Жили-были» (творческое товарищество «За анонимное и бесплатное искусство», 1997), где два главных героя представляют собой квадрат и треугольник.
Но со временем я понял, что и героя без истории быть не может, потому что герой рождается только тогда, когда мы что-то о нем узнаем, а все, что мы о нем узнаем, обнаруживается только через действие героя. И как только герой начинает действовать, сразу же рождается история. Герой и история всегда слиты воедино, как не бывает действия без причины и причины без действия. Отсюда можно сделать вывод, что кино рождается с любого конца — вы можете выстраивать историю, начиная с героя, можете начинать с события, образа или детали. В любом случае, вам всегда придется ставить перед собой вопросы и искать ответы на них.
Когда мы создаем историю, рождаем главного героя, мы проецируем его из себя. Так происходит с нами не только в работе над историей, но и вообще в жизни. Мы не можем показать себя такими, как есть, мы показываем лишь своего героя. Чтобы увидеть нас такими, какие мы есть, пришлось бы родиться и прожить нашу жизнь, стать нами, а это невозможно. Никто не может увидеть нас целиком. Даже те люди, которые прожили с нами рядом много-много лет. Потому что в жизни мы намного сложнее и больше любого, даже самого сложного и глубокого героя. И сама жизнь намного больше и сложнее любой истории. История никогда не будет равняться жизни, а герой никогда не станет живым человеком. Чтобы показать себя другим, нам приходится упрощать. Внутрь впустить не получится (отсюда одиночество), а вовне можно показать лишь чуть-чуть себя, что-то простое и понятное. Мы показываем упрощенного себя-героя (у каждого есть маски) при личной встрече с кем-то, в «Фейсбуке» мы создаем себе витрину или пишем сценарий про героя, который всегда будет упрощенной частью нас самих.
Есть такой миф, что выдуманный герой живет своей собственной жизнью, неподвластной автору. Об этом часто любят спрашивать журналисты. Видимо, эта допустимая область бытовой мистики щекочет воображение. Да, автор неизбежно вступает в отношения со своим собственным героем, и это еще одна важная встреча, и это опять встреча с самим собой. Где заканчивается автор и начинается герой? Где заканчивается герой и начинается автор? Как в случае с шариком-головой, надетым на указательный палец ладони кукловода, границы героя определить невозможно, потому что герой и автор слиты воедино. Именно глядя на своего собственного героя, наблюдая за ним, присматриваясь к нему, можно понять что-то про себя самого. И тут важной является безопасность — именно в искусстве (литературе, кино, музыке и так далее) мы можем получить безопасный ограниченный опыт проживания «чужой» жизни. Но чужую жизнь прожить невозможно — мы можем увидеть только то, что есть в нас самих. Человек, который никогда не врет, не сможет увидеть ложь. И наоборот — если мы видим ложь, значит, она есть и в нас самих. Мы можем прожить только свою жизнь, и в любой истории мы опираемся только на самих себя и как авторы, и как зрители.
Язык искусства — язык упрощения. За счет упрощения (обобщения) у нас есть шанс выстроить связь с другими, выстроить отношения, преодолеть одиночество. В любой встрече мы будем стараться быть понятыми, чтобы вызвать сопереживание. Несколько лет назад я бросился из анимации в кукольный театр, сам стал актером, вышел на сцену. На то было несколько причин, но самая главная состояла в том, что в анимации мне не хватает встречи, не хватает сопереживания. Двадцать лайков и пять комментариев после выхода фильма для меня мало, чтобы почувствовать связь со зрителем, связь с живым человеком. Человеку нужен человек — это означает, что нам нужно, чтобы нам кто-то сопереживал, только тогда мы избавляемся от одиночества. На своих лекциях я люблю спрашивать зал о двух основных инструментах любого автора, будь то художник, сценарист или режиссер. Можно долго перебирать разные конкретные или абстрактные инструменты, такие как карандаш или зрение, но основными являются ум и сердце. И начальная, совершенно необходимая ступень сценаристики — писать понятно и интересно. Если герой не будет понятным, если не будет понятно, что с ним происходит и по какой причине, то зритель не досмотрит кино до конца и уж тем более не будет сопереживать герою. И неудачных примеров в этом смысле огромное множество. В любой встрече мы пытаемся найти такие слова для собеседника, чтобы он понял, что мы хотим сказать. Так же и в кино — нам необходимо быть понятыми. И только благодаря собственному уму мы можем провернуть такой фокус. С помощью ума мы упрощаем свою внутреннюю жизнь и рождаем понятного другим героя, чтобы через этого героя рассказать о самих себе и тем самым вызвать у зрителя живой отклик. Сопереживание можно пробудить, только если говорить от сердца и про сердце. А единственная функция сердца — болеть. Пока сердце бьется и толкает кровь, оно болит. В основе любого искусства лежит боль. Искусство не рождается из того, что «все хорошо» и «все в порядке». И если вы хотите писать истории, создавать сценарии, делать кино, забудьте про гонорары и титры, забудьте про продукт и контент, про жанры и индустрию развлечений. Единственное, что вам надо держать в поле вашего зрения, — боль вашего сердца и возможности вашего ума, чтобы найти нужные слова для выражения этой боли.
Я вижу всего пару веских причин браться за сценарий анимационного фильма — попытаться избежать одиночества (встретить человека) и узнать что-то про самого себя (встретиться с самим собой). На сценарных курсах, которые я веду, мое первое задание слушателям — выбрать свой самый любимый (важный, главный, близкий) анимационный фильм.
Этот выбор очень важен, потому что является первой осмысленной учебной встречей как с другим, так и с самим собой. Мы действительно можем сблизиться с другим человеком и избежать одиночества. Знакомо ли вам чувство восхищения, что кому-то удалось высказать то, что вам не удастся ни в жизнь? Например, Александр Сергеевич Пушкин смог сказать именно так, как мечтали бы сказать вы сами, но вот только у вас вряд ли получится. Я обычно чувствую себя в этом смысле как собака: все чувствую, все понимаю, но сказать так не могу. А Александр Сергеевич смог! Вот как будто моими словами! Точно в цель! И в этот момент я чувствую удивительную связь с автором, неимоверную близость с ним. Даже несмотря на то, какие мы разные, даже несмотря на то, что Александра Сергеевича давным-давно и в живых-то нет. В живых нет, а близость есть. И, как мне кажется, вот эта близость больше всего важна в связи зрителя и автора.
Когда я выбираю самый главный для себя фильм, я могу попытаться понять, как этот фильм устроен. Увидеть и понять его свойства. Это принцип разложения, анализ. Как дети разбирают игрушку, чтобы посмотреть, из чего она состоит. И первым делом я пытаюсь составить список прилагательных, соответствующих этому фильму: смешной, простой, трогательный и так далее. Этот список становится для меня путеводной звездой, потому что говорит многое обо мне самом, о том, какой я, что для меня является ценным и важным. Писать сценарии имеет смысл, ориентируясь именно на этот список, потому что он предельно личный и субъективный. И попытка создания нового сценария из списка свойств вашего самого важного фильма — это действие нескольких базовых рабочих принципов: принципа разъединения, соединения и аналогии. Вы разъединяете фильм на свойства, а потом соединяете свойства и получаете сценарий. Разложили сценарную основу фильма на части — принцип разложения, а потом соединили в другом сценарии — принцип соединения. И чтобы добиться схожести этих двух сценариев, применили принцип аналогии. Руководствуясь только этими тремя принципами, вы можете бесконечно совершенствоваться и двигаться вперед.
Два ваших главных инструмента — это не пишущая машинка, не бумага и не карандаш. Два главных ваших инструмента — это голова и сердце. Принципы схожести, разложения и соединения — это возможности головы, а выбор делает ваше сердце. Уверен, что вам надо все время работать именно в такой парадигме, научиться видеть, что с вами происходит, когда вы работаете, что вы все время пользуетесь двумя инструментами: умом и сердцем.
Часто случается так, что человек приносит мне сценарий, я его читаю и вижу, что все только от головы, и поэтому история очень холодная, в ней нет жизни, она как мертвое тело. Автор по-настоящему не болел, не переживал за своих героев, не любил их. Герои хуже, чем пешки в шахматной партии. И если автор не переживал за своих героев, то и зритель, конечно же, тоже переживать не будет.
Или обратная ситуация — человек, очень сердечный и страстный, приносит сценарий, в котором видно, как он горит, любит, мечтает, страдает, но в истории ничего не понятно, совсем нет головы, нет логики и структуры, все бессвязно, все разваливается. Для того чтобы писать сценарии для анимационного кино, вам надо задействовать оба ваших главных инструмента на полную катушку — и голову, и сердце. С годами я пришел именно к такому пониманию красоты — красота в соединении ума и сердца.
Читайте также
-
Его идеи — К переизданию «Видимого человека» Белы Балажа
-
Лица, маски — К новому изданию «Фотогении» Луи Деллюка
-
«Мамзель, я — Жорж!» — Историк кино Борис Лихачев и его пьеса «Гапон»
-
Сто лет «Аэлите» — О первой советской кинофантастике
-
Итальянский Дикий Запад — Квентин Тарантино о Серджо Корбуччи
-
Опять окно — Об одной экранной метафоре