Близкие контакты — Итоги XXII «Духа огня»
Что общего у милой перепевки советской киноклассики и научной фантастики про пришельца в соседнем дворе? Своими впечатлениями от фильмов программы недавно завершившегося фестиваля кинодебютов «Дух огня» делится Дмитрий Савельев.
Некоторое время назад Международный фестиваль кинодебютов «Дух огня», согласившись с общим курсом отечественной фестивальной жизни на экономию, отказался от привольных недельных (а то и с хвостом) сроков и уплотнился до нескольких энергичных дней. В этом году в связи с трагическими общенациональными событиями, случившимися ровно накануне открытия, рабочее время еще сильнее сжалось: первый день совпал с днем национального траура и скорректировал фестивальный календарь.
А если принять во внимание, что фестиваль, умещаясь ныне в четырех днях, в последние годы последовательно наращивал многообразие программ, сопутствующих традиционным основным международному и российскому конкурсам («Короткий метр», «Точка отсчета», «Жаль, что вас не было с нами», «Work-in-progress»), интенсивность их одновременного существования на нескольких площадках в феврале-2024 несколько зашкаливала. Приходилось выбирать — порой в ущерб полноте пейзажа, а что делать?
Без сбоев и неожиданностей, а они все же положены
В этом смысле своеобразным портретом 22-го «Духа огня» можно считать киргизский конкурсный фильм «Error 404» о буднях и тревогах молодого программиста. Правда, режиссер Тынчтык Абылкасымов, пытаясь за раз рассказать несколько историй в разных жанрах (психодрама, семейная драма, мистика, лав-стори), в них все же путается, и его авторские глаза разбегаются без пользы для художественного результата, которому он, однако, умеет придать неожиданный европейский вид. А фестиваль со своим программным многоголосием на короткой дистанции все же справился и был внятен.
Вылущивать какую-то магистральную тему из панорамы отобранных к показу картин — довольно лукавое занятие. Ну, можно, конечно, опираясь на общегосударственный статус Года семьи, присвоенный 2024-му году, попробовать настоять на том, что «мысль семейная» владела председателем отборочной комиссии Петром Шепотинником, Асей Колодижнер и их командой.
Фильмом открытия сделали «Ненормального» (реж. Илья Маланин) про непростые отношения больного одаренного ребенка (в разных возрастах — Елисей Свеженцев, Илларион Маров) и обуянного безумной созидательной энергией отчима (Александр Яценко), не просто поверившего, что страшный диагноз не приговор, но и положивший все силы на то, чтоб пасынок вырос в большого музыканта. Это, что называется, доброе и вполне неглупое кино о важном — в частности, о требовательности любви, которая, хоть и бескорыстна, но способна довести до кипения. Главным же его недостатком кажется мне предсказуемый ход рассказываемой истории, которая уверенно катит вперед к очевидному финалу через препятствия, расставленные сценаристом по всем выученным им правилам драматургии. Без сбоев и неожиданностей, а они все же положены.
Где Кира Муратова с ее экзистенциальными надломами и где белые кроссовки на пористой подошве?
Наур Гармелия: «Мы не могли жечь дома, как Тарковский»
В «Последней цене» (Россия, реж. Наур Гармелия) русская семья, живущая трудной жизнью в абхазской глуши, делает свой маленький бизнес на торговле фундуком. «Угол наклона» (Россия, реж. Анна Далингер, Станислав Фомичев) определят филиппинку няней в другую семью — московскую и безбедную. Наконец, взявший главный приз «Золотая тайга» фильм казахского режиссера Асхата Кучиничирекова «Бауырына салу» обращается к старинной кочевой традиции казахов, давшей фильму имя: родители сразу после рождения ребенка отдают его на воспитание старшей родне — в данном случае, бабушке. Традиция традицией, но по смерти бабушки 12-летний Ерсултан (Ерсултан Ерман) возвращается к родителям, которых толком не знает, и его драма мучительного обретения близких занимает автора больше всего.
В общем, коллизии семейной жизни были представлены в Ханты-Мансийске во всем их богатстве — национальном и психологическом. При этом ни у кого же не повернется язык объявить таковые коллизии редкими гостями артхаусного кино. Оно очень часто про это.
Так что все же не считаю нужным постулировать главную тему программы прошедшего недавно фестиваля, и отборщики «Духа огня», я уверен, не брались эту линию непременно прочертить.
Зато им явно близок принцип «витрины», когда-то мудро выбранный для себя Ириной Рубановой, собиравшей фильмы для «Кинотавра» в его первой жизни. Когда стремишься предъявить общую картину во внутреннем конфликтном разнообразии и доступной полноте: чтоб каждой твари по штуке, чтоб каждой приправе — место в общей похлебке. Этот разумный принцип был положен со всей наглядностью в основу российской программы — а именно на русском «Духе»-2024 я и сконцентрировался по причинам, с которой начал.
Ребята, выбросьте секундомер, сверим часы
Выяснилось, например, что молодые питерские режиссеры Ася Олешкевич и Влад Краснослободцев, снимая при мощной поддержке сценаристки Анны Петровой в середине наших двадцатых своего «Лапина», с удовольствием пребывали в плену обаяния советского школьного фильма семидесятых и ранних восьмидесятых — в диапазоне от всем известных лучших образцов до какого-нибудь «Лидера» по сценарию Даля Орлова, если кто-то, кроме меня, такое помнит.
Тинейджер Валя Лапин (Михаил Иванов) после размолвки родителей перебирается с мамой по не вполне внятным обстоятельствам в городок ее детства, в то время как папа оказывается в Канаде, и сын к нему рвется, конфликтуя с мамой. Здесь прорывается далекий голос сценаристки Натальи Рязанцевой, хотя никакой Канады у нее в «Долгих проводах» по определению быть не могло. Не могло там быть и кроссовок, о которых мечтает Лапин и прибытия которых в канадской папиной посылке напряженно ждет. Потому что где Кира Муратова с ее экзистенциальными надломами и где белые кроссовки на пористой подошве? Хотя как раз в шестидесятые-семидесятые они напряженно волновали лапинских ровесников своей недостижимостью. Но делать сегодня из них заграничный объект страстного вожделения? Помилуйте. Увлечение героя бегом на школьных дистанциях? Ребята, выбросьте секундомер, сверим часы.
Если же не монологи — то привычный гур-гур о чем-то житейском в стиле «док»
«Лапин» аккуратно помахивает рукой «Розыгрышу» и «Чучелу» (травля одноклассниками новичка), не забывает и про «Пацанов» (физрук берет строптивого Валю под свою опеку и возится с ним все свободное время). В интерпретации последнего микросюжета чуть было не появился опасный намек на современность: отношения школьника и потертого учителя (Иван Добронравов) выстроены так, что еще немного, и непредвзятому зрительскому глазу, не говоря уж о предвзятом, открылась бы, о ужас, порицаемая нетрадиционность этих отношений. Но авторы, пройдя по краю, вовремя себя одергивают, обрывают на полуслове. В целом, храня советский школьный тон, они не изменяют ему и в финале, освещенном улыбкой главного героя. Однако глазастый дебютант Иванов умеет выразительно смотреть и молчать, иных существенных претендентов на приз за лучшую мужскую роль не оказалось, и он получил ее заслуженно.
Отдав из патриотических городских соображений изрядное место питерскому фильму, пусть и не самому удачному, обращу внимание и на другие, которые и впрямь — другие, причем каждый по-своему.
«Лиссабон» (реж. Светлана Филиппова) с точки зрения разработки упомянутой семейной темы занимает одно из центральных мест в фестивальной программе: расставание родителей, двое детей, один из них, сын, круглосуточно бунтует в силу возраста и остроты переживаемой драмы. В общем, трудности перекрестных внутренних переводов распавшейся семьи, погруженные в кружева черно-белой съемки. Здесь память о классике Муратовой с ее «Долгими проводами» присутствует уже не столько в сюжетном мотиве, как в «Лапине», сколько в художественном способе, в общей затейливой ткани, в ломком ритме. Насколько точно Муратова выбрала себе на главную роль Зинаиду Шарко, настолько же в мире «Лиссабона» безусловна Мария Смольникова. Другой вопрос — в какой мере близок и интересен вам сам придуманный режиссером Филипповой мир. Подозреваю, что кто-то будет пленен его изысканностью, а кто-то, напротив, раздражен намеренностью и жеманностью. Со своего берега готов понять тех и других. Но то, что сам этот мир существует, — непреложный факт.
Мир строительной индустрии — редкий предмет интереса для нового российского кино, в отличие от старого советского
То же относится и к двум самым радикальным, на мой вкус, фильмам российской программы: «Кубе, Марине» (реж. Константин Богославский, Россия-Израиль) и «Контактам» (реж. Дмитрий Моисеев).
Какими мотивами руководствовались именно израильские фонды, подключившие свои ресурсы к производству фильма, действие которого разворачивается на глубинной российской стройке, в чем увидели свой интерес — меня, конечно, занимает, хотя нынче интернациональные продюсерские конструкции бывают самые причудливые. Я выше написал про действие — и некоторым образом соврал, потому что никакое действие в привычном понимании в «Кубе, Марине» не разворачивается. По вполне условному поводу (какая-то пропавшая девушка, какая-то ее записка, которую надо обязательно вернуть ее возлюбленному, а прежде — его найти) некая Куба (Марина Ганах) разъезжает средь неприветливых пейзажей и беседует с разными людьми, причем эти разговоры сняты как статичные фронтальные монологи ее собеседников в робах или в чем-то другом без причуд. Если же не монологи — то привычный гур-гур о чем-то житейском в стиле «док». Справедливо утверждать, что мир строительной индустрии — редкий предмет интереса для нового российского кино, в отличие от старого советского (что существенного или мало-мальски заметного было у нас после «Магнитных бурь» Вадима Абдрашитова и «За Маркса…» Светланы Басковой, я и не припомню), но у режиссера Богославского этот мир именно что гостит в качестве антуража.
Вопрос — антуража для чего? Истории как таковой тут нет, она в намеке, и сам фильм является, скорее, обещанием фильма, эмбрионом, эскизом. В этом и заключается его радикализм вместе с оригинальностью, и если вы охотники до того и другого — вам сюда.
Абсурд в этом мире реально сверкает
Наконец, мой безусловный ханты-мансийский любимец — драма «Контакты». Считаю, что этот авторский фильм режиссера и сценариста Моисеева, как и прежде на внутреннем фестивале «Маяк», был недооценен, хотя актрисе (приятно, что питерской) Ирине Саликовой, которую вы можете помнить по короткометражке Игоря Поплаухина «Календарь», и достался, причем справедливо, приз за лучшую женскую роль.
Ее героиня — бывшая медсестра, чей подопечный — пришелец. Когда-то, в восьмидесятые, во время нашествия инопланетян на этот городишко, его выбросило с небес в сарай местной бабки. Та прежде повредилась головой из-за гибели сына в Афгане, приняла пришельца за вернувшегося сына, назвала его сыновним именем, а спустя годы померла. Зато пришелец, одновременно прелестный и отвратительный, выжил и содержится в темной лаборатории какой-то развалюхи, которая в оны годы была одним из нестоличных центров советской науки — надо полагать, космической.
Дальнейший пересказ фабульных обстоятельств был бы с моей стороны излишеством, хотя «Контакты» не детектив и не острым сюжетом сильны и хороши.
Как вы уже поняли, это мокьюментари. История погружена в очень подробный, плотный быт — грязный, темный, пыльный, обглоданный, засаленный — и сопровождена крутым научным аппаратом в виде титров-цитат, телевизионной хроники и проч. Абсурд, затеянный Моисеевым, в этом мире реально сверкает. А нежная сострадательная сердечность замордованной жизнью тетки к такому же несчастному пришельцу, беззащитному, исторгающему липкую черную жижу, превращает их обоих именно в семью.
Не к кому бабе притулиться.
Получается, от этого мотива мне в моих беглых фестивальных заметках было все же не отвертеться. Но «Контакты» не только про семью, они еще и про любимую родину, куда без нее.
Читайте также
-
Денис Рузаев: «Неловко говорить, что в моей работе есть что-то сложное»
-
Дождь на станции Пупсянции — Пять мультфильмов «Окна в Европу»
-
Тост за бесконечность — «Филателия» Натальи Назаровой
-
«Кривенько-косенько, как надо» — Федор Кудрявцев о своем «Ровеснике»
-
«Все должно быть сказкой» — Вениамин Илясов о фильме «Эра»
-
«Находить рифмы в совершенно непохожих фильмах» — Вадим Рутковский о «Новом движении»