Весна, лето, осень, зима и снова…
Сонный перрон, маленький вокзал с минорой на крыше, узкие улицы, сопки, тополя и еловые скверы, заборы, заброшенный парк, бронзовый скрипач на главной площади, стайка муз у филармонии,
Биробиджан — город, в котором можно снять модное ныне кино о провинции. Только новой драмы не получится. Не для здешнего мира это и не про него. Слишком мало четкости, определенности; этот край распускает мысли, как шерстяной свитер, и незаметно организует глазам расфокус.
Здесь продавцы дисков знают тебя в лицо, здороваются на улицах, растерянно и понимающе смеются,
когда спрашиваешь Ходоровски или Вармердама, обсуждают последние просмотры, комментируют поиски на полках хоть
В городе, где дорога от юга до севера занимает полтора часа пешком, а единственный кинотеатр носит патриотическое название «Родина», быть киноманом сложно, но увлекательно.
«Родину» я посещала целых три раза: в качестве первого можно посчитать все многочисленные разы в детсадовском возрасте (мама приобщала к прекрасному, но, увы, ничего не запомнилось); второй раз — вместе с родным
А еще в детстве мы с дворовой компанией ходили в нелегальный видеосалон, обосновавшийся в подвале бомбоубежища. Обстановка располагала «бояться вместе»: темнота, гулкие пустые коридоры, маленькие комнатки с телевизором и видеомагнитофоном, плесень на стенах, хромые стулья, кресла с продавленными спинками, из которых торчат пружины, и фильмы ужасов категории «В» с одноголосым переводом… Подвальная романтика, полезный для развития вкуса экспириенс. Годы спустя, с обращением в киноманы, появился отличный повод утешать себя: Тарантино тоже такое пачками смотрел, и каков эффект!
Сейчас бомбоубежище стало магазином с большой площадью, в котором успешно продают плазменные панели (не правда ли, в этом есть ирония судьбы?), а из дворовой компании медленно, но верно к киномании пришла только я, и путь этот был тернист и извилист. Откровенно говоря, до поступления в институт кино проходило у меня по ведомству «низкий жанр» (отдельное спасибо афише кинотеатра) и не вписывалось в сферу интересов. Я, как романтичная тургеневская барышня, читала книжки и писала стихи. Но пришел момент, когда лозунг «прочти пять романов Достоевского за неделю» сменился на «даешь десять фильмов за уикенд», виной тому — личная тройка эпохальных фильмов.
Холодное лето
Есть фильмы, которые нужно «прожить» в определенном возрасте: тогда они становятся событием на всю жизнь. Картина Питера Уира для девочки, в дипломе которой несколько лет спустя появится запись «учитель русского языка и литературы», была крайне своевременным, безупречным попаданием.
Вторым фильмом, изменившим мой взгляд на кинореальность, стал «Однажды в Америке» великого Серджио Леоне. Помните диалог героя Роберта де Ниро с приятелем? «Что ты делал все эти годы?» — «Ложился спать рано». Очень точно. Действительно, где дремали боги кинематографа, что я делала все эти годы? Слишком много смотрела — слишком мало находила. Серджио Леоне хитро улыбнулся мне, девятнадцатилетней, с той стороны экрана и объяснил, чего я жду от кино. Серджио стал «своим».
Вместе с красивой цифрой двадцать один в моей жизни вспыхнул еще один маяк — «Человек в футляре, человек в пальто и человек во фраке». В эту осень в духе импрессионизма в этот город, «знакомый до слез», в этот мир, где нет правил, зато есть душа, захотелось возвращаться. А неведомый режиссер сразу после финальных титров стал тем, с кем мечтаешь сидеть на кухне и пить чай.
Жребий был брошен: за прошедшие два года я посмотрела фильмов больше, чем вместила вся жизнь «до», и число их приближается к четырехзначному.
Да, с большим экраном дружить не всегда получается, ибо с
Каждое время года ассоциируется у меня теперь с моими кинематографическими каникулами в любимых городах.
Владивосток в марте — еще бескрайнее заснеженное пространство, со скользкими горками по дороге к дому, с невероятно прозрачным небом и ветрами, срывающими шарфы и дарующими температуру под сорок. Такой весной хорошо смотреть неспешные картины, где мир целен, а автор ироничен и мудр: «Утро понедельника» и «Охота на бабочек», «Пастораль» и «Истина в вине»… Мы пьем Иоселиани взахлеб, горячими глотками, как лекарство — в доме друзей, лежа на уютных огромных подушках на полу, почти не разговаривая в перерывах между фильмами.
С моими морскими друзьями мы познакомились на студенческом региональном конкурсе креативных проектов: прогуливали тренинги, колдовали с гофрированным картоном и шелком, сидели на ступеньках, забирались на крыши, безудержно хохотали все два дня напролет и даже организовали коалицию «против серьезности». Потом я уехала домой, и мы еще несколько месяцев (до первой встречи на каникулах) строчили друг другу километры СМС и электронных писем. Мы взрослели вместе: вместе смотрели Кустурицу и Дзефирелли, Тарковского и Эйзенштейна, учились различать жанры, отовсюду ворохами тащили цитаты и до сих пор склонны говорить на этой тарабарской смеси любимых фраз. Мы до хрипоты спорили — и даже два раза поссорились на всю жизнь, —
Каждое лето я снова приезжаю в город моря, ветра и бессонных ночей. В начале июня нахмурившийся Владивосток похож одновременно на Питер и Кубу. О
волны срываются вниз на парапете — «Cuba Libre»! Пьем коктейль в кофейне у моря. Хозяин — молодой мальчик в смешных очках, ставший уже приятелем, подает нам… огромную папку с неровной надписью «Авторское кино». Мы щуримся, тыкаем пальцем в названия, обсуждаем и в сотый раз просим включить на стареньком проекторе «Пролетая над гнездом кукушки, «Рассекая волны» и «Достучаться до небес». Такие разные, они объединены для нас морем, внутренней свободой, отчаянным желанием жить.
Мое утро в Москве всегда начинается с кино, почти каждый вечер им заканчивается — кольцевая композиция.
Весна, лето, осень, зима и снова весна. И снова кино в любое время года, в любом городе мира… Магическое «четвертое измерение» неожиданно роднит
с незнакомцами или отъединяет от родных и близких звенящим молчанием («ну как же ты не чувствуешь!»).
иначе. Сегодня я уже так не думаю.
Читайте также
-
Дело было в Пенькове — «Эммануэль» Одри Диван
-
Лица, маски — К новому изданию «Фотогении» Луи Деллюка
-
Высшие формы — «Книга травы» Камилы Фасхутдиновой и Марии Морозовой
-
Школа: «Нос, или Заговор не таких» Андрея Хржановского — Раёк Райка в Райке, Райком — и о Райке
-
Амит Дутта в «Гараже» — «Послание к человеку» в Москве
-
Трепещущая пустота — Заметки о стробоскопическом кино