Улыбка Кабирии
«Ее улыбка в финале. Самоубийственное сальто-мортале под куполом в мертвой тишине. Кажется, вот-вот сорвется». Сергей Николаевич об одном из ключевых образов Федерико Феллини.
Вот сейчас она улыбнется, и все кончится.
Вспыхнет финальный титр, означающий только одно — больше ничего не будет. Она уйдет вместе с теми, с другими, случайно заехавшими в кадр на мотоциклах со своими гитарами, песнями и девушками в цветастых платьях — беззаботной молодежью 57-го года — оставив нас в потемках окончившегося сеанса.
Чему она тогда улыбнулась, эта маленькая женщина с бездонными в пол-лица глазищами, эта малышка в носочках и перышках, сама как перышко, подхваченная ветром великой эпохи и выброшенная на наш экран вместе с другими италийсками дивами?..
СЕАНС – 7
Джина, Сильвана, Софи, Лючия… Боже, сколько их было! Шикарные, порывистые, страстные, с неправдоподобными бюстами и дублированными голосами. Словно только что вынутые из целлофана роскошные куклы позднего детства и ранней юности наших родителей! Теперъ, через тридцать лет, наши папы и мамы кажутся нам нищенками козеттами: так долго ходить мимо сверкающей витрины, так томительно и бессильно грезить о несбыточном счастье, чтобы в один прекрасный день получить из рук доброго дяди заветный подарок — Первый Московский кинофестиваль.
Вот тогда она им улыбнулась. И эта улыбка, помноженная на оттепель и «се си бон — это так хорошо», показалась обещанием бесконечной весны. В ее улыбке светилась надежда, как немного солнца в морской волне, приносящей издалека свою синеву и свой шум — на берег, где они стояли, завороженные зрелищем чужой, неведомой жизни. Впрочем, я что-то путаю: берег, море и волны были в «пороге» и «Сладкой жизни», которых им тогда не показали. А в «Ночах Кабирии» был бесконечный Археологический бульвар, где можно побродить в обществе нарядных размалеванных проституток. И сейчас в памяти стоят эти кадры, пропитанные жарким воздухом Рима, горячим, не остывающим даже ночью асфальтом, по которому цокают каблучки Кабирии.
Не хочу сейчас думать ни про общество, где все продается и покупается, ни тем более про ее профессию. Кабирия — циркачка, иллюзионистка, блистательно и смело отрабатывающая свои номера. Никаких усилий, никаких мук мхатовского перевоплощения, ни одной правдоподобной интонации — только блеск эксцентрики, только власть насмешливых умных глаз, только тончайшая игра ресницами и уголками губ.
Прощальный номер — ее улыбка в финале. Самоубийственное сальто-мортале под куполом в мертвой тишине. Кажется, вот-вот сорвется. Не может не сорваться — в пафос, в сантименты, в наигрыш. Но нет, не срывается. И только тушь размазалась по щекам: «Ну, что? Здорово я вас напугала?»
