«Акварель»: Человек в сухом остатке
На этой неделе в российский прокат выходит «Акварель» Виктора Косаковского. Снятый на скорости 96 кадров в секунду фильм открывает новую эру в технических возможностях кинематографа, в нем — вода застывшая, говорящая, стремительно рвущаяся вперед и вверх, нет только человека. Почему так вышло, пишет Михаил Щукин.
Когда пробьет последний час природы,
Состав частей разрушится земных:
Всё зримое опять покроют воды,
И божий лик изобразится в них!
Ф. И. Тютчев, <1829>
СЕАНС – 73. «F**K»
Европейская живопись никогда особенно не любила акварель — она для пейзажей, цветов в вазе, животных… Даже в век гуманизма на акварельных рисунках — звери, травы, насекомые, деревенские пейзажи — и почти никаких следов человека. Виктор Косаковский тоже, кажется, уже нагляделся на человека. В его кино человека размывало и размыло. В своем дебютном фильме «Лосев» (1989) Косаковский подробно запечатлел вселенную философа и тайного монаха — Александра Федоровича Лосева в последний год его жизни. Фильм заканчивался погребением: земля будто бы сама сыпалась в могилу. В «Тише!» (2003) — рабочие, ремонтирующие дорогу, забулдыги на лавочке во дворе, старики и женщины с сумками наперевес, милиционеры — серия картинок, увиденных из окна. Дождь и снег — постоянные спутники бытовых сценок — словно разбавляют сухую краску, создавая тонкий рисунок на асфальте. Человек Косаковского теряет в объеме: от великого Лосева с огромный кабинетом и расширяющимся внутренним пространством до маленьких учениц «Школы Б. Эйфмана» — в предыдущей работе «Ветрянки» (2015) Косаковский подсматривает за первыми шагами будущих балерин. В «Акварели» людей фактически нет вовсе. Это речь воды в бесчеловечном пространстве — не послание и предостережение о грядущей катастрофе, а монологи озера, водопада, дождя, моря, айсберга.
Человек в «Акварели» уходит под воду в первом же эпизоде. В начале фильма под лед проваливается машина: идти по водам может не всякий. Да и спасение не приходит — ни от человека, ни свыше. «Выдавить» машину из-под застывшей воды не удается. Вода вбирает все. Она объемна и парадоксально красноречива: во льду есть глубокие дыры — как они появились? Может быть, это следы прошлых несчастий. Машина героев пробивает лед и появляется новая бездна — место погибели отмечено. Не через одну из этих открытых дверей водного лабиринта вернуться на поверхность не удастся. Монолитный, цельный лед оказывается тоже имеет свои болевые точки: так просто разбить его в одной, и невозможно — в другой. Судьба утонувшего неизвестна. Его оплакивает одинокий мужчина, окровавленным лбом бьющийся об лед и соскальзывающий в трещину: под ним лед ломается, под ударами специальных приспособлений — нет. Неизвестна и судьба отважной героини на лодке, оказавшейся внутри шторма. Словно оборванная сюжетная линия… Перестает ли следить за ней режиссер? А, может, героиня воспринимает шторм как данность, он ей не страшен и привычен? Кстати, на «Большой волне в Канагавe» Хокусая человек тоже не сразу виден, да и лодка почти слилась с формой волны, словно булавка в скомканной ткани, — однако, если приглядеться: на палубе несколько прижавшихся друг другу мореплавателей, маленьких и печальных, почти как фантастические человечки Миядзаки.
На съемках фильма режиссер и сам провалился, его чудом спасли. Человек «Акварели» исчезает в завязке и лишь на несколько секунд появляется в конце — бесформенный и почти безликий: из-за ураганного ливня мы его не видим, да и не слышим, Косаковский только намекает на плотские страдания в темном людском убежище.
О чем расскажут ему столкнувшиеся огромные льдины — о любовном конфликте или войне мировоззрений? Почему так гневлив ураганный дождь? Куда и отчего падает водопад? Но Косаковский не очеловечивает природу. Айсберги и ручьи — не аллегории эмоциональных состояний. Режиссер, скорее, дегуманизирует природу, очищает её от человеческого присутствия, чтобы посмотреть и послушать воду как таковую. Закадрового текста, который объяснял бы происходящее в фильме нет. Зритель должен сам услышать и по возможности перевести на свой язык эту природную речь. Похоже на интерпретацию сложно устроенной картины, и название «Акварель» кстати.
Музыку к фильму написал финский виолончелист Эйкка Топпинен, идеолог группы Apocalyptica. Этот тяжелый, масштабный саундтрек подчеркивает треск льда, гул водопада, «говор волн», яростный стук ливня об асфальт опустошенного ураганом города. Музыка — не контрапункт изображению: это диалог двух стихий. От столкновения двух льдин — резкого, звонкого, тревожного, подобно синкопам на тайном вечере в «Широко закрытыми глазами» не менее страшно, чем от глиссандо Топпинена. Может быть, через рукотворную музыку Косаковский выстраивает диалог человека с нерукотворной природой.
Вода в нашем сознании неизбежно связана с временем: как и время, вода течет, длится, застывает, меняет скорость. Косаковский в сотрудничестве с Беном Бернхардом изобретает новый способ смотрения на ускользающее время сквозь утекающую воду. Зритель «Акварели» наблюдает за изменением времени не через движение пространства, а непосредственно: почти наощупь он видит, как время течет вместе с водой, как плавное, уставшее время пробуждается, разгорается внутри медленно, но верно тающего айсберга. Когда Косаковский отправился в экспедицию на гренландский айсберг, хотел взять с собой воду: местные жители удивились — зачем вода на айсберге, он и так тает. Жажда жизни будет с лихвой утолена. Съемка 96 кадров в секунду даже статичным кадрам придает особую хронологию.С помощью новой оптики Косаковский показывает то, что мы еще не видели, хоть и долго смотрели, изучали, знали и любили. Эта оптика не то чтобы преображает, хоть и «курица выглядит лучше, чем Анджелина Джоли», по замечанию режиссера, но помогает глазу, как в экспериментах «киноков» или фон Триера, проникнуть в тайное и заповедное. Косаковский вместе с продюсером Аймарой Рекес придумал триединство: режиссер — художник, камера — кисть, вода — краски.
Может быть, когда-то, в эпоху Возрождения, человек вырвался из мира воды, горы, леса, сбежал от птиц, зверей и рыб, противопоставив или сопоставив себя с ними, забыл о том, что мир един и неделим — это рисунок, созданный когда-то из простых подручных материалов с помощью воды и вдохновения.
Может быть, Косаковский и устал от «человеческого, слишком человеческого», пусть он даже утверждает, что «гуманизм сделал свое дело», но его «Ecce Homo» еще не дописано. Режиссеру недостаточно рассказывать истории, придумывать любопытные изобразительные решения, лихо поворачивать сюжет, играть на фактуре образа. Косаковский открыт вселенскому эксперименту, он искатель нового киноязыка, первооткрыватель, а не исследователь. «Акварель» — рефлексивная картина. Косаковский, как и его «вода», объемлет большое пространство. Он просветитель: предваряет показы своих фильмов размышлениями о человеке и природе, борется с несправедливостью (видеообращение режиссера в защиту Сергея Копылова «Сеанс» публиковал на прошлой неделе). Его новый фильм «Apology» — тоже будет речью в защиту.
Читайте также
-
Зачем смотреть на ножку — «Анора» Шона Бейкера
-
Отборные дети, усталые взрослые — «Каникулы» Анны Кузнецовой
-
Оберманекен будущего — «Господин оформитель» Олега Тепцова
-
Дом с нормальными явлениями — «Невидимый мой» Антона Бильжо
-
Отменяя смерть — «Король Лир» Сергея Потапова
-
В поисках утраченного — «Пепел и доломит» Томы Селивановой