Александр Велединский. Пацанское счастье
Александр Велединский. Фото: Никита Павлов
Назвав свою дипломную короткометражку «Анфан Террибль», Александр Велединский невольно предопределил, кто будет героем большинства его фильмов, — трудный подросток, какой бы возраст ни был указан в его паспорте и какой бы серьезный социальный статус он ни занимал. В «Анфан Террибле» расхожие цитаты из гангстерских фильмов разыгрывают малолетние артисты, почти дети, но и в дальнейшем, используя уже вполне взрослых актеров, Велединский последовательно отыскивает в них нечто если не инфантильное, то подростковое — нечто простодушное и доверчивое, хоть и прикрытое хулиганством.
Это относится и к его второй работе — получасовому фильму «Ты да я, да мы с тобой» по рассказу Вячеслава Пьецуха «Двое из будки 9-го километра». Режиссер густо наполняет фильм визуальными деталями, не предусмотренными в очень лаконичном первоисточнике, и заметно переиначивает его смысл и интонацию. Уединенная жизнь двух братьев-железнодорожных обходчиков не то чтобы становится счастливее, но градус озорства в ней резко повышается, и в спертую атмосферу пьецуховского рассказа задувает ветер, если не надежды, то веры в существование какого-то другого пространства, другой географии. Выложенная на железнодорожной надписи кирпичами приветственная надпись для пассажиров «Попутного ветра в жо», окончанием которой служат настоящая голая задница обходчика, становится чем-то вроде философского кредо, послания окружающему миру, которое в той иной форме транслирует лирический герой Велединского — будь то бандит Саша Белый из «Бригады» (соавтором сценария которой был Велединский), юный Эдуард Савенко из «Русского», свободный от зла и от добра учитель Служкин из фильма «Географ глобус пропил» или судья Скляр из сериала «Закон».
В одном из эпизодов «Закона» есть камео режиссера, подбегающего к газетному киоску с вопросом «„Искусство кино“ есть?» — и действительно, Велединский стал одним из немногих российских режиссеров, которым удалось вживить в телевизионный формат элементы киноискусства, несмотря на то, что и в «Законе» можно обнаружить достаточное количество драматургических клише и натяжек, характерных для сериальной продукции. Есть они и в другом телевизионном опыте Велединского — 4-серийном военном детективе «Ладога», на котором режиссеру пришлось освоить масштабный action и отказаться от юмора, лежащего в основе его мировосприятия, даже если речь идет о довольно щекотливых предметах: скажем, о психологических травмах вернувшегося из Чечни контрактника в фильме «Живой». Мало кто, кроме Велединского, додумался бы сделать на пафосную тему «эха войны» трагикомедию о привидениях, но именно такой парадоксальный заход позволяет «Живому» по-настоящему задевать за живое и видеть в мертвых воинах еще совсем не успевших пожить мальчишек.
Мальчик, который торопился жить и успел многое — будущий Эдуард Лимонов, в «Русском» делает первые, но далеко не робкие, поэтические шаги, по криминальному Харькову и возносит к небу наивную молитву: «Господи, если ты есть, сделай так, чтобы моя жизнь была необыкновенной, чтобы она была, как в книгах, и чтобы я всегда побеждал, был бы самым-самым героем, и чтобы меня все любили». Герой фильма «Географ глобус пропил» идет еще дальше и хочет быть не героем, а «современным святым», правда, в специфической интерпретации: «Чтобы я никому не был залогом счастья и мне никто не был залогом счастья. Но при этом чтобы я любил людей». Предложенный еще в «Ты да я» буквенный транспарант «Попутного ветра в жо» в «Географе» сменяется возвышающейся на берегу Камы надписью «Счастье не за горами», хотя частицу «не» режиссер поначалу закрывает кузовом проезжающего грузовика, избегая скоропалительного ответа на вопрос, в чем и где оно, мужское, точнее, пацанское счастье.
Следующая картина Велединского, много лет вынашивавшийся проект «В Кейптаунском порту», еще больше расширяет географию поисков этого счастья и закидывает сюжетные линии в разные концы земного шара, но лишь для того, чтобы показать, с какой неизбежностью все расходящиеся паутиной экзистенциальные маршруты, меридианы и параллели сходятся в одной точке — человеческом сердце.