Аглая Чечот
Аглая Чечот

Цой жив


Цой — три ясных и летучих звука. Это имя легко скандировать на стадионах, удобно выкрикивать в толпе. Оно просится в рифму. Цой — спой. Цой — хой. Цой — с тобой. Цой — герой. Даже если под рукой мало краски, его можно без труда написать — кровью, пальцем, огрызком мела. Он везде: в тамбуре электричек, которые везут меня туда, куда я не хочу, на сиденьях троллейбусов, которые идут на восток. Поезда дальнего следования едут мимо стен почета и позора, заросших лопухами: «Жириновский — мудак», «НАТО — гавно», а Цой — жив.

Не всем везет с именем. Развесистая ягода «Борис Гребенщиков» растет в других садах, райских. Дикий сорнячок «Цой» — на каждом углу. И если топтать сапогами — не вытопчешь. Как и монголоидную, клейкую и въедливую, кровь не выведешь — у каждого третьего на подкорке. Пружинистым шагом спортсмена и праздного гуляки он вошел не куда-нибудь, а в Историю. А если бы заартачились — «Закрой за мной дверь, я ухожу». История всегда испытывает слабость к тем, кто поворачивается к ней спиной.

Цой показал красоту осязания и зрения самых простых вещей: дом стоит, свет горит, из окна видна даль… А еще печаль, ночь, сосны на морском берегу, высокая звезда в небе. Все это короткие слова и ясные предметы, как будто нарисованные китайской тушью на белом листе бумаги. Такую звезду не надо хватать с неба, потому что она светит и
в окно новостройки, и в окно хрущевки. Его ритм — вдох и выдох, его цвета — простые и насыщенные. Если кровь — то красная-красная.

Под Цоя прогуливали школу, Цоем мерили свою любовь, тоску и ненависть. Он был гостем кухонь и парадок, окраин и дворов-колодцев, одиноких похмельных утр и полных надежд вечеров. Той скорости и фанатизму, с какой в 90-е распечатывали и копировали его аккорды, мог бы позавидовать самиздат. Под песни Цоя восьмиклассницы теряли девственность, а восьмиклассники обретали страсть к музыке. Алюминиевые огурцы росли на каждом дереве, нужно было только подойти, и вот уже чудесные плоды сами падали тебе в рот. И сейчас за ним тоже далеко идти не надо — на каждой встрече выпускников кто-нибудь обязательно сбегает за расстроенной гитарой, у которой к тому же не хватает пары струн. Он приходит под самый конец праздников — когда из бара с мягкими диванами все перебираются продолжать в двушку на Обводном, когда на смену текиле появляется пиво «Степан Разин», а девочки меняют шпильки на тапки на манной каше. Если на то пошло, то все вокруг нас — это все еще Виктор Цой.

Завещав пачку сигарет, он cам улетел на самолете с серебристым крылом. Знатоки пишут, что улетел он в Японию, занимается там автомобильным бизнесом, и все у него хорошо.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить