«Я очень милый»
Ларс фон Триер о себе любимом. Из интервью разных лет.
По-моему, это совершенно неправильно — все эти фильмы с их стройной аргументацией, когда есть жизнь, когда есть мир и мечты… Ни в одном из них нет ощущения страсти — одна лишь вежливость… и логика вместо религии. Далеко не все складывается в систему, и не надо раскладывать все по полочкам.
СЕАНС – 27/28
Я уверен, что если эту вещицу не положить туда, а эту — сюда, то назавтра может разразиться атомная война. Это такая ответственность, которая все время давит тебе на плечи. Поэтому я постоянно расставляю и перекладываю вещи с места на место. Каждый день, каждую минуту — ведь я отвечаю за все жизни. И это не просто «замещение», как сказали бы психоаналитики… здесь нечто большее. Скорее это можно назвать «комплексом Иисуса»…
Для интеллектуальной аудитории стиль означает разрешение на эмоции. Интеллектуал позволит себе заплакать, только если история достаточно изысканна.
Моя семья ненавидела все мои фильмы. Считала их фашистскими, так как все они говорили о чувствах и прославляли веру. Возможно, мои родные тоже прославляли бы веру, но для них был слишком важен атеизм. Он был их религией, а всякая романтика считалась дерьмом. Что странно, так как в коммунизме полно романтики. А у меня была железная каска, маленький Железный крест, и меня притягивали темные стороны человеческой натуры, страдания и жестокость. На протяжении всего моего детства я слышал, как мои родители всячески оправдывали убийц — это, дескать, не их вина. Что ж, если вы можете сказать такое об убийце, вы можете сказать это и о нацисте. Но к этому они были не готовы.
Послушайте, сколько вам лет? Неужели вы так еще не научились тому, что надо окружать себя приятными вам людьми? Для меня это очень важно. Хотя когда-то, очень давно, я скорее был склонен очаровываться людьми неприятными. Особенно женщинами.
И вы, и я, — мы, в общем-то, не верим ни во что, но хотели бы поверить. Знаете, это как если меня спросят, верю ли я в привидения: я отвечу, что хотел бы. А вот если бы сюда вошло привидение и мы смогли бы его увидеть — о, мы бы испытали очень-очень сильное облег чение. Ведь это имело бы какой-то смысл, какое-то значение для всего, всего в целом. Это было бы нечто, превосходящее нас самих. Это было бы просто чудесно.
[О провозглашении «Догмы-95»:] Ведущий на той конференции задал мне вопрос, и под мой ответ должны были посыпаться листовки с балкона. Это было очень сильное ощущение — такой исторический момент. А лучшая моя идея заключалась в том, что, прочитав правила, я отказался обсуждать их. — Вы хотели дать возможность публике сделать собственные выводы? — Нет, я хотел побыстрее уйти. Это была очень скучная конференция.
Если вы меня спросите, мое личное мнение таково: я очень милый. Так, я очень мил с актерами. Просто из кожи вон лезу. Но если у вас их пятнадцать и они собираются вместе, то конфронтация неизбежна, — просто потому, что так уж оно все обстоит. Ну конечно, у нас были конфликты с Бьорк! Бьорк думала, что это очень сложно — вставать и идти на работу к восьми утра, потому что в музыкальном бизнесе у нее такой необходимости не было. А я говорил что-то вроде: «Ладно, но тебе стоило бы подумать об этом заранее, потому что сейчас пятьдесят человек там снаружи ждут тебя». Я так старался быть милым! Я ненавижу конфликты. Я уверен, есть люди, которые их обожают и провоцируют. Но я не из их числа. Я хочу, чтобы все шло спокойно, приятно и продуктивно. Люблю хорошее настроение.
Представьте, что вы находитесь в комнате, где собралось много мужчин, и с некоторыми из них вы почти что незнакомы. Никакой неловкости не возникает. Вас не беспокоит, если кто-то из них раздражен или вы кому-то не нравитесь — спокойно сидите и пьете вместе со всеми. Но если то же самое происходит среди женщин, все внезапно становится важным. Я намного более наблюдателен по отношению к женщинам.
Что хорошо в вызовах, которые бросаешь самому себе, так это то, что всегда знаешь, где именно тебе будет больно, правда? Так что ты можешь оттянуться на самом себе по-настоящему! Я вообще люблю вызовы — в том числе брошенные извне. В определенном смысле очень хорошо, что Николь отказалась со мной работать: теперь мне надо найти кого-нибудь другого. Это отличный стимул для работы. У меня есть много способов истязать себя. Например, я хотел поставить подряд три одинаковых фильма. И думал, что это будет очень круто. Но, возможно, я недостаточно крут. Мне нужен перерыв.
Читайте также
-
Самурай в Петербурге — Роза Орынбасарова о «Жертве для императора»
-
«Если подумаешь об увиденном, то тут же забудешь» — Разговор с Геннадием Карюком
-
Денис Прытков: «Однажды рамок станет меньше»
-
Передать безвременье — Николай Ларионов о «Вечной зиме»
-
«Травма руководит, пока она невидима» — Александра Крецан о «Привет, пап!»
-
Юрий Норштейн: «Чувства начинают метаться. И умирают»