Хороший царь и знакомая вонь
Я служил в охране Сталина, или Опыт документальной мифологии. Реж. Семен Аранович. 1989
Помните, мечталось Ахматовой, мол, встретятся две России и посмотрят друг другу в глаза. После XX съезда КПСС и знаменитого доклада Хрущева. Не встретились до сих пор, куда им. И книжка про репрессированных деятелей искусств так и лежит в букинистическом с неразрезанными страницами1. Как и вся ушедшая эпоха, никем не раскрытая.
В 1990-е снова показалось, что наступило новое время. Выпускались мемуары, выходили документальные фильмы. Так легко было искать и находить виноватых. Аранович был одним из немногих, кто был способен без проклятий размышлять о прошлом. О том, что со всеми нами случилось.
В 1989 году он снимает первый фильм своей документальной трилогии «Я служил в охране Сталина, или Опыт документальной мифологии». Вот фильм жуткий, пробирающий до костей, до кончиков. Ведь сколько сказано уже о банальности зла, и все равно так трудно смириться. И это-то рябой черт, тоже плоть и кровь моего трудового народа. Это потом будет у Германа, в «Хрусталеве»: «Мы не защищали Сталина, мы говорили, что перед Господом Богом, если такой имеется, этот страшный немощный старик, который сгноил миллионы людей, просто вот лежит и пернуть не может, чтобы облегчить себе невыносимую боль». И Алексей Рыбин, охранник Сталина, признается: «Я не только от себя сейчас говорю, а я информирую от людей, которые, как и я, прежде в 1933 еще ближе были к Сталину, такие как Василий Туков, Николай Власик, Василий Румянцев, Сергей Соловьев, комендант, Иван Фролов, комендант, Михаил Старостин, Иван Хрусталев и другие».
Я служил в охране Сталина, или Опыт документальной мифологии. Реж. Семен Аранович. 1989
Еще одно лицо моего трудового народа — Алексей Рыбин. Старческая жалкая улыбка и восемь в ряд золотых зубов. Лежит рядом на кровати, словно обездвиженная, жена. «Все, все по-старому бывалому и будет так всегда». А он, оживляясь, рассказывает, как кружились пылинки в свете ламп Большого театра (для безопасности натянули полог), как Сталин любил смотреть кино, и поэтому все фильмы были хорошие. «Что вы смеетесь? А какие тогда фильмы были плохие?» Этот невидимый смех (режиссера? оператора?) — одна из немногих ремарок. В остальном они исключены. Таково было условие главного героя.
Оттого еще больше поражаешься мастерству Арановича. При всей кажущейся скупости изобразительных средств ничего не говорит, а все слышно. И такой мерзостью запустения веет с экрана. Вот сидит человек и говорит в камеру, вот старая хроника, вот старуха медленно переливает что-то из миски. Это мать Сталина. Вот Рыбин играет на баяне. А со стены мавзолея вечно дирижирует ему улыбающийся Сталин.
Старик как старик, мылся в бане с Кировым, не мог расстаться со старыми ботинками, и все жаловался: «Все говорят, что я жестокий, а как не быть жестоким, им скажешь, а они опять все перепутают». Или как позже, в фильме «Большой концерт народов», скажет уже другой майор: «Работа среди неорганизованного населения. „Агент“ — неудобно. Ну, доброжелатели». И про бывшего коллегу: «Рыбин — своеобразный человек. Соседям наверху покупал тапочки, чтобы не создавали шума особенного».
Я служил в охране Сталина, или Опыт документальной мифологии. Реж. Семен Аранович. 1989
И чего так боялся Рыбин, мол, «уходим из истории». Далеко не ушли. Ведь запроданы рябому черту на три поколения вперед, глядишь, и на все тридцать три. И как символично, что выйдя в отставку, Рыбин работает не кем-нибудь — учителем. Преподает детям по классу аккордеона и баяна. «Вот например октябренок дает мне такое слово октябренка. „Я обязуюсь слушать музыкального руководителя. А если я нахулиганничаю, то Леонид Алексеевич может со мной, что хочет, то и делать“.» Ученики у него проходят строевую подготовку. Они должны маршировать и говорить: «Раз и два, и…».
Вот-вот, все так по-старому, маршируют дети. Чейн — Стоксово дыхание над Москвой.
Примечания:
1 Верните мне свободу! Деятели литературы и искусства России и Германии — жертвы сталинского террора/ Ред-сост. В.Ф. Колязин. М.: Медиум,1997. Назад к тексту.
