Молодость: будущее
В провинциальной болгарской школе у одной из учительниц крадут кошелек. Ее коллега Надежда пытается найти виновного, используя свои, как ей кажется, достаточные знания подростковой психологии. Но ее методы воспитания раз за разом оказываются несостоятельными, а право на урок, который Надежда хотела преподнести маленькому вору, перехватывает судьба, превращая учительницу в ученицу. Придя домой, она узнает, что ее нерадивый муж уже несколько месяцев не оплачивал кредит, и теперь банк собирается лишить их дома. У семьи есть всего несколько дней, чтобы раздобыть деньги.
«Урок» Кристины Грозевой и Петара Валчанова (приз ФИПРЕССИ на фестивале «Молодость») отчасти перекликается с последним фильмом братьев Дарденн: та же нависшая угроза потери дома, те же сжатые сроки, за которые нужно найти выход, тот же перевертыш в финале, заставляющий главную героиню почувствовать себя в чужой шкуре. Но там, где Дарденны показывают монотонность вынужденно повторяющегося действия, болгарские режиссеры всеми силами стремятся избежать однообразия. Режиссеров в свое время потрясла новость о болгарском учителе, ограбившем банк. Взяв газетную заметку за основу сюжета, они попытались представить, что могло толкнуть человека этой профессии на преступление, и создали целую череду неприятностей, чтобы как-то оправдать финальный поступок. Несчастия — крупные и помельче — сыплются на Надю одно за одним: невыплаченный гонорар обанкротившейся фирмы, поломанная машина, столкновения с коррумпированной полицией, шантаж ростовщика, очередная кража, семейные скандалы. В результате фильм превращается в бег с препятствиями, которые героиня вынуждена преодолевать в полном одиночестве. Муж в этой истории — лишь как дополнительное отягчающее обстоятельство: он только создает проблему, но никак не участвует в ее решении. Надя как благородный герой-одиночка вынуждена противостоять прогнившему обществу, которое за редким исключением никак не помогает, но выдвигает свои условия.
Героизации одного конкретного персонажа и пренебрежения всеми остальными полностью лишен индийский «Суд» (специальное упоминание жюри «Молодости», приз Венецианского фестиваля), который кажется самой зрелой работой конкурса, хотя за плечами 27-летнего режиссера Чайтанья Тамгани лишь одна короткометражка и никаких киношкол. Как и следует из названия, основные события фильма разворачиваются вокруг судебного процесса, который ведется над поэтом-песенником и активистом Нарайяном Камблом. Многие годы он борется с кастовым обществом, выступая со сцены против последствий британского колониализма, бедности и несправедливости. Но судят Камбла не за протестное творчество, а за косвенную вину в самоубийстве одного из работников канализации. Погибший якобы специально не надел защитное обмундирование и спустился в канализационный люк, чтобы, как и призывал поэт, захлебнуться в экскрементах, потому что это «единственный способ заслужить достоинство и уважение».
«Суд» не имеет ничего общего ни с красочно-музыкальным Болливудом, ни с «судебными» фильмами, главная интрига которых, как правило, заключается в словесной дуэли адвоката и прокурора. Дело Камбла — лишь повод, чтобы запустить судебный, а вместе с ним — сюжетный механизм фильма, для исправной работы которого необходимо полноправное участие всех четырех винтиков: обвиняемого, защитника, прокурора, судьи. Каждого из них Тамгани превращает в часть коллективного портрета Индии. Никогда не используя крупные планы, всегда сохраняя пространство вокруг персонажей, он тем не менее тщательно всматривается в жизнь каждого. Герои все время встречаются в суде, но после очередного слушания камера оставляет одного и следует за другим, проникает в его быт, на его кухню, в его повседневные заботы. Адвокат, купив после суда дорогое вино в магазине, наслаждается обеспеченной холостяцкой жизнью, в которой больше всего ему мешают расспросы родителей о женитьбе; прокурор, приходя домой, становится заботливой матерью и терпеливой женой; судья, выезжая для отдыха на природу, превращается в суеверного старика, который советует лечить детские болезни чудодейственным камнем. И сам Камбл, заряжающей со сцены своей протестной энергией, в жизни оказывается скромным и болезненным пожилым мужчиной. Социальные маски падают и под ними проявляются просто люди, за которыми, благодаря медленному течению повествования, можно долго наблюдать, терять их иногда в толпе, потом снова находить в уголке кадра, забывая об их месте в этой судебной истории и видя в них просто жителей Индии, которые, как и остальные прохожие, идут по улице, что-то покупают, с кем-то разговаривают. И когда камера снова возвращается в здание суда, где прокурор жалуется, что уже двадцать лет они судят одних и тех же людей, а если наконец-то упечь старика в тюрьму раз и навсегда, то можно хоть как-то сменить контингент подсудимых, мы понимаем, что она говорит это, в общем-то, не со зла. Что ей в принципе нет никакого дела до поэта. Зачитывая длинное обвинение, в котором она по-прежнему ссылается на законы викторианской эпохи, прокурор совершенно не похожа на карателя — ей просто хочется быстрее сделать свою работу и пойти домой, где ее ждут дети, муж и мечты о новом сари.
На фоне этих двух картин победитель «Молодости» израильско-немецкий фильм «Где-то там» Эстер Амрами (гран-при, приз зрительских симпатий «Молодости»; приз Берлинского фестиваля) выглядит мелодраматичным и старомодным по форме. В нем нет ни прохладной дистанцированности, ни документальной приближенности. Но то, что именно в его оценке совпали и жюри, и зрители, не кажется случайностью.
Еврейка Ноа, давно переехавшая в Берлин, пытается написать диссертацию о трудностях перевода, отыскав в разных языках слова, для которых невозможно подобрать немецкий эквивалент. С диссертация не складывается, ее не считают достаточно научной, бойфренд-музыкант занят своими гастролями, работы в Берлине для Ноа нет. Чтобы сделать паузу в жизни и найти выход из тупика, она ненадолго возвращается на родину в Израиль. Там ее ждет типичное еврейское семейство с болеющей бабушкой, сварливой, но очаровательной матерью, отцом, самостоятельно сделавшим бомбоубежище, и братом-дезертиром, который под воздействием чувства долга возвращается в армию. Сомнения в выбранном пути, забавный словесный пинг-понг еврейского семейства, кризис отношений — за всем этим любопытно наблюдать, но важно, конечно, совсем другое. Страна, десятилетия живущая в состоянии то военных противостояний, то подготовки к ним, уже привыкла к милитаристской тематике, сделала ее частью своей лексики, своей картины повседневности, всего одним из элементов своей реальности — не главным, но и не периферийным, просто одним из, таким же, как все остальные.
В одном из эпизодов раздается звук сирены. Машины останавливаются, люди выходят и становятся по стойке смирно — так в Израиле накануне Дня независимости чтят память солдат Армии обороны, которые погибли и продолжают погибать при исполнении. Ноа и ее родственники несколько секунд стоят молча, замерев. А после снова возвращаются к своим машинам, разговорам, историям, милым семейным скандалам. Жизнь продолжает течь… И когда смотришь этот фильм в октябре 2014 года в Киеве, где в холле фестивального центра разложены брошюры «Офисной сотни» со слоганом «Помогать армии — это круто», где от поджога разрушается старейший кинотеатр города, где постоянно рекламируют донорство, а на пресс-конференции иногда заходят люди из волонтерских объединений и спрашивают, чего сейчас не хватает украинской армии и кто в конце концов ответит за все, невозможно избавиться от одной мысли. Может, просмотр фильма из страны, где ко всему этому уже давно привыкли, где присутствие войны само собой разумеющееся, где даже научились шутить про теракты и еврейскую коллективную травму XX столетия, — это способ на какое-то время избавиться от собственной тревоги и непонимания, как теперь взаимодействовать с этими новыми реалиями.
Читайте также
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо
-
«Я — капитан» Маттео Гарроне — Песни радости и счастья
-
Кто есть Америка? — «Нежный восток» Шона Прайса Уильямса
-
Это норма — «Герой наших снов» Кристоффера Боргли
-
Анти-Франкенштейн, который смеется — «Бедные-несчастные» Йоргоса Лантимоса