Александр Миндадзе на «Чапаеве»
Александр Миндадзе
В 2020 году ожидается выход нового фильма Александр Миндадзе «Паркет». Мы публикуем фрагмент сценария и предшествовавший съемкам разговор режиссера с Василием Корецким:
«Фабула такова: после 25-30-летней разлуки бывшие танцоры, профессионалы и любители, встречаются на юбилее клуба. Туда приезжает и мужчина с говорящей кличкой Какаду. Вообще героев трое. Им около пятидесяти. Мужчина и две женщины. Когда-то их знаменитый танец коллеги в шутку называли “Я и две мои телки”. Все эти годы Какаду не виделся с партнершами, расстались очень плохо, поскольку их связывал не только танец, но и разного рода любовные отношения. Одна едва успела стать его женой, как Какаду, по его собственному выражению, залез на другую, а потом та, другая, его бросила, ушла, и все распалось. И вот теперь им предстоит повторить тот самый танец втроем.»
Эскиз к фильму «Паркет». Графика Оксаны Костюченко
Мария Кувшинова, написавшая об Александре Миндадзе большую книгу, рассказывает о его драматургии:
«Разрушение грамматических структур в сценариях Миндадзе ускоряется одновременно с ускорением распада системы, который потребовал “сброса настроек”. Жертвы и свидетели кораблекрушения в “Армавире!” не имеют ни сил, ни времени на построение правильных фраз. <…> Утрата речи — симптом одичания и обнуления. Еще недавно слово обладало весом, могло защитить, и поэтому первый сценарий Миндадзе, поставленный Абдрашитовым, назывался “Слово для защиты”. Теперь слово может пригодиться только как пароль для различения “своих” и “чужих”, но это пароль ненадежный».
«Отрыв», реж. Александр Миндадзе, 2007
Дмитрий Быков формулирует главную тему режиссера и сценариста:
«Миндадзе интересует мир после катастрофы. Это единственная тема. Мир, в котором что-то непоправимо кончилось. Он его вокруг себя видит, так воспринимает реальность, она для него вся — последствие взрыва, извержения, предательства, социального разлома. Мы живем во Вселенной, пережившей Апокалипсис. И более мелкие катастрофы в фильмах Миндадзе — Абдрашитов их снимал, или Учитель, или Прошкин, — не более чем наглядные и лаконичные версии той, главной. Всякая жизнь — по крайней мере в двадцатом веке — есть жизнь ПОСЛЕ. После чего-то столь ужасного, что даже память об этом заблокирована».
Елена Горфункель о сценариях времен сотрудничества с Вадимом Абдрашитовым:
«Сценаристу А. М. нужен был не просто хороший режиссер, но человек той же природы — наблюдатель и хроникер, художник скрытой камеры и скрытых, но верных идеалов. Им оказался Вадим Абдрашитов, а когда к ним на время присоединился Олег Борисов, актер жесточайший, гений в изображении зла, прокурор по духу и принципам творчества, ясность их совместного высказывания была обеспечена. Однако применительно к сценариям А. М. ясность, пожалуй, не самоцель. И даже напротив того — он выбирает неясность».
Мария Кувшинова об идее «вненаходимости» в фильмах Абдрашитов-Миндадзе на примере «Парада планет»:
«Похищенное государством время оборачивается временем приключений. Герои хотят прожить его максимально полно, не растрачиваясь на то, что имеет значение в том мире, — в этом оно кажется незначительным: “Бабы, ключи, деньги — это все там, понял? Такой уговор, кому не нравится, плыви обратно…”»
Вадим Абдрашитов и Александр Миндадзе
В беседе 1982 года Александр Миндадзе и Вадим Абдрашитов обсуждают методы построения образа героя:
«Александр Миндадзе: Когда мы ставим задачу изобразить современного человека, прежде всего необходимо выявить способ его жизни, который часто явно не обозначен в его поступках, не “бросается в глаза” некими особыми жизненными проявлениями. Ведь есть такие герои, которым на вопрос “как строить свою жизнь?” или, проще сказать, “что делать?” ответить нечего, поскольку жизнь им в категорической форме этот вопрос не задавала. Такой герой чаще знает лучше “чего не делать” — допустим, не надо совершать подлости, жить нечестно, поступать не по совести и т. д., но знает он это все умозрительно, как прописи. По отношению к окружающей жизни, захватывающей его в свой беспорядочный круговорот, у него нет никаких сознательных требований, его нравственную программу сформулировать невозможно».
В 2003 году Александр Миндадзе рассказывает о «Магнитных бурях» и писателях в России:
«Рецензентом моего дипломного сценария был Геннадий Шпаликов, я подражал Евгению Григорьеву, любил сценарии Юрия Клепикова. Вот в какую компанию я попал. Поэтому мне трудно было не стать хоть кем-то в этой профессии… Когда люди заканчивали ВГИК, они работали сторожами, кочегарами. Взрослые нищие люди писали исповедальную прозу, кинопрозу и от этого дрожали и волновались. Конечно, желательно было ее потом продать, но это было не главное. Главное было написать. Поэтому человек, который заканчивал сценарный факультет ВГИКа, был писатель».
В 2005 году выходит фильм Алексея Учителя «Космос как предчувствие». Андрей Плахов рассуждает о нем, предчувствуя эру русских блокбастеров и реанимацию идеи «Русского космоса»:
«…она связана с лучшим десятилетием в истории ХХ века, когда люди действительно верили в светлое будущее и близкий космос, в мирный атом и братство народов. Именно тогда, сидя за железным занавесом, мы непонятно как, но ощущали себя частью цивилизованного человечества, к которому сегодня тщетно пытаемся примкнуть. Именно космическая мифология, если ее до конца раскодировать, может задышать в современном кинозале. Недаром в параллель появилась очаровательная мистификация екатеринбуржца Алексея Федорченко “Первые на Луне”».
«Магнитные бури», реж. Вадим Абдрашитов, 2003
Режиссерский дебют Александра Миндадзе «Отрыв» выходит в 2007 году. О фильме пишет Андрей Плахов:
«Сценарии Александра Миндадзе достигли такой литературной виртуозности, что для сюжетной плоти оставалось все меньше и меньше места. Тогда у кинодраматурга возникло желание самому сделать кино так, как оно написано. Поэтому загадки в сюжете не от режиссерской неопытности. И чтение сценария не больно поможет тем, кого фильм озадачил».
«Отрыв», 2007, реж. Александр Миндадзе
… и Алексей Гусев:
«“Отрыв” — фильм, снятый в отсутствие режиссера, и это “в отсутствие” срежиссировано самым тщательным образом. Фильм про то, как режиссера — нет, остался один драматург. <…> Растерянность большинства персонажей “Отрыва” сродни растерянности актеров, читающих драматургический текст вчистую, с листа, без режиссерского пригляда; жесткое самообладание оставшегося меньшинства — в том числе главного героя — исчерпывающая характеристика того единственного человеческого типа, что имеет шанс выжить в современном, пережившем крушение, мире: актер, который справится и так, на внутренних ресурсах»”.
Следующая работа Миндадзе — реконструкция чернобыльской катастофы. Читайте, что писал о фильме «В субботу» Василий Корецкий:
«Одышкой в “Субботе” мучаются не только герои: сама плёнка, кажется, бьётся, пульсирует и рвётся под напором гамма-частиц. Изображение у Миндадзе бунтовало и в дебютном “Отрыве”; взбесившуюся камеру тогда усмирял Шандор Беркеши. “В субботу” снят главным оператором “румынской волны” Олегом Муту, и то, что раньше казалось белым шумом, здесь приобретает хоть и безумную, но очевидную упорядоченность абстрактного экспрессионизма».
«В субботу», реж. Александр Миндадзе, 2011
«Да все там хороши, но главное — там поразительно хорош ни на кого не похожий, работающий в собственной, резко индивидуальной манере Миндадзе, нашедший наконец точный киноаналог своей новой прозе. Она ведь не всегда была такой, как сейчас, — в ней был и вполне традиционный нарратив; теперь же повествование с его рваным ритмом и кажущейся, строго продуманной бессвязностью, частыми инверсиями больше всего напоминает поток сознания Бенджи из первой части “Шума и ярости”».
Фрагмент литературного сценария фильма «В субботу» вы также можете прочесть на страницах «Чапаева».
Читайте две большие беседы с Александром Миндадзе о фильме «Милый Ханс, дорогой Петр».
В первой Нина Зархи разбирает сценарий и процесс съемки:
«Твой метод — овеществление сошедшей с ума действительности. “Ханс” — самая последовательная из твоих картин, потому что способ рассказа абсолютно равен идее. Перенасыщенная образность каждый раз подсказывает эмоцию, а она — смысл.
Александр Миндадзе: Я рад, что ты это заметила. Потому что я ничего не выдумывал искусственно. Например: ага, откажусь-ка я от “летящей” камеры “Отрыва” и “Субботы”. Чтоб удивить — мол, мы с Олегом и так умеем. Картинка вместе с замыслом родилась.. Или вот ты сказала про Рыжую… Чтоб она такой — горящей — получилась, я огонь резал и резал в монтаже, плавку в печи, и она тогда как будто из огня вышла. Жизнь — люди, отношения, события — все это плавильный котел».
Во второй Василий Корецкий расспрашивает Миндадзе о работе с иностранными продюсерами:
«Как они реагировали на то, что вы пишете литературный сценарий? Так ведь, в принципе, сейчас не работают?
— Ну, вот Матиас Эше, когда прочел сценарий “В субботу”, то на другой день уже прилетел в Москву и сразу был готов работать, готов! Но на “Хансе” я, как уже сказал, работал с другим продюсером, с Хайно Декертом, он такой, скорее, человек деловой, про которого мне сказали “он тебе ничем не поможет, но и не навредит”. Ну, так и случилось. А немецкие актеры были в восторге от того, как сценарий написан. Они с таким еще никогда не сталкивались».
Рецензия Ольги Касьяновой на фильм:
«Если вам не тревожно на длинной сцене побега Петра (раздолбанная колымага на кривой дороге двигается со скоростью ниже человеческого шага), если глаз режет эксцентричный монтаж (еще более контрастный и рубленный, чем раньше), а слух — сливающаяся в общий гул немецкая речь, — не расстраивайтесь. Лучше радуйтесь своему внутреннему спокойствию, душевному комфорту и отсутствию навязчивых предчувствий. Но если настроение зрителя совпадает с настроением автора, “Милый Ханс, дорогой Петр” раскрывается как необычайно оригинальное и мощное антивоенное кино».
«Милый Ханс, дорогой Пётр», реж. Александр Миндадзе, 2015
Фрагмент литературного сценария «Милый Ханс, дорогой Петр»:
«Стоим в прихожей темной. И ужимки эти, жесты без конца. Язык с Петром наш простой, и слов он понятней. По очереди пальцами друг в друга тычем:
— Считаешь, я это устроил, аварию, вот я? Вот я?
Удивлен Петр:
— Ты! А кто ж еще? Ты!
— А ты? Ты, что же, ни при чем тут?
Головой мотает. Бью его в лицо, потому что мотает. Валится в прихожей, хлам какой-то под ним трещит. Встает, но согласен уже, кивает:
— Да, и я! И я!
Я веки на глазах у себя, не жалея, пальцами раздираю, для него стараюсь:
— Ты видел все, видел ведь? Ты был там! И ты, значит!».
