Замыкая круг — Заметки из «Небесного кинотеатра»
«Послание к человеку» уже закончилось, но некоторые программы, начатые в рамках фестиваля, до сих пор продолжаются. Сегодня на Левашовском хлебозаводе пройдут последние показы «Небесного кинотеатра». О том, как меняется восприятие кино, если смотреть его под струящимся куполом, рассказывает Алина Рослякова.
18 октября бывшая котельная Левашовского хлебозавода превратилась в «Небесный кинотеатр». Я попала туда на второй день, и поначалу было странно. Сумрачное цилиндрическое пространство, сверху сквозь маленькие окошки проникает тусклый питерский свет и скользит по кирпичным стенам и конструкциям купола котельной. Ниже этого купола свисает другой, из белой полупрозрачной ткани, расходящейся складчатыми кругами, — похожий на подвядший цветок с круглой сердцевиной. А под ним на полу на черных матрасах лежат люди: кто-то спит, кто-то целуется, кто-то глядит вверх; рядом разложены ботинки, сумки, а вокруг матрасов вразнобой расставлены стулья, и на них люди уже сидят, запрокинув головы. По центру — проектор. В сердцевине купола то загорается, то затухает изображение — смутные очертания каких-то улочек, и когда они пропадают, меланхоличный женский голос бормочет что-то вроде «Полюби меня. Я твоя маленькая частная собственность».
Пространство перестало с ходу рассыпаться на части
Первым в тот день шел блок «Пространства памяти», который как раз и открывался получасовым фильмом Наташи Лютик «Маленькая частная собственность». Дневной показ, несколько короткометражек, условно объединяющих понятия «памяти» и «пространства», вынесенные в название. Проплывающие под куполом руины, пиксельные лабиринты, мутные парижские улицы, грязные сугробы, обрывки семейных хроник, пленочное зерно, шумы старых магнитных лент, всполохи цвета, дрожание, обрывы, искажения… А в конце над запрокинутыми головами вдруг разбушевалась синева «Облачной катушки» Марка Петровицкого — и на пять минут в бывшей котельной и вправду открылся портал в какое-то небесное кино.
In Silico. На что мы смотрим — «Послание к человеку-2025»
Однако в этом кинопоказе кое-что было особенно странным: мягкие, пышные круги белой ткани, нависающей над глазами, и где-то там, наверху — небольшой круг экрана, куда проецировались фильмы совершенно разного формата, с разным соотношением сторон кадра («Бракосочетание ада и рая» Дмитрия Лукьянова, например, вообще представляло собой вертикальный полиэкран из трех прямоугольников). Крыша купола выступала не столько даже как экран в привычном понимании, сколько как своего рода вывернутое наизнанку каше, куда вписывались, лучше или хуже, кадры, рассчитанные на классический способ проекции. Иногда пустого пространства в круге оставалось почти столько же, сколько изображения, иногда изображение заступало за края круга, — в общем, полтора часа там разворачивался бурный конфликт рамок.
Сам проект «Небесный кинотеатр» придуман петербургским архитектурным бюро KATARSIS на стыке кинопоказа и инсталляции. Безусловно, условия просмотра важны для бытования кино — так было во все времена, начиная с противостояния Эдисона и Люмьеров. Но в данном случае сами эти условия и превращены в сюжет происходящего. Огромный, парящий в невесомости прозрачный купол, призрачное изображение, которое будто проецируется прямо на небо, и маленькие фигурки людей, которые смотрят кино лежа, не сопротивляясь общему сну, — такова концепция проекта, такой образ был на рекламных постерах. Суть — в самом участии, в том, чтобы оказаться под куполом.
Программа, составленная Александром Зубковским, благоприятствует этой совместной дреме. Расслаивающееся на цвета замедленное время, проживаемое ленивцем в фильме «Наконец-то!» (ретроспектива Бена Риверса). Зарождающиеся из тьмы потусторонние ландшафты в «Лестнице» (ретроспектива Скотта Барли), превращающие котельную в черный вигвам. Складки материи и времени, сияние звездной пыли в фильмах и фотоколлажах Такаши Макино, исследующего камерой космос памяти и воображения. Исчезнувшие города. Сгоревшие пленки. Некрореалистический хтонический человек-подсолнух в зарисовке «Белая земля, черный воздух» Настасьи Лапши, проникший в «Пространства памяти». Размытые лица в «Монаде» Даны Давуд, коллаже интернет-видений, который она пересобирает для каждого показа заново.
Нарративные полные метры, документальные и игровые, тоже по-своему перекликались с сумрачными грезами авангардистов, — будь то «Поздней ночью» Дэниеля Хуэйя, допрос длиною в историю Сингапура; «Остановка в святилище» Бриджид Маккаффри, элегия калифорнийских секвой, среди которых скрывается от мира поэтесса и бывшая монахиня Мэри Норберт Кёрте; «Ночь темна — «Разве я не ребенок?»», заключительная часть трилогии Сильвена Жоржа, где неверные тени Парижа увидены камерой, скитающейся по улицам вместе с марокканскими подростками; или «В роще» Антона Лукина, где взгляд утопает в зелени бамбука.
Как смотрелись бы в этом белом куполе белые каше Ганса или черные японские колодцы?
Было бы глупо, конечно, сетовать на то, что образ «Небесного кинотеатра» на постере и его воплощение в реальности оказались не очень-то похожи. Ведь одно дело — чистая идея, контур невесомой мечты, и совсем другое — реальная инсталляция. У пространства котельной есть собственная плотность, фактура, акустика. У ткани купола — вес и текстура. Днем в маленькую котельную проникало слишком много света, и были видны все стыки и швы. К вечеру их постепенно заполняла темнота, пространство раздвигалось, и так время тоже становилось соавтором подвижной архитектуры каждого кинопоказа. В какой-то момент, к счастью, убрали стулья, заменили их на черные пуфы, и пространство перестало с ходу рассыпаться на части. Многим, конечно, во время показа не лежалось спокойно — и дверь в котельную периодически открывалась. Что поделать, если, в отличие от открытого космоса, в этом пространстве есть еще и дверь.
Друзья и годы — Хроника «Послания к человеку»
И все же между образом и его воплощением присутствовали различия по существу, которые заключались не только в труднодостижимой эфемерности. Условия просмотра важны для бытования кино — и масштаб, например, тоже. В камерности просмотра (два десятка лежачих мест и несколько пуфиков) было свое очарование, как и в замкнутости котельной, противоположной той распахнутой во все стороны пустоте, где парил купол на постере. Но из-за разницы масштабов между куполом идеальным и куполом реальным одним из факторов просмотра стало то, что экран — маленький. Меньше круга, который занимали зрители. Изображение сужалось и отдалялось, а пропорции его искажались в зависимости от места, с которого смотришь.
Некоторым фильмам эта обнаженная, жесткая дистанция (своего рода эффект перевернутой подзорной трубы) оказывалась очень даже органична, — как, например, фильму «Поздней ночью», где посреди допроса полубезумная привязанная к стулу сингапурская революционерка глядела откуда-то из глубины ночи — куда-то мимо тебя. На некоторые же эта оптическая клетка действовала губительно — небесным стихиям «Облачной катушки», музыкальным пейзажам фильмов из блока «Вибрирующая материя», космогонии Такаши Макино нужен большой экран. Они хотели обрушиваться, затягивать, кружить, раскрываться и заполнять собою все пространство. Но вместо того теснились в белых складках, отбрасывая на них слабые тени.
Ирина Калинина: «Все делалось вручную» — Хроники «Послания к человеку»
Кроме того, проекция в идеальном куполе, каким он показан на постере, — сама по себе круглой формы. В реальности круглый только экран, куда пытаются втиснуться прямоугольные кадрики фильмов. А ведь единообразие рамки кадра — главное, первостепенное условие для монтажа, общий знаменатель для сведения всего разнообразия явлений, попадающих в рамку, в едином потоке времени. Поэтому одной из основных функций каше всегда была изоляция, исключение отдельно взятого образа, объекта или жеста из этого потока — герметизация, эффект медальона, замочной скважины, годаровской подзорной трубы, скрученной из плаката. В условиях же «Небесного кинотеатра» рамка кадра в любом отдельно взятом фильме перестает иметь решающее значение. Поскольку общий знаменатель тут — это круг купола.
Некоторым фильмам — например, гипнотическим видениям Риверса и Барли, по сути своей безмонтажным, — это никак не мешало. Другим же — например, «Поездке на работу» Генри Хиллса, который блестяще монтирует танец железнодорожных рельсов под разные музыкальные отрывки, или «Скольжению в пяти движениях» Валентины Россет, поиску кинематографического аналога партитурам великого и прекрасного Тору Такэмицу, или коллажному «Распаду языка» Зази Рэй-Трапидо — мешало, и мешало сильно. Потому что купол противился монтажу, противился ритму этих фильмов, приглушал их собственную динамику.
В темноте останутся обрывки этого странного сна
Сам же сюжет о конфликте рамок интересен чрезвычайно. Каким бы получился «Небесный кинотеатр», если бы в самой программе и в способе показа действительно учли иную форму экрана? Как смотрелся бы здесь, например, «Люцифер» Густа ван ден Берге (который стремился построить фильм по правилам возрожденческого «тондо», «круглой» живописи, противоположной возрожденческому же представлению об изображении как открытом окне в мир, ставшему основой нормативной кинопроекции). Или «Я не мадам Бовари» Фэн Сяогана. Или проекции праксиноскопа и «волшебного фонаря». Или ранние фильмы Диксона. Или «Анемик Синема» Дюшана. Или эксперименты с живыми орнаментами Яна Кулки. Или любое немое кино, показанное так, чтобы внутреннее каше совпадало с экраном. Как смотрелись бы в этом белом куполе, спускающемся из тьмы, белые каше Ганса или черные японские колодцы? Сдвинулось ли бы, в условиях такого кинотеатра, что-то в фундаментальных основах кино, каким мы знаем его больше века?
Конечно, в самой программе были фильмы, которые превозмогали сюжет инсталляции, все его прелести и проблемы, и пресекали эти блуждания мысли — потому что, как их ни показывай, не получится не увидеть, насколько же они хороши. Да, был великий Макино — пульсирующее сердце проекта. Но был и блок «Вибрирующая материя» — жемчужина нынешнего «Послания к человеку». Семь экспериментальных пленочных фильмов: «Поездка на работу», «Скольжение в пяти движениях», «Чувство тонущего» Закари Эпкара, «Подозрения о скрытых реалиях воздуха» Сэма Дрейка, «Нестабильные породы» Эвелины Росинской, «II» Александра Лароза и «Вибрирующая материя» Пабло Марина — которые соединились в блестящую кинематографическую симфонию, даже несмотря на то, что такой способ проекции не давал в полную силу звучать в этих фильмах изменчивым мелодиям пространств, стихий и времени. В общей сложности, «Вибрирующая материя» коснулась пары десятков человек, подремывающих в полумраке котельной. Вот где истинная эфемерность.
Во всяком случае, и конфликтность, и оторванность от остального фестиваля — все это и было частью сюжета «Небесного кинотеатра», в самом деле предложившего иной способ соприкосновения с материей кино. После финальных показов 30 октября из-под купола котельной снимут другой купол, из белой ткани, и в котельной останется только один экран — тот, что загорался на стене в перерывах между показами. Но может, в памяти этого места, в темноте, которая сгущалась к ночи в щелях между кирпичами, останутся обрывки этого странного сна. Меланхоличный женский голос, бормочущий что-то про любовь, гул и треск потусторонних ландшафтов, пляс рельсов или истошный вопль сингапурской революционерки, которая смотрела куда-то мимо нас.
Читайте также
-
Маленький взрослый — 32 мультфильма с БФМ’2025
-
In Silico. На что мы смотрим — «Послание к человеку-2025»
-
Призовой расклад — Послесловие к «Маяку»
-
Красным по черному — заметки с фестиваля «Алания»
-
Что смотреть на фестивале «Алания»? — Конкурс короткого метра
-
Что смотреть на фестивале «Алания»? — Конкурс полного метра