Петр Лезников
Петр Лезников

Улицы разбитых фонарей


Все выглядит как будто натощак. Вдоль дорог тянутся бетонные заборы. На сотни метров вокруг — автомастерские, автомойки, ангары, гаражи, железнодорожные пути, заправки, пустыри, свалки металлолома, склады, фабрики. На берегу реки — причал, ржавые деревья. В пустом небе — чайка. С высоты птичьего полета все это должно выглядеть невыносимо красивым. Брошенный голый город, разбитый и разрезанный на куски улицами. Во второй части «Ворона» был похожий кадр.

Рисунок Василия Степанова

Бездомный вечер. Трехмерная компьютерная игра. Игра про конец света после чернобыльского взрыва. Здесь так тихо, что я слышу звук собственных шагов. Поднимая брызги, шелестят шины редких машин. Я всегда завидовал тем, кому есть куда ехать в такой час. Коридоры улиц, на которых происходят заказные убийства, накрыты небом — нет маршруток, но есть потерявшиеся трамваи и ларьки, в которых любая прозрачная поверхность заслонена товаром. Цепочка фонарей, которые чем дальше, тем ближе друг к другу, тонет в воздушной перспективе. На пустых перекрестках не в фокусе загораются и гаснут светофоры, меняя красный на желтый, на зеленый, на красный. В незакрытых проходных дворах — пункты приема бутылок и персонажи второго плана — старики, бедняки и пьяные, похожие на плохих актеров, изображающих пьяных. Краска стекает с отвесных фасадов, свободных от вывесок и стеклопакетов, мимо зарешеченных окон первых этажей в бензиновую пленку на лужах.
В глубине квартир горят разноцветные экраны телевизоров. В этом городе миллионы историй. Набухшая штукатурка и пыльные разводы на стенах подъездов. Кирпичи под отвалившейся краской и обвалившейся лепниной. Печальное очарование вещей. Красоты неснятых фотографий. (Декорации для фильма, который снимают в будущем, пытаясь воссоздать прошлое. Или наоборот — готовые декорации картины о довоенном времени.)

Почти каждая серия «Улиц разбитых фонарей» заканчивается городским пейзажем.

Рассуждая о поэтике руин, Дени Дидро писал Юберу Роберу:

«Все уничтожается, все погибает, все проходит. Непреходящ только мир. Длится в веках только время… Как стар этот мир! Мой путь пролегает между двух вечностей. Куда бы ни обратил я взоры, все, что окружает меня, возвещает мне о пределах и понуждает смириться перед будущим. Что значит мое мимолетное существование по сравнению с существованием этой надтреснутой скалы, этой размываемой водами долины, этого гнущегося под ветрами леса, этих глыб, нависших над моей головой и грозящих обвалом!»

И дальше:

«Руины производят столь большое впечатление из-за чувства бренности, которым от них веет. Эти властелины мира, воображая, будто строят на века, воздвигли себе пышные чертоги и предназначали их, безумцы, для нескончаемого ряда своих потомков, наследников их имен, титулов и богатств. Но от всех их построек, возведенных с таким размахом, потребовавших таких расходов, остались лишь развалины, которые служат прибежищем самым обездоленным и несчастным людям и приносят благодаря этому больше пользы, чем тогда, когда они были роскошными дворцами».

(Развалины как игровая площадка — мне вспоминается финальный кадр фильма «Стена».)

Ускользающая красота. Вечность, которая длится мгновение и заставляет думать о том, что внутри тебя переживет время. Тоска по месту, где никогда не бывал. То чувство, когда огни далеких окон режут сердце и думаешь о жизнях других. Типичная романтическая ситуация.

Об этом пелось в песне к «Бандитскому Петербургу».

В такой «Городок» мне хочется вернуться.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить