Винни-Пух спешит на помощь
Давно ведутся разговоры о том, что в нашем современном кино — как «жанровом», так и «авторском» — мы, зрители, не узнаем самих себя. «Неузнавание» рождает раздражение. Винить ли в том безликое время, разложение общих смыслов на молекулы частных кодов или некую «кризисную ситуацию в отечественном кино» — не знает никто. Потому таким заметным оказалось появление режиссеров — автор «Свободного плавания» и «Сумасшедшей помощи» Борис Хлебников, безусловно, среди них — с обостренным чувством происходящего, способных или хотя бы пытающихся передать именно эту ситуацию распада адекватными ей средствами — на интуиции и догадках, при содействии особой наблюдательности.
Хлебников часто повторяет, что не стремится делать «социальное кино». И действительно, только слепец заподозрит его в таком стремлении. Существуя в отдельном сугубо авторском пространстве, «Сумасшедшая помощь» еще болезненнее проявляет искомое «узнаваемое»: рутинную агрессию одних, тоскливую заброшенность других, монструозность города, растерзанность связей, мутность ориентиров. Авторское пространство складывается в фильме из двух пластов — гиперреалистического и
Женю подбирает инженер на пенсии (Сергей Дрейден), творящий «добрые дела» так, как он их понимает своей нездоровой головой и большим сердцем, — ему, например, необходимо освободить замурованных в домах людей и прочесть тайное послание от уток на пруду. Инженер проговаривает стеснительные ныне вещи — и тем уже он удивителен: «Вы наша соседка, вы хорошая наша женщина», «Зачем тебе носки? Ты будь моим другом — и все мои носки твои», «Я ее люблю, и она меня любит. Мы лучшие папа и дочка на свете» и т. д. Жене поесть бы да поспать (Евгений Сытый, играя это желание, не просто убедителен, но и заразителен) — перевозбужденный инженер не дает ему толком сделать ни того ни другого, держа в постоянной готовности к борьбе со злом. Инженер — ребенок в своей неравнодушной кипучести, Женя — в беззащитности
и потерянности. Есть еще дочь (Анна Михалкова) — она на краю, она держится за внешний мир и пичкает папу таблетками, чтобы снять его осеннее обострение, но даже шапчонка ее — с помпоном и брошью во лбу — знак: она тоже ребенок, она — как папа. А таблетки могут лишь сделать папу несчастным раздражительным стариком.
С подачи самого Хлебникова героев сравнивают с Дон Кихотом и Санчо Пансой, Геной и Чебурашкой, Карлсоном и Малышом (инженер так и зовет Женю — «Малыш»). Сонный
Логика инженера и безоговорочно принимающего его правила Малыша
обнажается при игре в «детское лото»: что лишнее — пальма, береза, жучок или елка? Инженер сдвигает смыслы, но это не значит, что он дает неправильный ответ — он лишь расширяет границы возможных связей. Так и уверенность старика в том, что на микрорайон действует злобная сила участкового Годеева (Игорь Черневич), исходя из вроде бы выдуманных посылок, по сути оказывается верна. Линия Годеева в фильме обособлена, это беспросветная история
Мимо, едва бросая косые взгляды, идут люди. Только инженер мог бы броситься к валяющемуся на промерзшей земле мертвецу — но, увы, этот мертвец и есть он сам.
