Лидия Маслова
Лидия Маслова

Вниз по вертикали власти


Фильмы Максима Пежемского «Мама не горюй» и «Мама не горюй-2» — очень наглядный пример того, как сиквел, вроде бы подхватывающий предложенную в первом фильме интонацию и идеологию, на самом деле рассказывает о совсем противоположном. Первая «Мама» описывала невероятный, но возможный пример индивидуальной свободы; вторая иллюстрирует ее категорическую невозможность.

Авторы не поленились отследить трансформацию почти всех своих старых персонажей. И при этом выяснилось, что те еще больше отдалились от свободы. За восемь лет наиболее резко должны были измениться две девочки, возникавшие в самом начале «Мамы», исповедовавшие стихийное ницшеанство («Кто хотим, такие мы и есть. На что решимся, то и можем») и решившие проверить свою силу воли с помощью «гоп-стопа». Та из малолетних бандиток (Мария Машкова), что была нежнее и трепетнее и смущалась даже невинным словом «сука», теперь непостижимым образом выросла в чистокровную оторву, певицу из группы «Штучки», способную думать и говорить единственно о своих напрыжившихся сосках. Поскольку игравшая ее брутальную подругу актриса в новом фильме отсутствует, напрашивается предположение, что ввиду своей обостренной тяги к волевым поступкам она действительно плохо кончила, как и предсказывал в  первом фильме рефлексирующий бандит Ренат. Сам Ренат в сиквеле тоже не появляется — на финальных титрах первой «Мамы» фотография сыгравшего его Сергея Векслера оказывалась на могильном памятнике. И тем самым как бы предсказывала дальнейшую судьбу героя, в конце уезжавшего в Москву на повышение в бандитской иерархии.

Мама не горюй

Сильное повышение в актерской иерархии получил Андрей Панин, который восемь лет назад, еще никому не известный, сыграл в «Маме» рольку крошечную, но самую иконическую. Именно Панин-Морячок, за которым весь фильм гонялись и  бандиты, и милиция, олицетворял ту внутреннюю цельность, которая и ведет к максимальной мыслимой свободе. Теперь, разумеется, суперзвезду Андрея Панина печатают на рекламных постерах и выкладывают как главный козырь в  самых первых кадрах. В том числе и от этого блистательная неуловимость Морячка тускнеет, а вместе с ней теряется и идея успешного побега от социума, который все-таки засосал героя, поймал его. В первом фильме было в общем-то не так уж важно, из-за чего отчаянный Морячок, защищавший честь невесты, стукнул стулом по голове криминального авторитета Туриста — вполне подошел бы и любой другой предлог. Главное, что никто больше на такой поступок отважиться не смог. Ни семья, ни работа Морячка в «Маме» толком показаны не были — ни как он общается со своей невестой, ни чем он там занимается на своем корабле. В сиквеле же сразу конкретизируется и жена, и работа (Морячок тривиально ловит крабов), романтический герой обрастает бытом и уже гораздо меньше походит на вольного самурая, который ничем не связан и «особым путем ходит». Ныне он превращается в  обыкновенного ревнивого мужа, в «лоха» и «рыбака», как выражается телевизионный сотрудник, решивший использовать его на телешоу.

Выкинув из окна прокурора-кандидата (Сергей Колтаков), который пришел к жене Морячка как к электорату, — герой Панина большую часть «Мамы-2» проводит в тюремной камере. Унизительно барабанит в дверь, просовывает лицо в узенькое окошко, упрашивает выпустить. В «Маме-2» вообще самый частый ракурс — сквозь решетку, за которой по тем или иным причинам доводится побывать чуть ли не всем персонажам фильма. Не только Зубеку (Евгений Сидихин) и Гитлеру (Иван Бортник), сидящим еще с первого фильма, но и разгромившим туалет в казино московскому имиджмейкеру (Михаил Ефремов) и ресторатору Мишане (Александр Баширов), и девочкам из группы «Штучки», и «хомячкам» — шестеркам Туриста, теперь баллотирующегося в  депутаты. Труп Туриста тоже в конце концов обнаруживается за решет чатой дверью, пусть и не в тюрьме, а в банковском офисе. Даже живого краба, постеснявшись оформить его как вещдок, сажают в камеру «за отсутствие регистрации».

Мама не горюй 2

От первого фильма веяло морским воздухом свободы, в котором разносились кокаиновые пылинки и алкогольные пары. Не только Моря чок был свободнее; даже те люди, которые были вынуждены его искать, относились к этому как к тяжкой повинности — и в любой момент могли ее отложить, чтобы выпить со старым другом или встретиться с любимой. И майор милиции (Николай Чиндяйкин) знал, что в крайнем случае может посадить вместо Морячка любую подходящую кандидатуру; и регулирующий поиски Морячка с бандитской стороны Артур (Гоша Куценко) мог позволить себе наплевать на свой долг перед Туристом и помочь обаятельному разыскиваемому смыться на свой корабль.

В «Маме не горюй-2» персонажи позволяют себе гораздо меньше. Если же вдруг и срываются, то остаться безнаказанными не получается. «Должен же хоть кто-то стоять перед лицом закона», — шутили в  первой «Маме». Теперь по очереди в лицо закона заглядывает большинство действующих лиц, которые стали шутить как-то меньше и жиже (на цитаты сиквел, в отличие от первой картины, не разошелся). Но еще печальнее не снижение качества юмора, а изменение самой атмосферы: в ней почти не осталось запаха свежего морского ветра, которым только и можно надышаться, как справедливо замечал Моря чок в финале «Мамы». Второй фильм пахнет шконкой, тюремной баландой, киснущими в контейнере крабами, а вместо крика чаек слух ласкает в основном скрип железных засовов. Шум прибоя и гудки пароходов записаны разве что на диктофоне у персонажа Александра Баширова, — но это подделка, чтобы морочить голову жене, и  с этой же целью к диктофончику охотно прибегает столичный имиджмейкер, приехавший в приморский город создавать фальшивый имидж кандидата в депутаты.

Тема фальшивки всплывала и в первой «Маме», когда Артур спонсировал фиктивную оперативную съемку, изображающую захват лидеров Норильской группировки или исполнительницу стриптиза, зарезанную в своей собственной квартире такой же исполнительницей стриптиза, но лесбиянкой. Делалось это ради спокойствия основной массы населения, для прильнувшей к телеэкранам обывательской «ботвы», которая должна быть уверена, что правоохранительные органы бдят, в то время как на самом деле они в это время просто бухают. «Это подлог!» — возмущался тогдашний прокурор, а нынешний кандидат, увидев проплаченные поддельные новости. «Это жизнь, мужик!» — отвечал ему майор, опрокидывая очередной стакан с корешем Зубеком.

Теперь герой Колтакова уже ничему не удивляется, а безропотно участвует в качестве одной из марионеток в тотальном кукольном спектакле, который представляет из себя разворачивающаяся в городе предвыборная кампания — и в который так или иначе, добровольно или вынужденно, вовлечены все персонажи. Если в первой «Маме» они находились снаружи телевизора, теперь они все чаще оказываются внутри, иллюстрируя многозначность слова «камера».

Мама не горюй 2

Настоящий криминальный разгул, царивший в «Маме» восемь лет назад, теперь становится инструментом политического влияния, и «волна криминальной активности» поднимается целенаправленно, для создания «информационного повода». На этом всеобщем надувательстве авторы выстраивают комические ситуации, когда фальшивое ограбление банка, пошедшее наперекосяк, трансформируется в  такую же фальшивую корпоративную вечеринку. Но все равно былой спонтанности и легкости, свободы маневра уже не встретишь даже в мире криминала — за каждым ограблением наверняка стоит криэйтор, продумавший концепцию и образы грабителей. Политика оказалась сильней, серьезней, страшней преступности, которую подмяла под себя и  поставила себе на службу.

От бандитов можно было ускользнуть, от политики уже не убежишь. Морячок, конечно, все еще способен по старой памяти устроить драку в прямом эфире, завершив ее обращением в телекамеру — «Танюшка, ничего не бойся, я с тобой, балтийцы не сдаются, мама не горюй…» Однако с  телеэкрана эти слова звучат уже натужно — вообще, все, что можно услышать из телевизора, по определению вызывает мало доверия и  воспринимается как срежиссированное шоу. Выходит, что Морячок рвется уже не в море, а к жене в теплую постель, и на судно свое возвращается лишь по долгу службы. Теперь символом свободы вместо него становится Артур — да и то не свободы даже. Скорее, философской усталости от тщетного стремления эту свободу не то что обрести самому — хотя бы глянуть на нее со стороны одним глазком. Поэтому, наверное, он единственный, кто сам добровольно просится в тюремную камеру, немножко «на нарах почалиться». Вдруг изнутри камеры станет виден хотя бы краешек этой свободы?..

Зачатки философского мышления проклевывались у Артура еще в  первой «Маме», и даже рассказ его подруги Марины о настоящем космонавте вызывал у него не лишенную зависти реплику: «Он весь такой нереальный, неземной, Бога видел, наверное». За восемь лет, прошедших между двумя «Мамами», Артур, судя по всему, тоже сумел пусть ненамного, но приподняться над реальностью. И к нему пришло, ни больше ни меньше, понимание, как устроен мир — а  именно в форме бесконечной сферы: «окружность везде, а центра вообще нет». Единственная ось, единственный стержень, который можно отыскать в окружающей действительности, — это вертикаль власти. Да и то не имеет никакого значения, вместе с кем ты скользишь по ней вниз.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить