«Все должно быть сказкой» — Вениамин Илясов о фильме «Эра»
В прокат выходит «Эра», открытая в прошлом году на «Маяке». С режиссером Вениамином Илясовым поговорила Милана Стояновска — о сравнениях с Альмодоваром и Муратовой, тяготах дебютанта и поисках актеров с хорошими зубами.
В центре сюжета — женщина по имени Эра (Марианна Шульц), которая переезжает после смерти матери в ее дом на высоком утесе вместе с сыном Андреем (Геннадий Блинов), прикованным к инвалидной коляске. Эра ищет «своего человека» в каждом встречном, пуская в свою жизнь и свой дом одного незнакомца за другим в надежде, что это изменит их с сыном жизнь к лучшему.
С чего началась работа над фильмом?
Я написал сценарий «Эры» в 2018 году, после чего у меня ушел год на поиски продюсера, а дальше мы стали думать о финансировании фильма. Процесс приостановился во время пандемии, и уже после нее мы зашли в съемки. А там монтаж, звук и прочее, и вот сейчас, в 2024 году фильм показывают зрителям. Прошло примерно пять лет: сейчас мне 30, а начинал снимать я в 26. Длительный получился процесс.
Я прятался за актеров и репетиции, а они — за меня и репетиции
«Эра» — мой третий сценарий полного метра, два первых ушли в стол. Писалось непросто, я говорил себе: «Вень, соберись, это уже третья попытка. Давай только опять не в стол, тебе есть что сказать! Закроем этот гештальт — ты будешь режиссером или нет?» Когда дописал сценарий, пришлось пройти многих продюсеров. «Эра» из рук в руки через Влада Наставшева попала к Ситоре Алиевой и редактору Анне Хадалаевой, которая, собственно и отправила меня на студию «Синетрейн».
Эта история вдохновлена моим воспоминанием из Грузии: там я увидел мать и сына и понял — вот оно! Встреча с ними все определила. А еще это история моей бабули и моего дяди. У дяди ДЦП, и бабуля всю жизнь о нем заботилась. Странно, что я с самого начала о них не подумал, а уже написав и сняв фильм, понял, что это про моих близких тоже.
Мы все равно делаем авторское кино, которое смотрит два с половиной человека
Личный опыт как-то помог в работе с воплощением написанного?
С Геной Блиновым [исполнитель роли Андрея — примеч.] мы долго изучали контекст и репетировали, он посещал хосписы, где много общался с людьми с инвалидностью. Если помните, Екатерина Гордеева [признана Минюстом РФ иностранным агентом — примеч.] делала выпуск с Иваном Бакаидовым. Оказалось, что он, как и Гена, живет в Питере, и они смогли встретиться. Иван посмотрел наш сценарий и подсказал Гене некоторые бытовые вещи, которые потом перешли в фильм.
У нас было очень много репетиций. Репетиции — это вообще моя любовь, они очень помогают. Когда появилась реквизиторская коляска, Гена садился в нее и мы ездили по Москве. Марианну я заставлял надевать туфли на высоком каблуке, чтобы она привыкала толкать коляску. И так мы катались по городу: я что-то снимал, актеры тренировались, а еще мы наблюдали за людьми, как нам открывали двери, уступали дорогу и так далее. Мы никого не разыгрывали, мы репетировали. Благодаря этому опыту появились определенные детали: например, зеркала бокового вида на коляске, или куча салфеток и пакетов, которые Марианне всегда нужны были под рукой, стакан с трубочкой, зонтик, яркие стеклышки в колесах. Я прятался за актеров и репетиции, а они — за меня и репетиции.
А как вы нашли актеров на главные роли? Для вас было важно, что это люди с театральным бэкграундом?
Да, я принципиально хотел найти актеров, чтобы не было никаких звезд и суперузнаваемых лиц, ведь мы все равно делаем авторское кино, которое смотрит два с половиной человека. Я искал от Камчатки до Калининграда, смотрел все театральные школы и институты (у нас туго с актерскими агентствами).
В поисках актрисы на главную женскую роль, я зашел на сайт БДТ и увидел Генку. Сразу подумал: «Ну все — глаза детдомовские, идеально». О Марианне вспомнила продюсер, они познакомились когда-то давно на одном фестивале. Я впервые встретился с ней в ресторане, дал ей салфетку и попросил повязать как косынку на голову. Она повязала и легко сыграла наивную дурочку, как мне и было нужно. Никаких проб не было, интуиция сама привела нас туда, куда нужно.
Пошел дождь и что, ждать пока он закончится? Давайте обыграем этот дождь
На роль Светки — героини в платье-фуксии, сначала перетендовала Ингеборга Дапкунайте. Она сказала мне: «Веня, я вам верю, давайте поработаем вместе». Это было неожиданно. Но буквально на следующий день состоялись пробы на эту роль и пришла другая актриса — Юлия Бружайте. У нее в фильмографии только что-то в духе «труп в сериале „След“», она бывшая балерина, рисует… Пришла на пробы в костюме русалки и покорила меня одной вещью. Я спросил: «Юля, вы что, курите?» На что она ответила: «Конечно, я же женщина». Все сразу встало на свои места. Все наши актеры — птицы-фениксы, которые подписались на страшную авантюру просто потому, что я поверил им, а они мне. Еще были Алена Бузылева («Табор уходит в небо»), Светлана Смирнова («Чужие письма»), сцены с которыми я был вынужден вырезать, и Сергей Колтаков, который прочитал сценарий, согласился, но судьба распорядилась иначе…
Есть ли что-то, что актеры сами привносили в свои роли, или вам было важно, чтобы они следовали букве сценария?
Сценарий — это основа, фундамент, на котором ты строишь дом. Но с другой стороны, это такой живой организм. Так что не стоит вставать в позу, чтобы актеры говорили букву в букву вплоть до каждой ремарки. Пошел дождь и что, ждать пока он закончится? Давайте обыграем этот дождь. Искусство искусством, но есть кинопроизводство и надо включать голову, быть гибким к непредсказуемым ситуациям на площадке. У нас половина отснятого — подготовленная импровизация. Что делать, если прямо в процессе ты понимаешь, что дубль по сценарию мы выкинем, а импровизацию возьмем в монтаж? Не идет у актера этот текст, может он просто промолчит?
Кино само по себе не терпит натурализма, оно искусственно, иллюзорно, оно должно быть даже примитивным и наивным
Марианна перенесла в фильм свой личный опыт ухода за людьми с ограниченными возможностями, она не понаслышке знает, что это такое. Гена общался с людьми с инвалидностью, которые помогли ему подготовиться к роли. Он заметил одну интересную деталь — подушечки на подлокотниках кресел. Наши реквизиторы пришили такие подушечки, одну замусолили, а вторую оставили нетронутой, потому что у персонажа только одна рука двигается. Проблема была только с тем, чтобы из Гены, богатыря ростом 180 сантиметров, сделать слабого подростка. В этом нам помогли флисовые рубашки и кресло, в котором он будто утопал и становился не собой. Мы через многое прошли с актерами, и я понял, что они со мной пойдут куда угодно. Даже не хочу вспоминать все, через что мы прошли. Это был ад и это был рай.
Такая самоотверженность в работе дорогого стоит…
А таких видно сразу. Вот искали мы актера на роль, которую в итоге исполнил Федор Лавров. Оказалось, что найти мужчину 45-50 лет с хорошими зубами, чистой кожей и без следов пагубных привычек — очень и очень сложно. Эпоха девяностых сильно повлияла на то, что этот сегмент актеров во многом провален. Иногда при актере вроде все есть — внешние данные, голос нужный, но внутри нет стержня и сомнения. Я проверял это довольно легко: на пробах задавал неудобные вопросы или предлагал сделать в кадре что нибудь некомфортное. Кто начинает задавать много вопросов, с теми ничего не сложится. А кто готов взяться за актерскую задачу, с тем можно сделать многое.
У вас были другие варианты сценария? С другим финалом или героями?
Да, потому что всегда должен быть люфт на случай, если все пойдет не по плану. У нас было снято два финала: Андрей исчезает на берегу обрывистого берега, то есть заканчивает жизнь самоубийством, либо Эра, вырываясь из круга танцующих, бежит вдаль по бесконечному полю, думая, что сын уехал от нее.
Что творилось на съемках финальной сцены, это отдельная история. К нам приехали семьдесят человек из таджикской диаспоры, которым нужно было танцевать и радостно толкать Марианну, не выпуская ее из этого неразрывного метафорического и буквально невыносимого круга. Они так вошли в раж, так стали терзать ее… В этом было что-то первобытное, у съемочной группы просто пооткрывались рты. В итоге этот дубль не вошел в монтаж, потому что получился очень жестоким. Нам же нужно было сделать так, чтобы это было чуть наивно, чуть не по-настоящему. Иначе это было бы просто издевательством.
Назвали мелодрамой, разглядели какие-то отсылки к Альмодовару (я у него ни одного фильма не видел)
Нас упрекали, что все получилось надумано, натянуто, но у каждого свое кино. Я считаю, что кино — это миф, это легенда. Кино само по себе не терпит натурализма, оно искусственно, иллюзорно, оно должно быть даже примитивным и наивным. Мы же не разбежкинцы, чтобы рвать и метать, или как любят некоторые — если ты упал на сцене, то так, чтобы кровь хлынула. Все не так, все должно быть сказкой.
У вас были другие идеи, как назвать свой фильм?
Изначально он назывался «Тоска», без уточнения, где ставить ударение. В начале героиня берет пластинку Пуччини и слушает арию Тоски, приговаривая: «Смотри, Андрюш, тоска». Но в итоге рабочим названием сделали «Эру». Уже в процессе съемок я подумал, что должно быть либо «Эра танцует» или «Танец Эры» — это тоже поэтично. А потом оказалось, что название поменять было уже нельзя.
Для вас важна оценка вашей работы критиками, коллегами, зрителями?
И да, и нет. Я прекрасно знаю минусы фильма, знаю, что не вышло, и за это отвечаю. Конструктивная критика — это когда тебе говорят, что удалось, а в чем ты слаб. Но такой критики нет. Все больше похоже на вкусовщину. Назвали мелодрамой, разглядели какие-то отсылки к Альмодовару (я у него ни одного фильма не видел), сравнили с Кирой Муратовой только из-за того, что у меня снимался Жан Даниэль… Как воспринимать такое? Никак. Но смотрящему нужны ориентиры, он теряется без маячков.
Знаете ли вы, что будет с вашим фильмом дальше — фестивали, прокат, показы?
Об этом стоит только догадываться, пожелать фильму своей судьбы и белой полосы. Хотя, если мы играем в мистификацию, то лучше черной полосы, чтобы лет через десять была белая. Вот это интереснее, наверное, но я опять буду страдать. Мне главное, чтобы фильм увидели зрители, чтобы актеров снимали, чтобы были предложения. Чтобы Генке, Марианне, Юле, всем ребятам сказали: «А мы вас видели в этом фильме, хотим пригласить к нам». Вот это счастье. Еще лучше, если фильм не будут знать, не будут помнить, но актеров узнают. Назовем это бессмертием, но помним «уж сколько их упало в эту бездну».
Читайте также
-
Джульетта и жизнь — «Можно я не буду умирать?» Елены Ласкари
-
«Послание к человеку» — Что смотреть? Куда бежать?
-
Футурум-2024 на «Послании» — Опыты превращения в пыль
-
Денис Рузаев: «Неловко говорить, что в моей работе есть что-то сложное»
-
Дождь на станции Пупсянции — Пять мультфильмов «Окна в Европу»
-
Тост за бесконечность — «Филателия» Натальи Назаровой