Интервью
Василий Степанов
Василий Степанов

Где твоя радость, чувак?


Вивек Гомбер

— Бомбей, или Мумбаи (не знаю, как правильнее) — это одна из главных кинематографических столиц мира. Но почему-то кажется, что снимать там кино на натуре — немыслимая история…

— Просто у нас там 30 миллионов человек живет. Очень много людей. Толпы. А когда кто-то узнает, что снимается кино, вообще ничего нельзя удержать под контролем. Всем нужно посмотреть на камеру, узнать что там происходит. Болливуд, понимаешь. А Чайтанья (Чайтанья Тамхане, режиссер фильма — прим. ред.) хотел снимать по одной сцене в день на улице. Длинные планы — по пять-шесть минут каждый. Представь, это по двадцать-тридцать дублей в день. А мы еще снимали на такой натуре, в таких местах, где вообще до сих пор никто не снимал. Значит, нужно было не просто достать все разрешения, согласовать съемки с властями, но и договориться с местными авторитетами, которые на самом деле все контролируют. На все нужны деньги. У нас работал уникальный специалист по локациям, который потратил больше полугода на переговоры, на то, чтобы наладить необходимые связи с нужными людьми. Платили взятки. Подмазывали, где нужно. Там в любой момент кто-то может придти и сказать: «Кончай снимать!» И будут проблемы. У нас одна сцена с песней (как бы вечерней) снималась днем под окнами большого многоквартирного дома: ну и вот как ты уговоришь жителей этого дома сидеть у себя и не высовываться? Да никак. Нужно было всех утешить, умаслить. Я и сам ходил дружить, знакомиться, выпивать по квартирам. Все объяснял, чтобы не дай бог что.

— А Болливуд как работает?

— У них бюджеты другие. Бомбей очень дорогой город. Там производится очень много фильмов, и цены на производство ползут вверх. Съемки в реальных местах — это всегда вызов. Это всегда хаос. Администратор по съемочным объектам был первым, кого мы наняли. Это произошло в августе 2012 года. Мы это сделали, потому что Чайтанья не тот человек, который говорит: «Я хочу снимать здесь, и точка». Ему нужен какой-то выбор. Только утвердив натуру, мы начали искать актеров.

— Фильм почти целиком снят на твои деньги. Как так вышло?

— Нашему режиссеру сейчас всего 28 лет, но я познакомился с ним давно, когда он только начинал, мы вместе работали над театральной постановкой: я — как актер, он — как постановщик. Потом так вышло, что я уехал из Индии на какое-то время, и мы долго не общались. Пришлось прекратить играть, потому что отец был очень болен, и я был с ним. В 2011 году я вернулся обратно, и мы встретились. Он пришел ко мне домой, и какое-то у него было плохое настроение. Я не понимал, в чем дело, он только что вернулся с кинофестиваля, куда ездил со своей короткометражкой. Вроде бы все должно было быть хорошо. «Где твоя радость, чувак?» — спросил я его. И Чайтанья начал рассказывать, что родители требуют от него найти нормальную работу, а он хочет совсем другого — продолжать делать кино. Мы тогда долго говорили. Новостей было много, мир трясло, в 2011-м все еще обсуждали последствия прошлого финансового кризиса, революции на Ближнем востоке… Среди прочего он рассказал, как ходил в суд. Начал рассказывать какие-то детали юридические, которых я не знал, а потом о своей идее — сделать ресерч, походить в суд как сценарист. В судах разыгрываются такие драмы! Мне показалось, что это может быть интересно.

Мы тогда решили, что я буду платить ему 15 тысяч рупий в месяц (сегодня это примерно 15 тысяч рублей — прим. ред.), чтобы ему было, что есть, и чтобы он мог трудиться над своим проектом, ходить в суд, сосредоточиться на тексте. Главным в тот момент был текст. Я очень верил в Чайтанью, он просто невероятный человек, и дал ему возможность написать этот сценарий. Это отняло год.

— И что было дальше?

— Потом он мне сказал: «Готово», — и я прочитал то, что получилось. И мне показалось, что это невероятно смешная черная комедия. Я же знаю автора, работал с ним, и поэтому мог представить, чем эта история о самоубийстве ассенизатора может стать на экране. Закончив чтение, я тут же позвонил ему и сказал: «Чувак, это так круто! Я хочу участвовать. Не знаю как, но, может, я мог бы стать продюсером этого фильма. Или еще кем-то»… И взял месяц на раздумья, чтобы посчитать свои деньги. Такой был момент в жизни: хотелось сделать что-то важное именно для себя, что-то. во что я был бы вовлечен полностью. Я ведь актер, а актеры обычно приходят на проект, когда почти все уже расписано и решено. Они приходят на прослушивание, чтобы выяснить, подходят или нет под готовую схему. За свои деньги мне хотелось сделать что-то, что резонировало бы со мной. Речь не шла о том, чтобы вернуть вложения или заработать. Я был так наивен в тот момент. Ничего не понимал ни в копродукции, ни в том, как вообще работает механизм продюсирования. Я все надеялся на партнеров. В конце концов, у Чайтаньи был короткометражный фильм, фестивальный, он с ним ездил по миру. И я сказал ему: «Конечно, мы найдем деньги, ведь у нас такая тема! Этим никто не занимался!» Сам я хотел стать одним из инвесторов, пятьдесят на пятьдесят, думал: потом придут другие люди, и все как-то решится. Как-то получилось убедить и себя, и Чайтанью. Я говорил, что все можно сделать за 200 тысяч долларов. Хотя, конечно, это чушь собачья. Сметы растут постоянно. Я же учился на экономиста, у меня и отец был экономистом… Но помимо этого понимания во мне жило и другое знание: в Бомбее есть масса историй о том, как продюсер обещает режиссеру что-то, а потом режиссер ждет годами. Ждет и ждет, пока в один ужасный день не умирает… Это нечестно.

— Эстетика фильма гиперреалистичная; вашу историю можно назвать документальной?

— Конечно, мы обращались к документальному материалу. К документальным фильмам о протестах маратхи. Наш опытный оператор Мринал Десаи, кстати, много работал в документальном кино (но у него есть и игровой фильм Nainsukh, поставленный замечательным индийским режиссером, которого никто не знает — Амином Дутта). В Индии делают очень много самых разных фильмов, но «Суд» своей «документальностью» выделяется на фоне этого разнообразия. Традиционно индийское кино воспринимается в мире как «легкое». Оно строится на актерах-звездах, а в «Суде» нет ни одного известного актера. В Индии все обычно спрашивают: «Кто играет?» Кто будет смотреть судебную драму без звезд?

Суд. Реж. Чайтанья Тамхане, 2014

— Может, какие-то молодые зрители, которым нужно что-то менее традиционное?

— Да, вкусы, конечно, меняются. Интернет размывает традиции, но пока эта мутация не имеет критического значения. Перемены происходят медленно. Думаю, чтобы все действительно изменилось, нужно 20-30 лет. Должны вырасти другие люди. Чайтанья, кстати, нигде не учился своей профессии, он как раз человек из интернета, сам учился всему. И он единственный, кто мог бы снять этот фильм. Ведь у каждого фильма свои цели и свои потребности. Мы сняли «Суд» так, потому что этого требовал его сценарий. Другой сюжет и другая история потребовали бы другого подхода.

— А сама практика публичного музыкального протеста, показанная в фильме, — насколько это частое явление?

Такие концерты часто проходят в небольших сообществах, во дворах домов, на районах. Это часто полуимпровизированные представления. Они очень популярны. Программа зависит от тех, кто конкретно живет в этих районах и от их насущных проблем. В Бомбее все очень близко: высоченные современные здания стоят по соседству с лачугами бедных. К примеру, тот район, где мы снимали, был традиционно заселен людьми, которые работали на мукомольном производстве. Сейчас там уже ничего не осталось. На месте производства построили большие торговые центры, и люди сидят без работы. Нам было важно показать эту странную раздвоенность ландшафта, стык времен, на котором живет Индия.

У нас есть группа Kabir Kala Manch. Среди них есть совсем молодые ребята, по 19-20 лет. Они поют о тех, кого арестовывали и судили как раз из-за песен. Они говорят и поют о том, что не интересует обычные медиа. Но это те проблемы, о которых говорят люди. Некоторые из этих певцов, как и наш герой, годами живут под залогом, ожидая исхода своего процесса. Они выходят на сцену не для того, чтобы развлекать. Если вам интересно, то я рекомендую посмотреть документальный фильм Ананда Патвардана.

Мы очень искали актера на главную роль именно среди этих протестных поэтов и певцов, но никто нам не подходил. Кто-то прекрасно пел, но не умел играть перед камерой, кто-то был слишком стар, чтобы выдержать такое приключение как съемки. В итоге нашего героя играет издатель Вира Сатхидар. Он тоже политический активист, но не поет. Песни, которые вы слышите в кадре, исполняет другой человек. Честно скажу, я почти ничего не знал об этой культуре уличного протеста, пока Чайтанья не сделал свое исследование. Сам я из другой среды. Родился в Индии, но рос не в Бомбее, а в Сингапуре. Я просто актер. Но ведь в этом часть актерской работы: узнать то, о чем и понятия не имел, погрузиться в среду. Мне это нравилось.

— Твой герой тоже не из этой среды. Он такой буржуа-космополит: в магазине покупает красное вино и сыр…

— Да, он такой коммунист из лимузина. Борется за тех, кому плохо, но сам в полном порядке. Прокурор с судьей принадлежат к другому социальному кругу, и мы постарались это показать. Женщине-прокурору нужно кормить детей, думать о ценах в магазине, ей не до протестующих поэтов. Конечно, она не так свободна, как холостой адвокат из состоятельной семьи. А судья устал, он хочет в отпуск.

— А как ты попал в кадр? Пришлось, наверно, надавить на режиссера?

— У меня было прослушивание. (Смеется.) Все по-честному.

— Ты на экране заметно крупнее.

— Да. Чайтанья сказал, что я слишком молодо выгляжу. И мне пришлось набрать примерно 18 кг, отрастить бороду. А пока я толстел, Чайтанья все смотрел на меня и говорил: нужно больше, еще больше. Одновременно с этим я готовился к съемкам как продюсер и еще ходил в суд, чтобы посмотреть, как работают адвокаты. Говорил с ними, это было мое актерское задание. Понял, что все суды в Бомбее разные. Все зависит от судьи. Это он трактует закон. А большая часть индийских законов — наследство Британской империи. Некоторые статьи уголовного кодекса написаны специально для того, чтобы контролировать местное население, предотвращая бунты. Сегодня одни индийцы используют их против других.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить